– Да уж. Поэтому, когда после экспертизы пули всплыло имя инспектора Цубакиямы, причастные даже не особо удивились. И представители СМИ, которые в курсе ситуации, тоже говорят, что всему виной их давний конфликт и раз погиб Кудзэ, то уж ничего не поделаешь. Но есть одна проблема.

– Какая же?

– Сам Цубакияма утверждает, что он невиновен.

Ну конечно! Поэтому Кацураги и пришел сюда, осознавая все риски по превышению полномочий.

– У меня один вопрос как от человека, ничего не понимающего в криминалистике: как можно по одним следам на пуле определить, кому принадлежит пистолет?

– В каком смысле?

– Следы на пуле. В стволе пистолета есть так называемый нарез. Даже если несколько стволов произведены на одном и том же станке, нарезы у них немного отличаются. Ведь так?

– Вот вам и ответ на вопрос!

– Однако я слышал, что сейчас нарезы делаются с помощью специальной оправки. При таком способе изготовления большое количество стволов оставляют одинаковые следы. Ствол пистолета, который нам поставляют, Sig Sauer P230, производится таким способом. Как тогда можно с уверенностью утверждать, что он принадлежит инспектору Цубакияме?

– Потому что только у его пистолета нарез отличается. Например, вы, Кацураги-сан. Вы же детектив из Первого следственного отдела токийского управления? Без учета тренировок, сколько пуль в год вы тратите?

– Примерно ноль. Даже при работе с опасными преступниками мне как-то ни разу не приходилось стрелять.

– Вот и я о том же. Это стандартное положение дел в японской полиции. А вот инспектор Цубакияма, похоже, в среднем использовал по четыре пули в месяц. Выражаясь языком криминалистики, при такой активности степень износа нареза огромна – по этой отличительной черте мы и определили, что это его пистолет. Хоть он и не якудза, так он мог наводить ужас на преступников, как настоящий военный.

– Здесь так часто бывают перестрелки?

– Да что вы! Мы же не в каком-нибудь старом фильме о якудза. В крайнем случае предупредительные выстрелы. Вот, например, в прошлом месяце была стычка «Корю-кай» и китайской мафии. Были риски, что шальные пули могут задеть гражданских, поэтому в самый разгар конфликта Цубакияма ворвался и неожиданно выстрелил в небо – ба-бах!

В памяти Кацураги всплыли моменты со времен их совместной работы в токийском управлении. Цубакияма – человек, который не стал бы просто так размахивать оружием, но у него не возникло бы и тени сомнения в момент, когда нужно надавить на подозреваемого.

– По правде говоря, конфликты среди якудза сейчас обостряются. После стычки в прошлом месяце были и погибшие и раненые, даже судмедэкспертов отправили на место происшествия. Обстановка там, конечно, была ужасная. В такой ситуации стрельба для острастки, наверное, вполне оправдана.

– Но представить, что инспектор Цубакияма направит пистолет в грудь своему начальнику… простите, я не верю.

– Поэтому позвольте сказать кое-что с позиции патологоанатома, – вмешался в разговор профессор Химэмура. – Я указал эту информацию в заключении о результатах вскрытия, поэтому, думаю, могу сказать и вам. У погибшего был рак.

– Рак?

– Рак поджелудочной железы, который, похоже, довольно быстро прогрессировал. Была уже третья стадия, и опухоль уже достигла аорты. Рак поджелудочной железы довольно быстро развивается, поэтому делать прогнозы тут сложно. И если пустить все на самотек, то жить останется всего пару месяцев. Тем не менее мы не обнаружили никаких следов лечения – ни операции по удалению опухоли, ни химиотерапии. И если опираться на этот факт, то… – Профессор Химэмура очень вдумчиво подбирал слова. – Это всего лишь предположение, но обычно на третьей стадии уже есть видимые симптомы и жалобы у больного. Он наверняка знал о своей болезни. Если бы в его личных вещах был хотя бы талон на прием в больнице, наверное, можно было бы получить очень интересную информацию от его лечащего врача.

– То есть, сенсей, вы считаете, что инспектор Кудзэ мог совершить самоубийство?

– Нет, я так не считаю. Все, что я могу сделать, – это сообщить результаты вскрытия и определить некоторые возможные моменты. Все остальное – ваша работа.

Если так и продолжать ходить вокруг да около, очевидно, что до сути не добраться. Все-таки придется выяснить внутреннюю информацию отдела напрямую от сотрудников полиции префектуры Канагава.

Кацураги вернулся в управление и пошел на склад, где хранится малое огнестрельное оружие. Хотя узнать что-либо и было тяжело, ответственный сотрудник склада оказался бывшим служащим токийского управления, поэтому Кацураги удалось уговорить его и заранее назначить визит.

Однако, даже получив разрешение заранее, нельзя гарантировать хорошее отношение куратора. Полицейский, который вышел к Кацураги, как и ожидалось, встретил его с видом домохозяйки, впускающей в прихожую религиозного агитатора.

– Вы же пришли узнать, как проходит процесс выдачи оружия и как он контролируется, да? Думаю, в нашем управлении все происходит точно так же, как и в вашем. Во-первых, мы круглосуточно наблюдаем за датчиками, которые установлены на кобуре. И потом, на этапе, когда зарегистрированный сотрудник забирает оружие, мы снимаем датчик. К вашему большому сожалению, систему уже проверили сотрудники нашего управления, и никаких следов фальсификации данных или поломки обнаружено не было.

Сотрудник сделал акцент на последних словах.

– У нас действует правило: зайти на склад можно только в присутствии руководителя департамента или его заместителя. Поэтому изначально никто, кроме владельца оружия, не может его вынести.

Другими словами, на складе действуют две системы контроля – цифровая и аналоговая.

– В день убийства, пятого мая, в Йокогаме произошел вооруженный конфликт, поэтому всем одиннадцати сотрудникам четвертого следственного отдела было выдано оружие. А на следующий день, шестого мая в тринадцать ноль-ноль, оно было возвращено на место.

Способ, возможность и мотив – условий для возбуждения уголовного дела было предостаточно.

– Я в целом могу представить, что вы что-то подозреваете. Такой невеликий навык, как воображение, доступен и простому следователю из городской полиции.

Эти слова прозвучали как завуалированное «иди уже отсюда».

В отличие от других детективов, у Кацураги не было каких-то явных талантов и способностей. Ни хорошего аналитического мышления, ни каких-то выдающихся знаний о розыске преступников, ни опыта ведения переговоров или допроса. У него были только не очень подходящая детективу приветливость и уверенность в собственном упорстве. И то, что ему удалось добиться встречи с одним из немногих подчиненных, которому доверял инспектор Цубакияма, как раз заслуга его упорного характера.

– Я понял, что ты раньше работал под руководством инспектора. Но как ты можешь доказать, что действуешь сейчас в его интересах? Кто может подтвердить, что ты не собираешь на него компромат по приказу следствия? – спросил Татэиси, нахмурив лоб.

У него было прямоугольное лицо, толстые брови и вдобавок ко всему выпученные глаза.

– Я в этот раз немного обнаглел и взял три дня хибан^[5].

– Зачем?

– Для проверки здоровья выходные взять можно, но в этом случае ни транспортные расходы, ни расходы на питание не возмещаются. И вот представь, простой сержант вроде меня берет ценные отгулы, едет в соседнюю префектуру и оплачивает эту поездку из своего кармана. Само собой, о том, что я приезжал сюда, сообщат в мое управление и накатают жалобу, так что мне не избежать выговора от начальства. Ты бы пошел на такое, чтобы постараться как-то насолить своему бывшему начальнику?

– А, я понял, понял! Верю тебе, черт возьми!

Татэиси в порыве эмоций ударил по столу. Услышав это, другие посетители кафе обернулись.

– Ладно, раз ты был его подчиненным, да еще такой нарушитель правил, я могу тебе доверять. Ну, что ты хочешь спросить?

– Как сильно инспектор Цубакияма смог загнать в угол суперинтенданта Кудзэ? Я слышал, что он пытался доказать его связь с «Корю-кай».

– У него не было ничего, что можно было бы считать явным доказательством. Были только слухи и некоторая информация о движении денег в отделении. Если бы у него были доказательства, он бы давно уже его сожрал.

Кацураги согласился с этим.

– А… как бы выразиться… была ли какая-нибудь личная выгода у суперинтенданта Кудзэ?

– Что касается выгоды, очевидно, она была не только у него. – Татэиси иронично улыбнулся уголками губ. – Если сейчас станет широко известно о связи с «Корю-кай», я уверен, многие поменяются в лице.

– То есть, поддерживая эту связь, он помогал не только себе, но и многим другим?

– Что ты хочешь сказать?

– У Кудзэ был рак поджелудочной железы.

– Серьезно?! Первый раз слышу!

– Ему уже вынесли приговор, жить оставалось всего ничего. Получается, он сотрудничал с врагом, чтобы защитить свою репутацию и ради выгоды большого количества своих подчиненных. Он правда был человеком, который мог на такое пойти?

– Пытаешься объяснить это дело с его точки зрения?

После некоторых размышлений Татэиси тихо сказал:

– Если у него была возможность это сделать, то есть вероятность, что он бы так и поступил.

* * *

Из кастрюли доносилось тихое урчание. А поднимавшийся запах был нежным.

В утреннем меню семьи Коэндзи сегодня были маринованная китайская капуста и мисо^[6]-суп. Ингредиентами для мисо стали тофу, зеленый лук и дайкон.

Пока Мадока краем глаза следила за плитой, ей через плечо вдруг заглянула ее бабушка Сидзука.

– А молока добавить?

– Ой, да, я и забыла!

И Мадока торопливо влила в кастрюлю столовую ложку молока.

Когда бабушка впервые сказала ей об этом, Мадока не поверила своим ушам, но одна столовая ложка молока действительно придает еде кремовый привкус, так что нельзя недооценивать мудрость пожилых людей.

Фраза «у меня дом в Сэйдзё»^[7] звучит впечатляюще, но это совсем не значит, что здесь одни особняки. Есть и дома площадью в 20 цубо^[8], как этот. Кухня-столовая в 12 татами^[9] тоже довольно тесновата, но, так как Мадока и Сидзука живут здесь только вдвоем, она ощущается вполне просторной.

Когда они сели за стол, по телевизору показывали новости о злополучном происшествии. На экране с печальным выражением на лицах мелькали представители генеральной прокуратуры.

– Прокурор подтасовал улики… Какая ужасная история! – непроизвольно вскрикнула Мадока. – Ведь всех, чьими делами занимается генеральная прокуратура, признают виновными?

– Ну на самом деле всего около десяти процентов дел заканчиваются обвинительным приговором, – разъяснила сидящая рядом Сидзука.

– Около десяти процентов… Какая странная цифра! Бабушка, ты же сама всегда говорила мне с подозрением относиться к аномальным показателям.

– Для прокуратуры важна репутация. Поэтому, если они на сто процентов не уверены в результате, зачастую даже не заводят дело. Но в твоих словах тоже есть резон. Этот прокурор совершил сразу целых три преступления.

– Сразу три?

– Во-первых, он повесил вину на невиновного человека. Во-вторых, сделав это, упустил из виду настоящего преступника. И наконец, самое большое преступление: его действия привели к потере доверия к прокуратуре.

– Почему последнее – самое большое преступление?

– Мы живем в правовом государстве, поэтому, если будет утеряно доверие к организации, которая действует от лица закона, пострадает репутация всего государства. Если смотреть с этой точки зрения, за такой проступок его могут приговорить к смерти. Даже повешение было бы мягким приговором для него.

– Бабушка, ты слишком сурова!

Хотя с тех пор, как она вышла на пенсию, прошла уже почти четверть века, позиция Сидзуки по отношению к преступлениям оставалась строгой и нисколько не колебалась.