В этом заключалась одна из особенностей вживленное мне магии. Расщепление происходило только на определенное количество времени, после чего было необходимо обязательно «собраться» назад. Если в момент, когда время истекло, я не оказывался рядом со своим клоном, он терял сознание. Соединиться тогда не представлялось возможным, а привести его в чувства было очень трудно. Один раз такое уже происходило, чудом привёл в чувство Колю с помощью инъекции глюкозы и кое-каких медицинских мероприятий, и мы с горем пополам соединились. Это было два месяца назад, и с тех пор я его не вызывал, опасаясь повторного инцидента.

– Через три часа буду, чтобы точно всё гладко было. Смотри, вот тут документы на инвалидность, а вот паспорт участка. Нужны списки всех нетранспортабельных, естественно выверяя по медицинской информационной системе их место жительства и прочие детали. Справишься? – проинструктировал я клона.

– Без проблем. Всё будет в лучшем виде, – кивнул Николай, присаживаясь за мой стол.

Я быстренько подхватил нужные вещи, направление на госпитализацию и отправился в стационар. По пути туда на меня накатили воспоминания о том, как я впервые получилось возможность призывать Николая.

Тот эксперимент, в который меня затащили, был рассчитан на пополнение армии. Проводила его частная организация и я не мог знать наверняка, против кого меня будут использовать. Слишком уж был высок риск оказаться иностранным агентом другой страны. Поэтому я сбежал.

Засекреченный магический поток, использовавшийся в этом эксперименте, вызывал дублирование каждой структуры человека, создавая его клон. В разработке проекта это должен был быть не один клон, а бесконечное множество. При необходимости человек расщепляется на целую сотню или тысячу солдат, а потом объединяется вновь. Причем в еде и воде клоны не нуждаются, а при должной тренировке время расщепления может быть около пяти-шести часов. Очень удобная система, правда что-то в ней пошло не так. Меня превратили в «овечку Долли», и получился только один клон.

Когда я уже сбежал из той лаборатории, мы с Николаем провели маленькое совещание и установили строгие правила.

Слушаться меня во всём, так как я в нашем странном тандеме главный. Носитель, так сказать.

Не разговаривать с другими людьми без острой необходимости.

Не распространяться о результатах эксперимента, и об эксперименте в целом. И многие другие.

Николай отдельно от меня представлял почти точную копию моей личности, обладал моими воспоминаниями и разделял мои стремления. Охотно занимался медицинской деятельностью, с радостью выполнял все поручения. Помимо медицины он обладал теми же интересами, хобби и вкусами. Пару раз мы с ним даже пробовали играть в шахматы, но партии длились часами и заканчивались ничьей, ведь играли мы одинаково хорошо.

Были между нами и кое-какие мелкие отличия. Например, Коля обожал гавайскую пиццу, которую я на дух не переносил. Ну не место ананасу рядом с курицей! Но таких мелочей было немного. В основном это просто копия меня, выручающая в мелких делах, когда возникала такая необходимость. В остальное время копия входила в спящий режим внутри меня и никак себя не проявляла, пока я не позову.

В раздумьях я добрался до стационара, который находился на одной территории с поликлиникой. В целом, мой родной городок был довольно небольшим по размерам, и на весь город вполне хватало одной больницы. Сложные пациенты на скорой помощи направлялись в областной центр, но большую часть патологий можно было решить и на нашем уровне.

– Здравствуйте, Михаил Анатольевич. Наконец-то вы к нам заглянули, – проворковала на входе в стационар Настя, молоденькая медсестра из терапевтического отделения.

Могу поспорить, она опять подслушала под дверью наш телефонный разговор с заведующей терапией и выбежала меня караулить. Такие «случайные» встречи происходили регулярно, когда у нас совпадали смены. В целом я ничего не имел против, Настя была очень красивой девушкой. Роскошные кудрявые рыжие волосы делали её чем-то похожей на средневековых ведьм, а модные хирургические костюмчики всегда выгодно подчеркивали точеную фигуру. Но из-за своей загруженности работой наше общение ограничивалось только вот такими короткими ничего не значащими диалогами, а после я всегда убегал по своим делам.

– Привет, Настя. Татьяна Тимуровна у себя? – улыбнувшись поинтересовался я.

– Да, ждёт вас в ординаторской. Хотела обсудить нового пациента, – кивнула Анастасия, забавно поеживаясь от зябкого воздуха. Да уж, успела замерзнуть на своем боевом посту. – А вы скоро домой? А то смена моя уже закончилась, а нам в одну сторону…

– Вряд ли скоро освобожусь, дел сегодня много, – был вынужден разочаровать её я. – Один разговор с Татьяной Тимуровной может на час растянуться. Так что побежал. В другой раз провожу, обещаю.

– Увидимся, – грустно кивнула Настя и пошла в сестринскую переодеваться.

Я же вошёл в ординаторскую, где погрузившись в чтение истории болезни сидела заведующая. В свои пятьдесят она выглядела очень хорошо, совсем не на свои года. Только темные круги под глазами и россыпь мелких морщин вокруг глаз выдавали в ней возраст и давнюю накопившуюся усталость.

В отличии от многих врачей, она старалась следить за всеми выходящими клиническими рекомендациями и новыми разработками, подбирая эффективные схемы лечения для многих случаев. Пациенты её любили, а коллеги – уважали и слегка побаивались за бурный нрав и строгое отношение ко всем правилам. Правда, ко мне это не относилось, с первого рабочего дня у нас сложись теплые отношения, и мы частенько созванивались и разговаривали на всевозможные медицинские темы.

– Михаил Алексеевич, направление принесли? – шуточно нахмурив брови, спросила Татьяна Тимуровна.

– Конечно, Татьяна Тимуровна. Сейчас оформим всё в лучшем виде, – подыграл я ей, протягивая необходимые бумаги на манер королевского канцлера, – что скажете про пациента?

– Полная атриовентрикулярная блокада, как вы и предполагали, – кивнула та, – уже созвонилась с кардиоцентром. Завтра отправим его на машине скорой помощи, место дают.

– Кардиостимулятор будут ставить? – уточнил я.

– Да, думаю проблем быть не должно. Кардиолог осмотрела, тоже согласна с этим мнением. Ритм по-другому не восстановить. Вот если бы он раньше к нам попал…

Кардиостимулятор – это устройство, которое имплантируется в тело человека для регулирования сердечного ритма. Строго говоря, это как маленький компьютер, который подаёт сердцу электрические импульсы, чтобы оно правильно сокращалось. При атриовентрикулярной блокаде работа сердца человека полностью разобщается, предсердия и желудочки сокращаются в разном ритме, что препятствует адекватному кровоснабжению организма. В таких случаях постановка кардиостимулятора – радикальный метод лечения, позволяющий сердцу восстановить правильный ритм и частоту сердечных сокращений. Конечно, для такой операции есть и ряд противопоказаний, но это уже определяет кардиохирург.

– Сыну сообщили? – поинтересовался я, просматривая историю болезни с выполненными за это время обследованиями. Даже эхокардиографию успели сделать, молодцы! Это важное обследование сердца, позволяющее оценить структуру и функциональность сердечной мышцы.

– Конечно, с его согласия же переводим. Чудной у него сын, всё рассыпался благодарностями в ваш адрес. Рассказывал, как вы отца с того света вытащили, – произнесла заведующая, со слышимой гордостью за меня в голосе.

– Вовремя успел, пешком сегодня по вызовам ходил, – ответил я без лишней гордости, уже погрузившись в чтение другой истории болезни.

Меня заинтересовала комбинация гипотензивных препаратов, назначенная пациенту с давней неконтролируемой артериальной гипертензией, поэтому я сменил тему – А препараты из группы сартанов вы здесь почему решили не назначать?

Мы тут же погрузились в обсуждение этого клинического случая, но нас резко прервала появившаяся в ординаторской медсестра.

– Татьяна Тимуровна, хорошо, что вы ещё здесь. Там Гришину плохо, – скороговоркой проговорила она, а потом увидела меня и добавила, – Михаил Алексеевич, и вы здесь! Здравствуйте, не заметила вас.

– Добрый день. Что с ним? – перешёл я сразу к делу.

– Боль в груди сильная, говорит невыносимая.

– Пойдемте к нему, – проговорила Татьяна Тимуровна, вставая с кресла, – только сегодня поступил, диагноз уже установлен. Хочу вас немного протестировать.

Я кивнул и первым вышел из кабинета. Мы прошли к шестой палате. В больнице недавно был сделан ремонт, поэтому палаты выглядели довольно-таки роскошно. Каждая рассчитана на четырёх пациентов, новые кровати, тумбочки и шкаф у входа для верхней одежды. Наша городская администрация не жалела денег на свой город.

На больничной койке у окна лежал худой мужчина лет сорока с резко увеличенным в объёме животом.

– Здравствуйте, меня зовут Михаил Алексеевич, я врач терапевт. Что вас беспокоит? – представился я.

– Грудь болит. Как будто сердце прихватило, сильно, зараза, – чертыхнулся мужчина, прижимая руку к груди.

– ЭКГ сняли? – обратился я к медсестре.

– Полчаса назад делали по списку плановых обследований. Никаких отклонений, – кивнула та, протягивая мне плёнку. Я просмотрел и действительно не увидел видимых сердечных патологий. Задал пациенту ещё несколько вопросов, и узнал, что боли бывали и ранее, но менее выраженные. Проходили самостоятельно спустя продолжительное время.

Быстро проверил пульс и давление пациента, окончательно отмел для себя сердечную патологию. Так, а ведь такие боли ещё и больной позвоночник может давать.

– Повернитесь ко мне спиной, – распорядился я. Затем провел пальпацию позвоночника, но выраженной болезненности тоже не обнаружил. Зато при осмотре обнаружил телеангиоэктазии –множественные мелкие сосудистые образования в виде звездочек на коже у пациента. В совокупности с увеличенным животом – скорее всего цирроз.

– Пьёте? – строго спросил я пациента.

– Раньше бывало…– замялся тот, пряча взгляд. Даже про боль на минуту забыл от стыда.

– Надо ФГДС сделать. На эрозию пищевода похоже, – повернулся я к заведующей, – на учёте давно с циррозом печени?

– Да, часто у нас на стационарном лечении находиться, тут вы правы. Но с диагнозом не соглашусь, это обострение грыжи грудного отдела позвоночника. Печень мы проверили, уже сделали ультразвуковое исследование органов брюшной полости, там всё без изменений. Биохимический анализ крови тоже, печёночные ферменты повышены, но не критично. А грыжа у пациента уже давняя, раньше грузчиков работал, – покачала головой Татьяна Тимуровна, до этого момента молча наблюдавшая за моим осмотром.

В принципе всё звучало логично, давняя тяжёлая работа, сопутствующий анамнез. Но сейчас я был в корне не согласен с заведующей.

– Позвоночник сейчас безболезненный, дело не в нем, – не согласился я, – надо звать эндоскописта.

Фиброгастродуоденоскопия – это обследование, позволяющее провести осмотр слизистой поверхности пищевода, желудка и части двенадцатиперстной кишки. Многие пациенты ошибочно думают, что ультразвуковое исследование органов брюшной полости может дать полную картину, а потом отказываются от неприятной процедуры «глотания трубки». Однако это абсолютно разные виды инструментальных обследований, выявляющие разные типы патологий.

– Юрий Владимирович уже ушёл домой. Вызывать его назад ради бессмысленного обследования не имеет смысла, – уперлась заведующая. Увы, такое иногда тоже бывало. Несмотря на все свои преимущества, Татьяна Тимуровна не любила признавать свои ошибки и очень остро относилась к критике.

– Это обследование является плановым у всех пациентов с циррозом печени. Его в любом случае делать. Да и наш эндоскопист живет буквально в паре кварталов. Так что не вижу смысла откладывать. Если я прав, любые обезболивающие только усугубят состояние пациента, – отрезал я, и обратился к маячившей в дверях палаты медсестре, – вызовите Юрия Владимировича.

Та кивнула и поспешно убежала к стационарному телефону. Татьяна Тимуровна хотела ещё что-то сказать, но у меня самого внезапно раздался телефонный звонок. Номер рабочего телефона из моего кабинета.

Так, видимо Николай.