* * *

Было время, когда истории помогали навести в мире порядок. В детстве мне на ночь всегда читал Лоу, а не Коринна. Та считала сказки мещанством. А Лоу нравилось додумывать что-то от себя. Сказки братьев Гримм я узнала сначала в версии Лоу, а только потом в оригинале. Белоснежка и семь гномов превращались в кантри-бэнд, Золушку звали Cinderella^[35], а на ее балу танцевали персонажи из песен Дилана: «Наполеон в лохмотьях», «Дипломат, который носил на плече сиамскую кошку» и «Коринна, Коринна», которая после полуночи со звонарем из Нотр-Дама подметала «Улицу Опустошения». Позднее, научившись читать, я была страшно разочарована. Не Лоу, а скучными братьями Гримм. С тех пор я знала, что ко всем рассказам папы нужно относиться осторожно или, во всяком случае, с юмором.

* * *

Потом Коринне захотелось свободы. Мне было лет тринадцать. Достаточно взрослая, чтобы все понимать, но слишком юная, чтобы осознать. Они стояли в гостиной у стереосистемы и как раз делили пластинки, когда я вошла. Коринна сказала мне что-то вроде: «Я переезжаю, но буду жить недалеко, ты в любое время можешь прийти ко мне». Лишь увидев белое как мел лицо Лоу, я поняла, что случилось что-то плохое.

– Почему? – спросил он ее почти с мольбой.

– Сам знаешь, – ответила Коринна.

– Мы можем все обсудить.

– Мы двое – да. Но мы не одни. Рядом всегда есть третий.

Я испугалась, решив, будто я виновата, что они не могут поговорить друг с другом.

– Нет, ты ни при чем, – сказал Лоу и ласково погладил меня по голове. Мне было неприятно. Возникло чувство, что я не имею права здесь находиться.

– А кто? – спросила я, и Лоу посмотрел на Коринну тем странным взглядом, который всегда появлялся у него, когда они хотели поговорить о взрослых вещах. Коринна в ответ на этот взгляд промолчала, как молчала только тогда, когда он так смотрел. В остальных случаях она не лезла за словом в карман. Но в этот раз от меня было не отделаться.

– Кто третий? – спросила я, будучи достаточно взрослой, чтобы понимать: иногда бывает больше двух человек.

– Никто, – ответила Коринна и сообщила Лоу, что он может оставить себе «Битлз», если отдаст ей «Дорз». Не дожидаясь ответа, она сняла пластинки с полки и положила в открытую сумку, стоявшую рядом на греческом ковре. Я до сих пор помню лицо Джима Моррисона на обложке, ангельское и угрюмое, словно он бесстыдно пялился на меня.

* * *

Вечером, когда мы с Лоу остались одни, он разрешил мне смотреть телевизор сколько захочу. Но мне совсем не хотелось. Я хотела знать, кем был этот «никто». А Лоу, который наводил порядок в коллекции пластинок, не проронил больше ни слова. Затем он, словно желая отвлечь меня, сказал, что пора спать и что он почитает мне. Но я не хотела слушать истории.

Потом, лежа в своей комнате, я слышала сквозь прикрытую дверь, как он наигрывал на гитаре песню, которую Коринна забрала с собой.

This is the end, beautiful friend
This is the end, my only friend
The end of our elaborate plans
The end of everything that stands^[36].

Мне представилось, что он не один в комнате. Что с ним «никто», его beautiful friend.

И захотелось, чтобы у меня тоже был кто-то подобный.

* * *

Самолет накренился. В иллюминаторе был виден унылый городской пейзаж.

– Снимки из вашего путешествия с собой? – спросила я Лоу.

– Нет.

– Ты же обещал взять их.

– Я везде искал… Не помню, где они.

– Ты же ничего не выбрасываешь!

– Может, их Коринна прихватила.

Или он их и не искал. Я вспомнила, что уже в юности видела эти снимки. А потом забыла, как многое, что кажется неважным, потому что важным становится другое. Я подумала о пустом месте на стене в доме Коринны. Она не спрятала воспоминания, как Лоу. Она дала им место. Я была уверена, что ту фотографию она взяла с собой. Вопрос в том, почему именно фотографию с Марией. Хотела отыскать ее? Если да, то почему именно ее, первую любовь Лоу?

– Та фотография с двумя девушками… кто тогда фотографировал?

– Какая фотография?

– Которая исчезла.

– А-а. Там все время кто-то что-то снимал. У меня был даже снимок с битлами, вот бы найти его…

– Ты был влюблен в Коринну?

– В нее все были влюблены.

Я почувствовала, что мне не пробиться. Нужно было искать другой путь. Я откинулась на спинку кресла и повернулась к нему:

– Ладно, Лоу. Расскажи про Марию.

Глава 10

Все, что ему было нужно, это руль под ладонью и дорога под четырьмя колесами.

Джек Керуак

Тропа хиппи, 1968 год

Для начала нужно сказать, что снимок Марии и Коринны был сделан вовсе не в Индии. Водопад, похожий на райский, они обнаружили на сельской дороге. В Каппадокии. А может, в Иране. Или в Афганистане. Пейзажи расплывались, бесконечные улицы, названия городов. Большой Арарат, куда пристал Ноев ковчег, цветущие сады Исфахана, разрушенные дворцы Персеполиса. Высокие облака, ленивые полуденные часы, вид сквозь ветровое стекло, словно заезженная экскурсия в синемаскопе, под рев мотора и проникновенный голос Марка. Его грива трепетала на встречном ветру, а он распевал «Солнечный свет твоей любви»^[37], отбивая такт на руле. Дороги через богом забытые места, которые выглядели так, словно там никогда не ступала нога человека. Кусты, чертополох, шакалы. Жаркие дни и звонкие, холодные ночи. «Пенелопа» держалась стойко. Иногда Лоу высовывал голову в окно и смотрел, как «вращаются колеса»^[38]. Это зрелище завораживало. И когда ночью он закрывал глаза, колеса продолжали крутиться в голове. Тогда, чтобы наконец уснуть, он рассчитывал, сколько оборотов они сделают по пути в Индию, сотни тысяч, миллионы.

* * *

Коринна и Мария принадлежали к разным стихиям. Земля и огонь. Фотография, на которой они выглядели лучшими подругами, получилась случайно. Возможно, Марк как раз рассмешил их. Потом сунул Лоу в руки портативный фотоаппарат и прыгнул в воду. «Бомбочкой», совершенно голый. Он не стеснялся, в отличие от Лоу, который всегда был несколько скованным. Голым Марк выглядел еще красивее. Мускулистый, как греческий бог. И все же с Коринной ничего не получалось. Никто не делал первого шага. Возможно, существовал закон, согласно которому юный бог и юная богиня не могут быть вместе. Кто-то из них должен стать человеком, но ни он, ни она не хотели этого.

* * *

Когда Лоу наконец вошел в воду, ему тяжело было не сравнивать тела Марии и Коринны. У Марии грудь была женственнее, но Коринна излучала больше огня. Мария стояла под водопадом, прислушиваясь, тогда как Коринна радостно вскрикивала. Лоу показалось, что они находятся в разных водах.

* * *

После купания они насухо вытерли друг друга, затем парни отправились искать дрова для костра.

Марк толкнул Лоу в бок:

– Come on, ты ведь ее тоже хочешь!

– Бред.

Лоу поднял с земли сук. Над скалистым пейзажем веял теплый ветер.

Марк рассмеялся.

– Не ври хотя бы сам себе.

– Она, конечно, жгучая штучка. Но можно держать себя в руках, правда? Если не хочешь обидеть любимого человека. Этим люди отличаются от животных. А почему, собственно, у тебя с ней ничего нет?

Марк ухмыльнулся:

– Лоу такой Лоу. Сама преданность, готов на жертвы. Всегда высокоморальный. А на самом деле ты такой же эгоист, как и все. Просто не хочешь признаваться. А отличие от животных одно: в человеке больше свинства. Ни одно животное не воюет с себе подобными.

Лоу рассердился, но не желал спорить.

– Трахни ее, если тебе хочется.

– Может быть, – ответил Марк.

Он поднял сук. Потом еще один. Постучал ими друг о друга, рассмотрел, отбросил один.

Лоу не понимал его. Куда бы они ни приехали, все парни были без ума от Коринны. Они или клеились к ней, или слишком стеснялись, чтобы клеиться.

– Марк, она на тебя запала.

– Думаешь?

Лоу удивился, что Марк сомневается. Марк, избегая его взгляда, двинулся дальше, они дошли до корявого дерева, стоявшего у края дороги. Все ветви были увешаны трепещущими на ветру лентами. Одни уже выцвели и порвались, другие оставались свежими. Лоу мог лишь предположить, что это дерево желаний.

– Что ты загадаешь? – спросил Марк.

Лоу задумался.

– Ну же, брат! Загадывай желание!

Лоу снял шарф, чтобы привязать его к дереву.

– А ты? – спросил он, чтобы отвлечь внимание от себя.

– А мне ничего не надо, – ответил Марк.

Лоу не поверил ему. Он искал свободное место на дереве.

– Так не получится, – сказал Марк, забрал у него шарф и полез на дерево. Ветки гнулись под его весом. С ловкостью обезьяны он добрался до верхушки.

– Осторожно! – крикнул Лоу.

Марк привязал шарф к ветке на самой макушке.

– Вот. Надеюсь, желание было стоящее, – крикнул он.

Затем раскинул руки и, балансируя как канатоходец, расхохотался.

– Слезай! – крикнул Лоу.

Марк издал радостный вопль, разнесшийся по всей степи. Он живет в ином мире, подумал Лоу, куда простым смертным вход заказан. Живет жадно, ничего не боится. Он бы сунул голову в пасть тигра ради новых ощущений.

* * *

Женщины были нужны Марку только при пересечении границы. В их лифчиках он прятал гашиш. Обычно они вообще не носили лифчиков, надевали только у границы, где обыскивались автобусы хиппи. В Афганистане гашиш был не запрещен, но и не разрешен. В этой серой зоне таможенники могли изрядно потрепать нервы. Они вынимали сиденья, выбрасывали коврики, а если что-то находили, то конфисковывали паспорта и даже машины. Тогда можно было откупиться. Только к женщинам таможенники не цеплялись. Марк однажды даже продал наркотики полицейским. И сделал на этом неплохие деньги. Счастливчик. Гашиш был повсюду, отличного качества и баснословно дешево. За сорок марок можно было получить килограмм «черного афганца», который был гораздо лучше, чем то, чем торговали в Гамбурге. Черный и тягучий, как резина. Марк утверждал, что с ним не обкуриваешься, а ловишь кайф.

* * *

Коринна все время гадала по «Книге перемен». Чтобы определить, где лучше пересекать границу, можно ли доверять этим незнакомцам… или не пора ли сменить попутчиков. Лоу завороженно смотрел, как она рисует на бумаге шесть линий, прямых и прерывистых, а если бумаги не оказывалось, она рисовала на руке. Кожа Коринны вся была изрисована знаками, понятными только ей, – карта принятых решений. Она любила принимать решения. Для Лоу, который бесконечно взвешивал за и против, это было дико, но в то же время притягивало; она повсюду видела знаки – в форме облаков, в мертвых животных на обочине или песнях по радио. Для нее все становилось пророчеством.

– Считай про себя, пока я не скажу «стоп», а потом назови число!

Так Коринна решала, сворачивать налево или направо, делать остановку или ехать дальше. Она никогда не объясняла своих ритуалов и не жалела о сделанном выборе.

И все время выпадало так, что она оставалась на борту.