…В землянке командира дивизиона непривычно душно. Да и встречают меня здесь не очень приветливо… Капитан Боев, Семен Николаевич, воюет с сорок третьего года и неплохо растет. Но, получив под начало чересчур самостоятельного, кадрового командира с хорошими результатами (да в одном с ним звании!), он стал излишне волноваться, что его подсидят… Ну а как же не волноваться вчерашнему рядовому артиллеристу, окончившему краткие командирские курсы после ранения, когда под его началом оказался такой «красивый» я с полноценным артиллерийским училищем за плечами? К тому же воюющий с 1941-го года! Пусть два самых тяжелых года этой войны и пришлись на партизанщину, но все же…

– Здравия желаю, товарищ капитан.

Я сухо поприветствовал командира дивизиона – неприязнь у нас вполне взаимная. Ну а как еще мне реагировать на тот факт, что опасающийся за должность командир ставит моей батарее самые тяжелые, опасные задания?!

Лишь сухо кивнув в ответ и даже не предложив присесть, Боев официальным тоном произнес:

– Товарищ капитан, поступил приказ о вашем новом назначении.

Мне осталось только хмыкнуть:

– Он поступил до того, как моя батарея получила задачу подавить два закопанных в землю панцера, или уже после?

Капитан пропустил мою подковырку мимо ушей, положив на стол завизированный подписью командира полка приказ. И прежде чем я успел с ним ознакомиться, Боев уточнил:

– Вас переводят в часть, направляемую из Германии на Дальний Восток. Предстоит новая война с милитаристической Японией, а там такие опытные командиры «сорокапяток» на вес золота. Поздравляю с назначением.

Я стиснул зубы от ярости, едва удержавшись от того, чтобы не втащить капитану по морде. Как же, поздравляет он! Наверняка ведь сам подсуетился насчет перевода, мудак! Хотя интонации были совершенно нейтральные, издевка в последних словах Боева читалась легко… Словно почуяв мое настроение, командир дивизиона быстро заговорил:

– Это не просто перевод, это перевод с повышением для вас, товарищ капитан. Обещают должность не ниже командира дивизиона! Кроме того, война с Японией сложной не будет, а для «сорокапяток» там целая прорва целей. В конце концов, у японцев нет сильных танков с крепкой броней! Глядишь, успеете обзавестись заслуженными наградами…

Опять издевается, гад. У меня из всех наград только медаль «Партизану Отечественной войны» второй степени. Ну а как? В 1941-м успел побывать только в одном бою под Смоленском – хоть и в жарком бою. Затем ранение, окружение, партизанский отряд… С начальством отряда все было тоже не очень ладно. На наши диверсии немцы отвечали казнями заложников, и, в конце концов, я начал уклоняться от участия в акциях партизан по любому поводу. Но медаль получил заслуженно: когда немецкие егеря вывели батальон карателей на отряд, мое орудие и хорошо натасканный расчет сумели прикрыть отход партизан.

Потом еще много чего было. Фильтрационный лагерь по выходе к своим, понижение в звании. Едва в штрафбат не загремел! Спасло осколочное ранение в последнем бою, оставленное миной «восьмидесяткой»… Новые бои, восстановление в звании, повышение до комбатра. Но на дивизион уже не поставили – клеймо окруженца… Зря только Боев волновался.

Были и представления к наградам, но их неизменно заворачивали. Явно не без участия непосредственного командира! Вот бы прямо сейчас съездить ему по морде! Нельзя. Подсудное дело, и в случае с Боевым не замнут – капитан наверняка поднимет шум.

С другой стороны, может, оно и к лучшему? После войны все домой хотели вернуться – только вот меня мысли о доме откровенно пугали. Ибо нет дома, точно знаю, что нет – сгорел после бомбежки. Семья? Так женой и детьми обзавестись не успел, родители же на письма не отвечают, как и братья… Что ждет дома – неведомо, а так хоть какая-то надежда, что живы родные.

Пусть и наивная надежда.

Может и прав Боев, и мне действительно лучше схлестнуться с японцами? У них до недавней поры танков с противоснарядной броней не было, М-42 такие за километр выбьет без всяких проблем, даже старая 53-К справится! А так будем участвовать в боях в качестве мобильного орудия поддержки пехоты, подавляя огневые точки врага. «Сорокапятка» – это ведь снайперская винтовка на колесах, и в этом качестве воюет всю войну…

– Есть перевод в новую часть!

Глава 5

Полнолуния ночь!
Даже птицы не заперли
Двери в гнездах своих.

Тие, 1703–1775

Переброска советских войск с запада на восток через всю страну только набирает обороты, но моей группе обеспечили все возможные условия: самолетами, в несколько пересадок, доставили до аэропорта Омска, оттуда спецвагоном до Читы, а уже там пересадили на поезд во Владивосток. Да не просто пересадили, а путешествуем мы словно какие министры! Чистое, представительное купе с мягкими полками, теплый свет абажура, белые накрахмаленные простыни и крепкий чай с лимоном от проводника по первому требованию. А за окном – глухая, дремучая тайга с ее разлапистыми елями, прохладой сосновых боров и быстрыми реками, полными рыбы. Отойдешь от железки метров на сто, и потеряешься, коли непривычен… А на станциях продают местные таежные вкусности: кедровые орехи, вяленую дичь и рыбу.

А уж что творилось, когда проезжали мимо Байкала! Я его впервые увидел – и, видимо, не только я, потому как весь вагон прилип к окнам. Настоящее море, спрятанное в таежных лесах, – берега не видать! Разве что далекие сопки на закате тонут в багровом мареве… Говорят, что вода в этом озере чистейшая, питьевая – на несколько метров в глубину все видно, словно на ладони.

Мы с бойцами заняли четырехместное купе, а соседями едут шишки из штаба. Даже граммофон из предпоследнего купе звучит! Видимо, трофейный. Смотрели товарищи полковники на нас с неодобрением, но лишних вопросов не задавали, понимая, что группа из двух офицеров и сержантов соседствует с ними неспроста.

– Всегда бы так, Вася! Настоящий курорт! – мечтательно протянул Сергей, оккупировавший верхнюю полку. – Не то что в Восточной Пруссии…

Меня аж передернуло.

По замыслу высокого командования, план Восточно-Прусской операции был прост и гениален: прорвать оборону противника ударами 3-го Белорусского фронта на Кенигсбергском и 2-го Белорусского фронта на Мариенбургском направлении и, развивая наступление, отрезать восточно-прусскую группировку немцев от основных районов Германии. Рассечь ее на части и последовательно уничтожить в нескольких котлах!

Но, как обычно, гладко было на бумаге, да забыли про овраги…

Немецкая группа армий «Центр» закопалась в завоеванную тевтонцами землю по шею и готова была лечь костьми за сердце Германии! Ведь Второй рейх был объединен под властью прусского короля, и военная элита что кайзеровской армии Вильгельма, что вермахта состояла именно из прусских юнкеров. Среди озер, болот, рек, каналов и лесных массивов были подготовлены капканы для наших войск. Немцы сделали все возможное, чтобы вписать ландшафт Восточной Пруссии в их оборонительные линии, используя все преимущества местности в инженерной фортификации! Уже на излете войны наши бойцы проложили путь к Берлину сквозь Пруссию – увы, неся далеко не малые потери. Достаточно сказать, что за время боев в Восточной Пруссии личный состав моей группы целиком обновился с учетом погибших, раненых и вновь вернувшихся в строй после ранений…

Факелами пылали наши и немецкие танки и САУ. Лицом к лицу сходились красноармейцы и зольдаты вермахта в яростных рукопашных. Немцам же хорошенько промыли мозги, и за свой дом они бились остервенело, ожидая, в общем-то, вполне справедливой расплаты!

Вообще-то за все то, что они сделали на советской земле, за убитых и изнасилованных жен и матерей, за погибших и казненных карателями детей, за разбомбленные до основания города и мертвые деревни, от которых остались лишь обугленные печи… За расстрельные рвы и ужасы концлагерей – за все это мы имели моральное право оставить после себя безжизненную пустошь на месте Германии! Иногда даже жаль, что советские воины столь непохожи на чудищ из геббельсовской пропаганды… Но, с другой стороны, расправы над мирняком превращают воинов в палачей, быстро разлагающихся и стремительно теряющих боеспособность.

Пусть живут простые немцы – и пусть помнят нашу милость и великодушие. Может быть, это когда-нибудь на что-то и повлияет…

– Да, не дай бог еще раз такое пережить!

– А может, лучше сходим послушаем граммофон? – поспешил перевести тему Леха. Его лучшего друга изрешетило из пулемета во время боев за Кенигсберг. – Только в коридоре. Не особо хочется лезть к полканам на глаза…

– Нет лучшей музыки, чем тишина, друг, – улыбнулся чукча.

– Ну и сидите как сычи, а я пойду.

Медик спрыгнул с верхней полки и скрылся за дверью. А Володя прищурил и так небольшие глаза:

– Думаешь, японцев разобьем легче, чем немцев, командир?

– А как же, – улыбнулся я. – Ты же с нами.

– Да-а-а… – протянул снайпер. – Повезло вам, конечно.

Мы дружно засмеялись.

– Чай, товарищи? – донеслось из-за двери.

– Спасибо, чуть позже, – отсмеявшись, ответил Володя.

– Легче или не легче, разобьем! Нет у нас других вариантов, дружище, – похлопал я товарища по плечу. – Да и можно самураев бить. Спроси вон Серегу.

Связист нехотя отозвался:

– Командир, ну что ты меня вечно спрашиваешь про японцев? Я дрался на Хасане, а там масштаб был… Вначале одна, потом две дивизии с обеих сторон в самые напряженные дни. Хотя поначалу-то вступали в бой отдельными ротами и батальонами… При этом у врага не было ни танков, ни авиации – по крайней мере, японцы ее особо не использовали. Вот год спустя на Халхин-Голе было куда тяжелее! Там развернулось сражение уже полноценных армий со всеми средствами усиления. Конечно, под началом Георгия Константиновича наши дали самураям по зубам, но и крови за то пролили немало…

Сергей сделал короткую паузу, после чего продолжил:

– Когда воины императора Хирохито захватили плоскогорье Баин-Цаган у монголов – наши тогда откровенно зевнули, – отбивать стратегические высоты Жуков бросил Одиннадцатую танковую бригаду, бросил с колес. А заодно монгольский бронедивизион и еще одну, уже нашу мотоброневую бригаду… Атаковали танки и броники без поддержки пехоты, потерявшейся в степи и подоспевшей ко второй половине боя. Понимаете? Там в основном «бэтэшки» были, БТ-5 и БТ-7, про броневики вообще молчу! Представляете, какие потери несли танкисты, и так очумевшие от двухсуточного марша по дикой монгольской жаре, летом? Броня же противопульная на «бэтэшках»! А у самураев хватало противотанковых орудий калибра тридцать семь миллиметров – собственная разработка, не немецкая. Полевые орудия по танкам работали, а там уже серьезный калибр, практически три дюйма. И лицензионные крупповские орудия, и разработанные на основе французской пушки Шнайдера, но с лучшей горизонтальной наводкой. Зенитные орудия опять же, противотанковые ружья – все по танкам! А простые солдаты кидались к бронемашинам с минами на шестах, бутылками с горючкой и даже взрывпакетами. И ведь удавалось им подбить наши «коробочки»… Хотя зачастую сами противотанкисты были обречены.

Сергей горестно вздохнул:

– Половину машин бригада потеряла в тот день! А потери наших и монгольских броневиков даже приблизительно неизвестны. Но главное, Георгий Константинович врага победил, добился стратегического успеха… Обильно заплатив за головотяпство штаба кровью танкистов. Были потом разбирательства – но смысл? Высоту нужно было брать, она господствовала над местностью и давала врагу возможность нанести сильный фланговый удар. И ее нужно было брать как можно скорее, пока японцы успели возвести только полевые укрепления, а не долговременные огневые точки с бетонными капонирами и дотами…

Мы со снайпером замолчали, отчетливо представив, что творилось летом 1939-го на плоскогорье Баин-Цаган. Но спустя некоторое время я решился прервать угрюмую тишину: