– Всё, что вы мне рассказываете, конечно, очень интересно, но пока своими глазами хоть какой-то положительный результат не увижу, не поверю! – явно проверяет меня «на вшивость» Валевачев.

– Так какие проблемы? – нарочито театрально удивляюсь и развожу руки в стороны в понятном всем жесте. Провожаю глазами удаляющийся от нас ночной караул и возвращаюсь к разговору. – Насколько я вижу, ваши приказы выполняются с великим тщанием и очень быстро. Прикажите изготовить вот такую штуку и доставить её сюда.

Протягиваю простейший рисунок, над которым я вчера минут пять корпел. Как в дом к генералу приехали, в выделенную мне для отдыха комнатку ушёл и первым делом не на кровать упал, не умываться побежал, а в творчество ударился. После нашего совместного полёта предвидел продолжение бомбометания и фотографирования. Ну и нарисовал металлический кронштейн, который можно к кабине самолёта четырьмя шурупами прикрутить. На другом конце кронштейна можно прикрепить или камеру в боксе или подвесить бомбу. Защёлка самая простая, нажимного действия. Вставил в ушки чеку, зафиксировал предмет. Дёрнул за верёвочку из кабины, сработал или затвор фотокамеры, или сбросили бомбу. Смотря что подвесим, само собой. Да что я рассказываю, элементарная вещь, любому маломальски подкованному технически человеку понятна!

Генерал согласился, перепоручил адъютанту проследить за срочным выполнением заказа в артиллерийских мастерских. А меня в который уже раз принялся расспрашивать о том, какие именно я собираюсь строить самолёты. И когда, главное. Правда, перед этим распорядился публику от самолёта ещё дальше убрать. И, пока оцепление из полицейских выполняло распоряжение военного начальства, молчал.

– Мне же сначала училище закончить нужно, – напоминаю генералу о своём молодом возрасте.

– А ведь верно! – спохватывается Степан Прокопьевич. – Всё время забываю о вашем возрасте. Пока разговариваем, вижу перед собой знающего и умудрённого жизнью человека. Да, тут вы правы, без училища вам нельзя! Хотя есть варианты. Вы, к примеру, как к точным наукам относитесь?

– С превеликим почтением, ваше высокопревосходительство, – ни капли не приукрашиваю.

– Это правильно… – серьёзный тон генерала предвещает какие-то пакости.

Подобрался, приготовился…

– А как вы отнесётесь к тому факту, если я вас сейчас немного, самую малость, проэкзаменую?

– Положительно! – воскликнул. И постарался, чтобы в моём голосе энтузиазма было побольше.

А что я теряю? Да ничего! Если на все вопросы отвечу, то наверняка последуют какие-то преференции и предложения. В свете последнего разговора они не могут быть ничего не значащей ерундой. Ну а если срежусь, то тоже ничего страшного. Всё равно впереди вступительные экзамены. А они уж наверняка всяко посерьёзнее и пострашнее нынешних вопросов будут…

Что сказать? На кое-какие вопросы ответил с грехом пополам, где-то справился на «отлично», кое-какие вообще пропустил. Даже вполне прилично поговорил на французском и немецком, за что особое спасибо моим учителям! Насчёт тех, на которые так и не смог найти правильных ответов, поступил просто – пришлось признаться в недавних проблемах с памятью. Мне от такого признания не горячо и не холодно, а польза может большая получиться.

– Вы хотите меня уверить, что два месяца назад упали с крыши и потеряли полностью память? – удивился генерал. – Сколько вы лежали в постели, говорите? Неделю? Верится с трудом, что у вас были настолько серьёзные травмы. Ну да я не врач, спорить с поставленным диагнозом не буду. Учителей нанимали, самостоятельно занимались? Однако, согласитесь, за оставшееся до нашей встречи время просто невозможно восстановить такой багаж знаний. Нет, где-то вы хитрите, что-то утаиваете от меня. Ну да это ваше право.

Валевачев замолчал, задумался. Понятно, о чём, насчёт меня что-то прикидывает в уме. А я что? Думаете, переживал? Ни в коем случае! Чему суждено случиться, того не миновать, такой уж я фаталист. Стою смирно и жду, когда его высокопревосходительство соизволит из раздумий выйти.

– Хорошо! Принимаю вашу версию. Тем более всё это можно очень просто проверить. Когда, вы говорите, возвращается в столицу ваш отец?

– Как раз к моменту начала сдачи приёмных экзаменов в училище! – без задержки отрапортовал.

– Как только вернётся, прошу передать моё приглашение совместно отобедать у меня, – и тут же добавил, упреждая мой вопрос: – Он неоднократно бывал в моём доме, уточнять адрес не нужно.

– Понял. Обязательно передам!

– Передайте, князь, обязательно передайте. По приезду первым делом ко мне. Отказа и отговорок я не приемлю! Что же касается вас, – генерал положил руку на кабину, провёл кончиками пальцев по её некрашеной поверхности. – Можете считать себя принятым. Приёмной комиссии я скажу, что лично принял у вас экзамены по всем дисциплинам. Экзаменационный лист я заполню и попрошу Александра Фёдоровича передать его в секретариат.

– Благодарю, – ошарашенно проговорил. Ждал чего-то подобного, не скрою, но всё равно получилось очень неожиданно. И приятно, что уж там говорить.

– Не нужно благодарности, я выполняю свой долг. Слухи среди кандидатов, да и не только кандидатов, конечно, поползут, но вас же это не пугает? Нет? – увидел мою усмешку и тоже в ответ улыбнулся. – И правильно! Признаться, уверен, что вы ещё прославите наше училище своими изобретениями, и мы все будем гордиться, что когда-то в его стенах учился такой…

Валевачев и до этого пристально смотрел мне прямо в глаза, как будто в душу старался проникнуть, но тут на миг отвернулся, прервался, сделал паузу…

– Гений? – не удержался, попытался шуткой разрядить ситуацию.

– Может быть, и гений, – не принял шутки генерал. – Вам бы не в нашем училище учиться, а в Инженерной Академии. Но, к сожалению, какие бы великие надежды вы ни подавали, а под условия приёма им не подходите. Но не расстраивайтесь, отучитесь у нас два года, выберете минимальный ценз по выслуге, и я лично буду ходатайствовать перед Евграфом Семёновичем о вашем к ним зачислении…

Говорили мы ещё много о чём. В основном разговор шёл об авиации, очень уж понравилось Степану Прокопьевичу на самолёте летать. Кстати, между делом из артиллерийских мастерских приехали на пролётке два нижних чина, привезли наскоро, но очень аккуратно выполненный кронштейн-треугольник с простейшим механизмом сброса. Тут же унтера по месту его подогнали, прикрутили к кабине с правой стороны чуть позади дверного проёма, просверлили коловоротом отверстие в боковине, протянули шнур, подвесили имитацию бомбы, изготовленную из плотного брезентового мешка с песком, и проверили работу механизма сброса. Мы далеко не отходили, присматривали за всеми манипуляциями, генерал не удержался от соблазна, залез на пассажирское сиденье и лично несколько раз сильно дёрнул за шнурок. И правильно, ему же с этим оборудованием работать!

Заметно было, что остался доволен. Что и подтвердил тут же:

– И вы вот это за ночь придумали? Чтобы для меня демонстрацию провести? Замечательно! Просто замечательно! Обязательно укажу в рапорте об этом факте!

– В каком рапорте? – удивился я. Отвлёкся, потому что как раз разговаривал с мастерами о выполненной работе.

– А вы думаете, я с вами второй день по собственному желанию рядом нахожусь? Или мне больше делать нечего? – признался Валевачев, проверяя пальцами натяжку шнура сброса. Спохватился, что это несколько грубо прозвучало, и тут же поправил сам себя: – Вчера провёл продолжительный разговор с генералом от артиллерии, членом Государственного Совета Михаилом Егоровичем Альтфатером и доложил ему о вашем прилёте. А также обо всём, что вы мне предварительно продемонстрировали. Полагаю, что мой доклад тут же ушёл наверх, потому что утром последовал очень ранний звонок, и мне было предложено оказать вам всяческое содействие и провести все испытания, которые я сочту нужными.

– А как же перелёт в столицу? – растерялся я от таких новостей. Не ожидал ничего подобного просто.

– А какая вам разница, когда лететь? Полетите не сегодня, а завтра. И ничего не изменится. Столица подождёт…

Мысленно развёл руками, вздохнул, смиряясь с неизбежным, и согласился. А куда денешься…

– А за самолёт не переживайте, – заметил Степан Прокопьевич, что не понравилось мне, как кабину новыми отверстиями попортили. – Это уже не ваши проблемы. Главное Управление решило выкупить у вас ваше изобретение.

В первый момент несколько растерялся от такой новости. Собрался было отказать – у меня на этот самолёт столько планов! Он мне должен отличную рекламу сделать. Да вовремя одумался – реклама у меня и так будет замечательная. А самолёт нужно продавать, раз его готовы у меня забрать. Совсем недавно же голову ломал, где и как его хранить? А решение вот оно, само появилось…

Всё, что не делается, делается к лучшему. Избитая вроде бы фраза, а насколько жизненная…

Опасался, выдержит ли нагрузку возвратная пружина замка, а то генерал всё не останавливается, за верёвочку продолжает дёргать. Понравилось ему, как запорный штырь ходит. Но младший урядник со всей ответственностью тут же заверил, что у них в артиллерии всё надёжно.

Валевачев услышал и наконец-то оставил верёвку в покое, отошёл в сторону и даже руки за спину заложил, принял независимый вид.

Заодно привезли и комплект колодок под колёса. Уже с привязанными к ним пеньковыми верёвками. И даже бобышки деревянные умудрились выточить, просверлить в них отверстия и привязать на свободных концах верёвок. А ведь я упустил этот момент, а они сообразили, додумались. Эх, мне бы таких в помощники, мы бы таких дел наворотили!

И внутренний голос тут же подвякнул: «вместе со всеми мастерскими!»

Как будто специально подгадал, подъехал и Александр Фёдорович с фотографом.

– К сожалению, нет у нас своей камеры, – ответил на мой невысказанный вопрос и передал фотографа в руки унтеров.

– А этим-то что здесь понадобилось? – поморщился генерал.

Оглянулся, а к нам кортеж из нескольких колясок подъезжает.

– Это кто? – спросил.

– Городской голова со свитой! Иван Васильевич Якшинский пожаловал. Да не один! Вон во второй коляске и председатель уездной земской управы с вашим адвокатом о чём-то горячо беседуют, – откликнулся Валевачев. И тут же начал быстро инструктировать меня. – Проснулись, сони. Вы, коли предложат их покатать, ни в коем случае не соглашайтесь! Если упрутся, отсылайте всех недовольных ко мне или сошлитесь на уговор с Главным Артиллерийским Управлением. Городского голову господина Якшинского я сразу возьму на себя…

Пока унтера возились с подгонкой крепежа фотоаппарата на те же проушины, то и дело отгоняя прочь суетившегося и постоянно лезущего под руку фотографа, адъютант вполголоса докладывал генералу:

– Не согласился продать, сукин сын! Как ни уговаривал, какие только деньги не предлагал, а всё зря.

– Почему? – оглянулся на суетящегося вокруг мастеров фотографа Валевачев.

– Так за новым нужно или в столицу ехать, или выписывать из-за границы. А это время! Уверяет, подлец, что за это время больше заработает, чем я предложил!

– Ну так предложили бы больше, – нахмурился генерал и покосился на остановившийся чуть поодаль колясочный кортеж.

– Никак нельзя, Степан Прокопьевич, – не стушевался офицер. – Деньги подотчётные. Статьи на подобную покупку нет, никак нельзя вам на себя такую растрату вешать.

– Хорошо, хорошо, понимаю. Всё вы правильно сделали. Но на следующий год чтобы такая статья у нас в расходах была! Сколько вы пообещали за аренду фотоаппарата? Кстати, снимки тоже он проявлять будет?

– А кто же ещё, – вздохнул адъютант и замялся, не стал отвечать, покосился на меня. Тоже мне, нашли секреты. – Кажется, они уже закончили? Нужно пойти принять работу. Князь, не отвлекайтесь!

Пошли и приняли. Залез в кабину, сначала сброс имитатора несколько раз проверили, потом камеру прикрепили на освободившееся место, затвором пощёлкали. Фотограф всё порывался в самолёт залезть, тоже в небо рвался. Да генерал его сразу осадил: