Девчушка влетела внутрь под стать прозвищу – одежда в разные стороны, многострадальная дверь настежь, пустая чашка, что дожидалась её, оказалась под столом, хоть и уцелела. Она запыхалась, ноздри раздувались, словно Иго неслась к нам через лес пару-тройку километров с важной-преважной вестью.

Примерно так и вышло.

– Де! Они здесь! Другие из Вотчины – Кеша видел двоих близнецов со стеклянными глазами! Я домой дунула, а Витька…

– Котя, – дед посмотрел на меня хмуро. – Пока ты тут, Иго в опасности. Во мне они не увидят никого, да и за тын не шагнут – не смогут. Но если тут будешь ты…

– Я выведу его околицей, к станции, де! – замахала руками Иго.

– Нет, ни шагу из пролеска. Дорогу на словах объяснишь, как деревню обойти – и мигом назад! – строго сказал дед и добавил, глядя на меня: – Всё, время тебе покинуть нас. И постарайся вернуться, малец. Не дай лиху себя угробить.

Глава 8

Бар, ставший в последнее время вторым домом, встретил меня привычной для этого времени суток картиной. Где-то шаркала по полу уборщица, негромко бубнил телевизор, а от стойки, за которой хозяин и одновременно бармен чуть ли не жил, словно бы в «Дне сурка», отошёл и направился к выходу очередной переговорщик от не очень понятливых, но очень настойчивых застройщиков. Одноэтажный бар в исторической части Питера – слишком жирный кусок, чтобы не попытаться его захапать.

Друг, несмотря на наверняка испорченное этим визитом настроение, встретил меня улыбкой в глазах, которую, впрочем, тут же сменил беспокойством:

– Ты точно в порядке? Ты какой-то… другой.

Митрич всё так же бубнил в «моржовые усы», а из рук не выпускал протёртый уже до невозможности дежурный стакан, который никому и никогда не ставил на стол. Видимо, нервничал. Я видел старого друга всего несколько дней назад, но казалось, будто прошла целая жизнь.

– Да всё хорошо, Митрич. К врачу ходил. Вот, на обезболивающих, но без костылька. Медленно, коряво, зато сам.

– М, – стакан издавал жалобное «гжм-гжм-гжм». – Я думал. Тебя эта. Ну. Помнишь?.. – я кивнул. – Странная она, Кость. Ты б с ней того. Не надо.

Порою он был ну просто архи-косноязычен.

– А я и не собираюсь, – заверил я, а сам посмотрел на Митрича.

Повисла неловкая пауза, ведь по телефону я предупреждал, зачем в этот раз заеду. Но он спохватился сам.

– А. Да. Это легко. Сколько надо-то?

– Сколько сможешь. Только я не скажу точно, когда отдам. Но, Митрич, ты ж меня знаешь…

– Знаю. Что с квартирой думаешь? – спросил он, исчезая где-то в подсобке. Он что-то ещё бубнил оттуда, но я не слушал. Моё внимание вдруг привлекла плазма на стене.

«…экологи продолжают работать под Литейным мостом, в то время как сообщения приходят практически со всех концов города, и всюду явление наблюдается под мостами. Большие чёрные пятна на льду похожи на розлив мазута, но, как уверяют в МЧС, недавнее падение в Неву автомобиля ни при чём. В местах бурения для взятия проб специалисты отмечают массовую гибель рыбы…»

– Во. Кость. Я могу занять тебе тысяч… – появившийся из подсобки Митрич пошевелил усами, держа в руках банковскую карту. – Сто. Сойдёт? Не помню точно, сколько здесь. Я ремонт хотел. Начать. Да тебе нужнее. Ремонт-то. Только ты это…

– Не-не, ты ж меня знаешь, Митрич. Если сказал: не пью, значит – не пью больше. Спасибо тебе. Была б Лена, поцеловала б тебя. А так…

Я перегнулся через стойку, пожал руку и обнял его.

– Натворили. Видал? – указал он в телевизор, резко сменив тему.

Я-то как раз видел. Взгляда отвести не мог, потому как прекрасно помнил и лысого, и что Литейный в его плевковом турне был первым и последним мостом одновременно. Интересно, ведь упоминал о ритуале… О том, что круг замкнут, или что-то в этом роде…

– Кость.

– Да, Митрич, ты не переживай… – немного рассеянно говорил я, убирая карту во внутренний карман.

– Наркоман этот. Который тогда тебя искал.

– Да их теперь таких… – я не договорил, поняв, наконец, что Митрич усиленно показывает мне на кого-то взглядом.

– Константин Родин?

Сногсшибательным бывает запах – перегара, например, или духов. Внешность бывает такой, это дело обычное. Но вот чтобы акцент… Немец был в чёрном длинном пальто, которое, судя по всему, отобрал у самого Нео, и в лёгкой чёрной же шляпе с серой полосой. На улице вовсю валил снег, и он прошёл вглубь пустующего бара даже не отряхнувшись, прямо в верхней одежде.

– Он самый, – кивнул я и развернулся, готовый ко всякому. Если и этот руки отрастить надумает, Митрич в стороне не останется. У него под стойкой бывавшая не в одной стычке бита.

– Прелестно! – просиял немец и, протянув пятерню, каркнул: – Рихтер. Ганс Рихтер.

Рука его была сухая, холодная, точно из могилы торчащая. Я поёжился и неосознанно обтёр свою ладонь о штанину. Лицо гостя было вытянутым и неподвижным, как маска, а когда он говорил, создавалось впечатление, что передо мной чревовещатель: губы едва размыкались.

– Будет позволено? – указал он на ближайший столик, и Митрич неуверенно кивнул.

Мы сели. Ганс, не прекращая тянуть улыбку-ниточку, снял заснеженную шляпу и аккуратненько устроил её на углу стола. Едва он сделал это, белые кристаллики на ней начали медленно таять.

– Я хочу сделать вам предложение, Константин, от которого вы не откажетесь, – самонадеянно начал он. – Какова ваша информированность относительно Игры Извечной?

Я раскрыл было рот, но Ганс остановил меня жестом – всё, мол, этого достаточно.

– Прелестно! Тогда это сократило нам время. Время, знаете ли, единственный невосполнимый ресурс!

Боковым зрением я видел Митрича. Старый бармен пялился в телевизор, у которого вдруг пропал звук и замедлилось изображение. Он вёл себя так, будто нас не было в баре. Или даже не так. Он вдруг превратился в механизм, в заводную куклу: взгляд погас, широкие плечи поникли, а лицо приобрело глуповатый вид, к тому же он почти не моргал.

– Он нас не видит, – дружески заверил Ганс. – Можете говорить любые непристойности!

Немец мерзко захихикал, прикрыв длинной ладошкой узкий рот. Смех его с лёгкостью сошёл бы за писк пары десятков помирающих от яда мышей. Я поморщился от отвращения, и тот резко посерьёзнел.

– Лига готова взять вас, Константин Родин, последний из рода Велес, под свою официальную опеку. Лига предлагает полную защиту от посягательств со стороны Вотчины, но гарантировать её может только на собственной территории. И потому вы вылетаете сегодня. Рейс Санкт-Петербург – Мюнхен. Ещё успеете на матч «Баварии»!

Я начал злиться. Во-первых, мало что понял из сказанного, а во-вторых, я очень, ну просто очень не любил, когда кто-то снисходительно-менторским тоном говорил мне, что делать и как поступать.

– А пиво будет? То самое, баварское?..

Лицо немца вытянулось ещё больше – он судорожно пытался понять, шучу ли я.

– Пиво – йа! И прямо на стадионе! «Бавария» играет с…

Настало время мне сделать жест «стоп». Ганс сделался очень недовольным – видимо, не привык, что и его могут так вот запросто заткнуть, но смолчал.

– Как ты, мил человек, вообще узнал, кто я? Как ты про род узнал? Ты же приходил сюда на днях, меня искал, верно? Я ещё ничегошеньки не знал об Игре, сущностях всяких, а ты уже меня спрашивал. Зачем я вам? Кто вы, твою мать?..

Снег на его плечах не таял. Он задумчиво стучал подушечками пальцев по столу, и дробь получалась настолько громкой, что можно было подумать, будто пальцы у него костяные.

– Всё просто, Константин, до безобразия. И прагматично. Вы – не обычный пробудившийся. Вы – кровный наследник давно поверженного, но не уничтоженного рода. Такое ещё случается, хоть и нечасто. И вам повезло больше, чем другим таким же, поверьте. Вами заинтересовался я. Когда и если придёт время, вы сможете повелевать Духом рода. А Лига желает иметь в своём арсенале его уникальные способности. Вы вырастите его для нас – мы поможем с этим. Все условия, Константин, будут созданы для планомерного выращивания Духа Велес. Это сложно, долго, но мы готовы.

И ещё, мы не верим в проклятье вашего рода. Логика: есть проклятье – нет вас! Но вы есть! Это же просто, как дважды два! И хочется заметить кое-что: полное возрождение рода невозможно, Константин, если вдруг у вас есть такие намерения. Чтобы вырастить Духа до его первых талантов, необходимо иметь полноценную иерархию! Как говорят у вас в стране, полный расклад. А Вотчина ещё в конце прошлого века подписала обязательство о недопущении возрождения старых родов. Всякий прямой наследник при пробуждении должен быть уничтожен. Да и вообще, Константин, – Ганс наклонился вперёд прямо, всем телом, будто лом проглотил, – ходят слухи, что грядёт новая война. Все видят: Вотчине осталось не так много. Многие хотят себе кусок её угодий. Даже Триада. Война неизбежна, и Колесо скоро пробудится – а там кто кому будет враг, а кому друг?.. Не лучше ли сразу быть на стороне победителей, м?..

– Лучше, – совершенно искренне ответил я, медленно заводясь. Ганс не понял, что я имел в виду совсем не то же, что он, и несколько воодушевился. Он запустил руку под пальто, смеясь по-мышиному из-под этой бескровной, неразмыкаемой улыбки.

– Прелестно! – заключил немец с видом, будто иного исхода нашего разговора и быть не могло. – Тогда прошу – вот. Это билет на ваше имя и загранпаспорт. А, да, ещё паспорт Российской Федерации. Ну, это так, в качестве перестраховки и скорее на память – вам он не понадобится в будущем.

– Настоящие? – я придушил злость, почуяв, что могу этого дракулу недоделанного использовать.

– Натюрлих! Вотчина пока не опомнилась, и вас ещё не ищут. Наши агенты позаботились, чтобы так всё и было. Информацией о пробуждении наследника рода Велес владеем только мы. Если кто-то будет вас преследовать в ближайшие сутки, знайте – это не Вотчина. Но в любом случае, сегодня же, сейчас же покидайте эту страну. Мюнхен ждёт!

– «Бавария» – чемпион! – выплюнул я первую пришедшую на ум чушь, чтобы хоть как-то унять злость, и сгрёб документы.

Ганс и в этот раз не очень понял, как ему следовало реагировать, и потому я опять наблюдал костлявую кисть у рта, которой он будто бы заталкивал обратно пытавшихся вырваться оттуда полудохлых пищащих мышей.

– Договор? – протянул он холодную руку.

– Договор, – ударил по ней я, как по мёртвому мрамору.

– Прелестно! Нас не должны видеть вместе.

– Лучше и не скажешь, Фриц.

– Ганс, – каркнул тот. – Ганс Рихтер.

Я покивал, теряя интерес к немцу, и принялся разглядывать паспорта. Насколько я мог судить, работа отличная. Был, конечно, шанс, что это какая-то подстава, и меня банально скрутят у стойки регистрации. Пять минут назад я бы ни за что не принял от какого-то незнакомца документы. Но дело стремительно менялось.

Дед не говорил мне про Дух рода… Что это за Дух такой? С другой стороны, чего от деда ждать-то. Он сразу попросил особо на помощь не надеяться. Чёрт подери, хотелось бы начать получать уже какие-никакие ответы, а не всё новые загадки!

Ладно, разгребём эти Авгиевы конюшни.

– Вынужден откланяться, – Ганс встал и элегантным движением надел шляпу. – Рад, что мы быстро пришли к пониманию. Время…

– Ты говорил уже. Прощай.

Немец опять улыбнулся одними губами. И на этот раз презрение скрыть не пытался.

– До встречи… последний из рода Велес.

Дверь бара глухо стукнулась, и Митрич ожил. Он что-то забубнил в усы, будто и не прекращал со мной говорить всё это время, многострадальный стакан в его руках опять издавал протяжное «гжм-гжм».

Если я правильно понял, Лига – это европейцы. Объединение всяких Борджиа и Ротшильдов с Бурбонами. Что ж, тогда плохо работает сраный Мюллер, потому как последним в своём роду я не был. Рано они списали со счетов патриарха, ох рано. Иго, конечно, членом рода не являлась, потому как не была ловчей. Но это уже формальности. Она своя.