– Я позвала тебя сегодня сюда не из-за этого. Я хотела кое о чём тебя попросить.

Её сверкающие, исполненные жизни глаза приковали меня к месту – я ждала её просьбы.

Снегопад

Сначала я подумала, что это были птицы – куча обляпанных белыми перьями птиц, двигающихся в мою сторону с горизонта.

Но я ошибалась – это шквал ветра взъерошил облака над далёким морем, и падающие снежинки заблестели солнечным светом, сочившимся сквозь образовавшиеся в них щёлочки. Отражавшиеся от воды лучи освещали их с противоположной стороны, создавая иллюзию пролетающих над морем птиц в форме длинного лучезарного пояса.

Я впервые сталкиваюсь с такой вьюгой. Лет десять назад Сеул накрыло снегом по колено, но даже тогда воздух не был так плотно переполнен снежинками. Город находится в глуби континента, поэтому сильный ветер там тоже в диковинку. Когда береговую линию, по которой ехал автобус, накрыла вьюга, я, пристёгнутая ремнём безопасности, сидела в самой передней части и наблюдала за пальмами, съёживавшимися от сильного ветра. Видимо, взмокшая дорога по температуре почти уже достигла точки замерзания, поэтому весь падающий снег на земле не задерживался – сюрреалистично. По каким-то неведомым мне законам атмосферы ветер иногда прерывался – тогда крупные снежинки сильно замедляли темп, и, вероятно, не будь я в автобусе, смогла бы разглядеть эти шестиугольные кристаллы даже невооружённым взглядом. Однако, когда ветер возвращался, снег снова поднимало в воздух, словно кто-то включал невидимый аппарат для приготовления попкорна. Казалось, снег падает не с неба, а поднимается с земли. Зрелище создавало такое впечатление, будто снег падает не с неба, а возвышается с земли.

Я начинаю немного беспокоиться. Может, мне не стоило садиться на этот автобус?

Самолёт, два часа назад приземлившийся в Чеджудо, очень сильно трясло. Похоже, это был феномен «сдвига ветра»^[18]. Пока самолёт скользил по взлётно-посадочной полосе, я направилась к выходу и услышала, как одна молодая женщина с соседнего сидения, смотря в телефон, пробормотала: «Ох, посмотри, говорят, все последующие рейсы временно отложили». На что её спутник, молодой мужчина, ответил: «Получается, нам сильно повезло». Девушка рассмеялась: «Сильно повезло? С такой-то погодой?»

Как только я вышла из аэропорта, на меня налетела такая сильная вьюга, что трудно было полностью открыть глаза. После того как все четыре таксиста отказались везти меня, я перешла дорогу обратно к передней части аэропорта и подошла к человеку в светоотражающем жилете, загружавшему чемоданы в пассажирский автобус, чтобы спросить, почему таксисты отказываются меня везти. Услышав, куда мне нужно добраться, пожилой мужчина посоветовал мне поехать на автобусе. Он сказал, что в такое время, когда на острове одновременно объявили и о сильном снегопаде, и о сильном ветре, ни одно такси не станет везти её в деревушку посреди гор – там был дом Инсон. А все автобусы, по его словам, надевали на колёса цепи в такую погоду и прекращали движение только если снег шёл всю ночь. Кроме того, он сказал, что завтра в ту деревню из-за того, что дороги завалит снегом, скорее всего, трудно будет попасть.

– Тогда на каком автобусе я смогу добраться дотуда? – спросила я, на что он просто покачал головой.

– Вам нужно сначала доехать до автовокзала, – сказал он, нахмурившись от непрестанно валящего на его нос снега. – Оттуда вы уже до любой точки острова сможете доехать».

Так я и поступила: села на первый попавшийся автобус и направилась к автовокзалу. Стало темнеть, будто время близилось к шести вечера, но на часах было только половина третьего. Инсон живёт в глухой деревне – до неё от остановки идти как минимум минут тридцать. На дороге даже нет уличных фонарей, Инсон обычно по ночам носила с собой лампу, значит, в такую погоду я вряд ли смогу без проблем до неё добраться. Но переждать день в каком-нибудь отеле тоже не вариант, потому что, вполне возможно, дороги в горы завалит снегом.

Когда я приехала на автовокзал, долго ждать не пришлось – я нашла автобус, который ехал до южного побережья и делал остановку в уездном городе^[19] П., он ближе всего к деревне Инсон. Есть ещё автобус, который едет напрямую до этой деревни через гору Халласан, но его пришлось бы ждать более часа, поэтому я решила поехать сейчас. Инсон говорила, что, когда ей было нужно на почту или решить вопросы по сельскому хозяйству, она ездила на грузовике в этот уездный город. Как-то раз я прокатилась с ней – по этой дороге, ведущей вниз с горки и усеянной лесом из камелий с обеих сторон. Тогда она рассказала, что есть маленький автобус, который ходит с интервалом в час и соединяет город с деревней, и что в дни с хорошей погодой, когда она налегке, вместо грузовика она ездит на этом автобусе, чтобы прогуляться до моря. «Куда ты идёшь?» – спросила я, на что она молча глазами указала в сторону песчаного берега с прибоем перед морем лазурного оттенка.

Всё это я чётко помнила, поэтому мне казалось, что самый оптимальный вариант – доехать на автобусе до уездного города, а там пересесть на тот маленький автобус до деревни. Но проблема была в том, что остров этот напоминает формой овал и береговая линия с запада на восток очень длинная. Возможно, дождаться автобуса, который ехал через гору Халласан,^[20] и добраться на нём, было бы всё-таки быстрее. Пока я буду ехать до уездного города П., тот маленький автобус, возможно, уже перестанет ходить из-за снегопада.

Покрытые крупными гроздьями расцветших пурпурных цветочков тропические деревья развевались на ветру. На цветках не было ни одной снежинки – настолько яро он резвился. Некоторые более длинные ветви пальм разносило сильнее других. Размокшие листья, стебли цветков и бесчисленные ветки всех деревьев в этой вьюге словно существовали отдельно друг от друга – поддаваясь мандражу в отчаянных попытках скрыться от настигшей их участи.

«Тот снегопад в Сеуле, по сравнению с этой вьюгой – полная благодать», – подумала я. Ещё только четыре часа назад, когда я вышла из больницы, где лежит Инсон, я села на заднее сиденье такси и наблюдала за тем, как падающий с неба пепельного оттенка снег, напоминая обрывки нитей, заполонял пространство. Инсон – каждые три минуты проливающая свежую кровь от пронзающих её пальцы игл; шепчущая, стараясь не напрягать голосовые связки; глядящая на меня сияющими глазами – то ли от боли, то ли почему-то ещё – Инсон. Я попрощалась с ней и направилась в аэропорт Кимпхо. Дворники упорно убирали с переднего стекла похожие на обрывки ниток прилипавшие к нему снежинки.

* * *

Я приехала сюда, потому что Инсон попросила меня съездить к ней домой.

– Когда? – спросила я.

– Сегодня, пока не зашло солнце, – ответила она.

Я не была уверена, что успею, даже если сразу на такси поеду до аэропорта и сяду на первый же самолёт до Чеджудо. «Может, она шутит?» Но нет, взгляд её говорил об обратном.

– Если не успеешь, он умрёт.

– Кто?

– Попугай.

Вместо того чтобы переспросить и удостовериться, я вспомнила про маленьких попугайчиков, которых я увидела у неё, когда приезжала прошлой осенью. Один из них даже поздоровался со мной: «Привет!» И меня это застало врасплох, потому что интонация очень напоминала Инсон. Раньше я не знала, что попугаи, помимо произношения, могут повторять и людские интонации. Что потом ещё больше меня поразило, так это то, что он использовал такие короткие выражения, как «Да» или «Нет», «Не знаю» и так далее, постоянно перемешивая их между собой, якобы отвечая на вопросы Инсон, и они идеально подходили! «Люди зря говорят: “Повторяешь, как попугай”», – подметила в тот день Инсон. «Ты только посмотри, как они между собой общаются!» – со смехом убеждала она сомневающуюся меня. «Попробуй сама, подними руку». Я колебалась, но улыбка Инсон придала мне храбрости – я открыла дверцу клетки и просунула туда указательный палец. «Садись ко мне на пальчик». Попугайчик сразу же ответил: «Нет». Сначала я смутилась, думая, что он отказался, но потом он своими маленькими сухими лапками перебрался на мой палец – словно весил всего пару граммов – и что-то дрогнуло у меня внутри.

– Ами умер пару месяцев назад, так что теперь остался только Ама.

Если мне не изменяет память, то разговаривал Ами, и Инсон говорила, что он проживёт ещё лет десять. Почему он так внезапно умер? Ами был белым попугайчиком с переливающимся жёлтым оттенком, который был даже нежнее желтизны лимона.

– Проверь, жив ли ещё Ама. Если да, то дай ему воды.

В отличие от Ами, Ама был полностью белым, поэтому выглядел незаурядно. Несмотря на то, что Ама не мог говорить, он прекрасно имитировал то, как Инсон напевает. Почти сразу, как Ами подлетел и сел на мой палец, Ама тоже взлетел и присел на моё правое плечо – и ровно так же как Ами, был очень лёгким и с сухими лапками, которые я почувствовала даже сквозь шерсть своего свитера. Я хотела было посмотреть на него, но стоило мне чуть-чуть шевельнуться, как он сразу же повернул клюв ко мне, склонил головку и задумчиво на меня уставился.

– Хорошо, – кивнув, ответила я Инсон, осознавая, что она не шутила. – Я тогда поеду домой, соберусь и завтра с утра полечу первым же рейсом…

– Нет.

Обычно Инсон никогда не прерывает людей, пока те говорят.

– Так будет уже слишком поздно. Пальцы я себе порезала уже позавчера – в тот же день ночью мне сделали операцию, и до вчерашнего дня я была не в себе. А сегодня немного пришла в себя и сразу же связалась с тобой.

– А на острове нет никого, кого бы ты могла попросить об этом?

– Нет.

В это трудно было поверить.

– Ни в городе Чеджу^[21], ни в Согвипхо^[22]? А что насчёт той бабушки, которая тебя нашла?

– У меня нет её номера.

Тон её голоса показался мне необычно отчаянным.

– Кёнха, мне не на кого положиться, кроме тебя. Присмотри за Ама, пока я не вернусь.

Я удивилась и хотела спросить, серьёзно ли она хочет, чтобы я ещё присматривала какое-то время за ним, но Инсон, не дав мне возможности, добавила:

– К счастью, позавчера утром я наполнила его миску водой и оставила кучу проса, сухофруктов и гранулы, потому что собиралась работать допоздна. Так что, возможно, он протянул эти два дня, но на три дня этого всего не хватит, завтра он точно умрёт, а сегодня его ещё можно спасти.

– Хорошо, я поняла, – попыталась я утешить Инсон, на деле при этом ничего не понимая. – Только я вряд ли смогу жить в твоём доме, пока ты не вернёшься. Поэтому, может, я лучше привезу его тебе в клетке? И тебе самой поспокойнее будет, если его увидишь.

– Нет, – твёрдо ответила Инсон.

– Ама вряд ли справится с такой резкой сменой обстановки.

Я была в замешательстве. За двадцать лет нашего общения Инсон никогда не просила у меня о чём-то настолько трудном. В сообщении она попросила меня взять с собой удостоверение личности, поэтому я подумала, что ей нужно было срочно подписать какие-то документы для операции, и даже не зашла домой, сразу сев на такси. Может, у неё немного помутнел рассудок от сильной боли и шока? Или она пытается навязать мне чувство вины? Неужели ей и правда некого больше просить, кроме меня? Ни одного человека, который смог бы прожить там месяц, присматривая за птичкой, и у которого не было бы ни семьи, ни работы, ни смысла в повседневном существовании? Какая бы у неё ни была причина выбирать меня, отказать я ей не смогла.