Статус у каменных был точно ниже, поэтому те, кто о статусе заботился, свои каменные дома обкладывали облицовочным материалом: кирпичом, сайдингом или просто беленой штукатуркой. Голый камень выглядывал только там, где хозяевам на статус было плевать.

Таких тоже хватало.

На въезде с уфимского тракта дорога раздваивалась. Прямая широкая улица вела в центр. А узкая заворачивала направо и лезла в крутую гору, чуть не под сорок пять градусов. Вверху целые кварталы бараков пугали подъезжающих своими кривыми черными стенами. Бараки, кстати, были деревянными. Их в свое время строили зэки. Поскольку зэков и деревьев в те времена было не перечесть, жилфонд и оказался из сосновых кряжей.

Впрочем, не только почерневшие от старости и непогод бараки выглядели страшновато. Были такие же дома поменьше, частные, вдоль улицы, карабкавшейся в гору: с водой в колодце и сортиром в будке. Кроме перманентной нищеты, усугубляемой вредными привычками, здесь все могло мгновенно дополнительно усугубиться горным расположением, когда один дом нависает над другим, тот над третьим и так далее.

Один хороший ливень на вершинах – и со двора верхнего соседа может улететь к нижнему что угодно: от мопеда до содержимого выгребной ямы. Бывало, что и сам дом съезжал. Горы шутить не любят.

Район назывался Откос и считался неблагополучным. Кто сумел вырваться из привычной здешней колеи (хорошей учебой, мелким бизнесом или просто удачно «зашившись» от пьянки), старались перебраться в более престижные места.

Именно на Откосе обитала семья Гильдеевых. Здесь вырос Тимур, сюда привел свою юную жену Далию, отсюда же вывез на кладбище своих, тоже еще не старых, но выработавшихся и измученных спиртной отравой, родителей.

Вообще же в городке была традиция, что жена приходит жить в дом к мужу. Даже если этот дом по качеству сильно уступает родительскому.

Впрочем, про традиции можно говорить лишь условно.

У башкиров одни традиции, у татар другие, у русских третьи.

Жили, кстати, все дружно. По крайней мере, если кто кого недолюбливал, то уж точно не из-за веры или разреза глаз.

Сильно верующих особо не было.

Родителей Тимур хоронил с муллой, при этом в мечеть мог не заходить целый год.

То же касается и русских: церкви имелись, на Пасху были полны. В остальное время их посещали в основном богомольные старушки. Вот уж кто казался бессмертным: и при Сталине они были, и при Брежневе. Были и при Петре, разумеется, ведь именно в то время Урал активно заселялся мастеровыми людьми.

Теперь расскажем про вторую семью, важную для нашего повествования.

Наполовину русскую, наполовину башкирскую. Отец, Ишмурзин Радик Алиханович. Мама, Вера Ивановна. Разумеется, Ишмурзина – здесь редко оставляют девичью фамилию. Старшая дочка имела русское имя Наташа. Младшая – башкирское (и татарское) Алсу. Это красивое имя стало популярным после того, как одна его талантливая носительница стала популярной певицей.

Папа был известным человеком в городе.

Именно он последние четверть века рулил городской автобазой. Умный, трудолюбивый и, что принципиально, малопьющий. Такого оборота, кстати, в Белогорске не использовали. Если человек не уходил в запои и не срывался с катушек, то про него говорили – не пьет.

Валютных миллионов не скопил, однако все, что должен иметь уважаемый житель Белогорска, Радик Алиханович имел.

Пожалуй, этот «джентльменский набор» стоит перечислить.

Свой дом, капитальный, не новомодный коттедж, а старая огромная изба. Пять окон на одну улицу, три на другую. Рубил дом отец Радика Алихановича. А жить в нем без проблем смогли бы и его внуки.

Металлическая крыша. Внутренний двор асфальтирован. «Не эстетично?» – усмехнется столичный дизайнер.

Зато «дешево, надежно и практично»: особенно когда нужно выгребать снег после февральского снегопада, а такой снегопад запросто может идти неделю.

Из животных имелась корова, были на дворе и куры. Хлев, разумеется, был сложен из таких же мощных бревен, что и дом. Огромный, рассчитанный, наверное, на маленькое стадо. Однако времена действительно изменились, и двух из трех коров отвезли родственникам в деревню еще десять лет назад.

Что касается удобств, то умелый и со связями Ишмурзин сделал дом почти городским. Вот только центральное отопление в их довольно престижном районе не было предусмотрено. Поэтому, несмотря на разведенные по комнатам батареи, в целях экономии топили огромную печь. На ней же готовили еду, благо дрова в здешних краях были почти бесплатными.

Итак, отец семейства был шустрым и деловым и давно вошел в высшие слои местного общества.

Мама была доброй и заботливой, как ей и положено.

И очень-очень занятой, несмотря на то, что ни дня не работала по трудовой книжке. На ней дети, дом, живность, участок (как при доме, так и еще отдельно, за городом). Горничная стандартным укладом городка не предусматривалась.

А еще все горожане, работающие (брали отпуск) и неработающие, исчезали из города на две недели в июне и на неделю в августе. Сенокос, огород и малина.

Ягоду никто специально не выращивал. Ее, дикой, до черта было в горах, и у каждого имелось заповедное местечко. Малина душистая настолько, что просто с садовой не сравнить.

Оттуда и вывозили ведрами: на сушку, компоты, пироги, варенье. Бесплатно, с чувством глубокого удовлетворения, как говорил один из наших прошлых лидеров. Главное, с медведем не пересечься, зверь тоже обожал сладкое.

Вот теперь плавно переходим к дочерям, и далее – на финишную прямую нашего неторопливого предисловия.

Старшая – Наталья. Стройная, более-менее симпатичная. Аккуратненькая брюнеточка. И, однозначно, умная.

В лучшей школе городка (а где еще могли учиться дочки завгара Ишмурзина?) она была первой ученицей. Блестяще сдала выпускные и с родительского благословения укатила в столицу, поступив в престижный московский вуз.

Младшая, Алсу, любила сестрицу и одновременно слегка завидовала ей. Она была в семье как Золушка. Нет, никто ее родительской любовью не обделял. Просто так исторически сложилось: Наташка после уроков бегом на кружок или на дополнительные занятия, а Алсу, не проявившая никакой тяги к учению, – на хозяйство. Дрова принеси, печку протопи, золу потом вынеси, за огородом следи – ну точно, Золушка. Разве что не у злой мачехи, а у любящих и любимых мамы с папой.

Мама видела ее расстройство, жаловалась отцу, что, мол, как-то нечестно получается.

Радик Алиханович вызвал младшенькую в горницу и серьезно спросил: готова ли она пахать в науках так же, как сестренка? Если да, то он готов вызвать из деревни родственницу, помочь маме по хозяйству, освободив тем самым Алсу.

Подумала младшая дочка и отказалась.

Выносить золу ей не нравилось. Но алгебра с химией и историей нравились еще меньше.

Уж лучше зола.

Мама только улыбнулась отцову эксперименту. Уж ей ли было не знать свою кровинушку?

Если честно, Алсу давно интересовали только мальчики. Не в плохом смысле, она вовсе не была распутной девицей. Просто с седьмого класса, как образовались у вчера еще ребеночка тугие груди да круглая попка, Алсу готовилась к своему главному жизненному предназначению. И это точно были не алгебра с геометрией.

Мама против такого расклада не возражала. Она знала наверняка, что от дома, любви и деток тоже можно иметь полноценное счастье.

Уместно, наверное, сказать, что красоткой Алсу не была. Однако она была такая… слегка сдобная, что ли, и при этом крепко сбитая. Платьица предпочитала носить в обтяжку, и уже в старших классах на ней нередко останавливались мужские взгляды. Пышные, соломенного цвета, волосы лишь усиливали ее сексуальную притягательность.

Еще одной золушкиной обязанностью было носить домашние обеды отцу. Так уж принято в Белогорске: в ресторан ходили немногие, либо молодежь золотая, либо командировочные на местные предприятия – небольшие, однако союзного, как раньше говорили, значения…

Вот тут-то, на автобазе, и пересеклись тропинки дочки завгара Алсу и сына алкоголика Рината.

Живой обоюдный интерес был совершенно понятен.

Она – ренуаровская девушка, пышная, но абсолютно ничего лишнего. Да еще серо-голубые глаза с поволокой. И соломенная охапка волос.

В этой девушке все было настоящее, кровь с молоком, без сои и консервантов. А чуть-чуть выглядывающая из-под блузки крепкая белая грудь вызывала инстинктивное желание познакомиться с девчонкой поближе.

Он тоже не подкачал.

Невысокий, но очень физически сильный – не слабее отца в молодости, до пьянства, легко гнувшего подкову. Придя недавно из армии, парень не обнаружил своего выпускного костюма – тот был пропит. Поэтому Ринат щеголял в дембельском прикиде. Что не только не принижало парня, но даже делало его более крутым в девчоночьих глазах.

А еще Ринат печалился.

Не для того, чтоб впечатление произвести. Просто не отошел пока от той ужасной трагедии. Хоть и к мулле ходил, и на всякий случай свечку в церкви ставил. За упокой безвинно погибших.

Особенно было жалко ребенка. И зачем только пошел на кладбище? Так хоть лица не видел, а на свежей могилке была заботливо приклеена цветная фотография, спрятанная от дождя в полиэтиленовый файл.

Вот такого, печального, и встретила его Алсу.

Она, как Красная Шапочка в сказке, несла узелок с вкуснейшим домашним обедом. Только не бабушке, а отцу.

Пересеклись глазами, и, видать, что-то отложилось.

На обратном пути попала под дождь.

Поняла, что сейчас насквозь вымокнет.

Ан нет. К тротуару подкатил огромный грязно-зеленый древний ЗИЛок.

– Садись, подброшу, – сказал Ринат в незакрывающееся окно.

– Спасибо, – с удовольствием сказала Алсу и одарила парня теплым, многообещающим взглядом.

Потом он еще не раз подвозил девчонку.

Взаимная симпатия становилась все глубже, особенно после того, как Алсу узнала причину грусти бравого паренька. В общем, она его за муки полюбила. А он ее за состраданье к ним. И еще потому, что не полюбить такое светлое чудо естественной красоты было сложно.

Родители Алсу были категорически против.

Они вряд ли слышали слово мезальянс, но точно его не хотели.

– Сын алкаша будет алкашом, – в лоб убеждала дочку мама. – Ты хочешь быть хозяйкой в их доме на Откосе? – В городке это был самый неблагополучный район, и, конечно, Алсу не хотелось быть хозяйкой старого полуразваленного дома с дырявым сортиром на улице.

– От осинки не родятся апельсинки, – продолжал в том же духе отец.

Дочка же от обсуждения волнующей темы аккуратно уходила.

Она не могла бы поклясться на Библии или Коране, что безумно любит этого парня. Она просто созрела для любви, может чуть рановато по сравнению с подругами. Ей едва минуло восемнадцать.

А еще Алсу точно знала, что не хочет, как Наташка, портить зрение за компьютером да книжками. Хочет же она свой дом, мужа, ночных ласк и того, что за ними неизбежно последует: детей девушка любила всегда. И всегда жалела, что Наташка – старшая, а не младшая сестренка.

В общем, родители, проведя профилактические беседы, даже чуток подуспокоились: Алсу больше разговоров о Ринате не заводила, хотя он частенько подвозил ее до дома.

Оказалось, рано успокоились.

Все произошло в сенокос, когда полгорода брали отпуск: скотину держали очень многие, и в сене на зиму нуждались почти все.

Ни Радик Алиханович, ни Вера Ивановна так и не смогли понять, когда ребята нашли друг друга.

Вроде постоянно были на виду.

Мужчины косили, пока руки слушались. Женщины укладывали стога. Недолгие перерывы на обед, потом опять работа.

Солнце жарило, как в какой-нибудь Сахаре.

Вечером – искупаться в озере, выскочить обожженным ледяной водой и, доползя до летнего стана, плюхнуться на обильно подстеленное, душистое прошлогоднее сено.

Женщины еще могли перед сном немножко потрепаться. Мужики же, приятно измученные тяжким, но благодарным трудом, засыпали мгновенно.

Оказалось, что не все.