– Будь настороже, Ула, – уже обычным голосом добавил шаман, аккуратно сдув с блюда песок и ссыпав в мешочек остальное. – Я чувствую, что природа волнуется, как и духи, но большего сказать не смогу.

Стражница поднялась и снова почтительно поклонилась.

– Благодарю, почтенный, – произнесла искренне. – Доброго дня тебе.

Шаари кивнул и поднялся.

– Рад был увидеться, Ула.

Она вышла из хижины, легко вскочила на коня и отправилась обратно, задумчивая и хмурая. Встреча с Шаари ничего не прояснила, наоборот, заставила беспокойство зашевелиться сильнее. К чему ей готовиться? Чего ожидать? Нового прорыва, как пророчат сны, сильного и мощного? Сумеречные духи копят силу? Но без проводника они только и могут, что пробовать границу на прочность, прорваться грубой силой, и только. Печати отбрасывают их, стоит напитать знаки энергией, и духи остаются за перевалом.

Ула и представить не могла, что должно произойти, чтобы ее сны превратились в реальность. Точнее, слишком хорошо могла.

Она вздрогнула, зябко поежилась, отпустив поводья, и потерла плечи. Темный ритуал. И шаман Смерти, преступивший законы человеческие и духов ради призрачной власти. Но последний был убит два года назад, Ула сама видела его тело, залитое темной, почти черной кровью. Неужели…

– Да нет, не может быть, – тихо пробормотала, помотав головой.

Такие шаманы рождались примерно раз в сотню лет, не чаще – должны были сойтись и звезды, и еще много чего. Значит, что-то другое. И не изнеженные маги из равнинных земель королевства, их магия здесь, в горном княжестве, работала криво и с перебоями. Поэтому они старались лишний раз сюда не соваться, бывая только у князя в столице, и то не чаще одного-двух раз в год. Визит вежливости, так сказать. И что тогда? Ответа пока не было. Шаари велел ждать знаков, и Уле больше ничего не оставалось.

Добравшись к обеду до своего дома, стражница, подумав, решила еще прогуляться, успокоить тревогу в душе. Съездить на Мальшинское озеро – недалеко, чуть больше получаса езды, потом еще немного пешком подняться. Озеро находилось в кратере древнего вулкана, в него стекала вода из ледников, и Ула любила сидеть на берегу, вглядываясь в неподвижную прозрачную и чистейшую воду. А иногда и искупаться, совершенно не боясь замерзнуть, и послушать журчание речки, вытекавшей из Мальшинского и сбегавшей по крутому склону в еще одно озеро ниже.

Прихватив перекусить, Ула снова пустила коня по тропинке, решительно отодвинув подальше мысли о духах и снах, а то наживет одну головную боль, зачем ей это? Ну и, конечно, набрать свежих трав и ягод – около озера росла вкусная кисловато-терпкая мшинка, из которой получался отличный морс на зиму, если вымочить в сиропе. Поднявшееся высоко солнце пригревало, и Ула сняла плащ, положив его перед собой на седло, – сойдет за покрывало. Иногда краем глаза она ловила быстрое движение за деревьями, и уголки ее губ чуть приподнимались в едва уловимой улыбке.

Серый страж леса, вожак стаи, тоже решил прогуляться. Или охотился за зайцами, у него недавно появились волчата, и требовалась еда для его пары. Они изредка приходили на поляну к Уле, устраивались поодаль, положив морды на лапы, и наблюдали за ней умными золотистыми глазами. А в особо суровые зимы даже помогали с дичью… Чувствовали в ней родственный дух.

Полной грудью вдохнув свежий воздух с терпким запахом разогретой солнцем сосновой смолы, Ула вдруг широко улыбнулась – легкость нахлынула неожиданно, смывая все переживания ночи и утра. Крепко ухватив поводья, она пригнулась к шее гнедого и лихо свистнула, посылая его в галоп, и несколько минут наслаждалась тугими, невидимыми струями ветра в лицо, ощущая сильное, мощное тело коня, почти сливаясь с ним в одно, пока не выскочила на опушку леса перед пологим скальным подъемом – склоном древнего кратера.

Дальше предстояло идти пешком, животному сложно будет между обломками камней, поросшими мхом и редкими кривыми деревцами.

– Отдыхай, хороший мой. – Спешившись, Ула ласково похлопала гнедого по шее и отпустила.

Если бы она знала, какая страшная находка ждала ее буквально через несколько минут неспешной прогулки к первому гребню из расколотых гранитных глыб… Но пока Ула поднималась по едва заметной тропинке, вьющейся среди обломков, мимо кустов можжевельника и карликовых берез. Внизу иногда мелькало озеро, а тишина нарушалась шелестом ветра, веселым щебетом какой-то птицы или едва слышным шорохом мелкой живности. Солнце начало припекать, и с каждым шагом мысль о прохладной воде с ледников казалась привлекательнее. На губах стражницы невольно появилась улыбка. Легко взбежав на пригорок, перескакивая с камня на камень, Ула полной грудью вдохнула сладко-цветочный свежий аромат…

А в следующий момент застыла, замерев и уставившись на то, что никак не могло оказаться здесь, в этой безмятежной долине, на ослепительно-белом на фоне окружающей зелени и серых камней языке лежалого снега, не таявшего даже под лучами летнего солнца. Растерзанная туша оленя выделялась слишком ярким пятном. На первый взгляд вроде ничего особенного – ну, поохотился какой-то зверь, в горах это нормально. Однако Ула сразу отметила и безобразные рваные раны, словно нанесенные огромными когтями, и отсутствие следов зубов – оленя просто вскрыли, залив снег кровью. Пристально разглядывая несчастное животное, его страшные раны, Ула не могла понять, что за хищник это сделал. Не медведь, они водились глубже в лесах, и тем более не волк, они перегрызали шею. Снежные барсы охотились гораздо выше в горах. Тогда кто?

Стражница осторожно спустилась с камней, подошла к границе снега, продолжая рассматривать оленя. Судя по тому, что туша еще не начала разлагаться, но кровь подсохла и уже ощущался сладковатый запашок, она лежала тут всего несколько дней. Сердце и печень отсутствовали. Ни один зверь так не поступает. Нормальный зверь. Следов, кроме оленьих, тоже не было, будто нападавший появился из ниоткуда.

Ула настороженно огляделась, окружающая природа сразу перестала быть мирной и спокойной, взгляд стражницы напряженно обшаривал каждый куст и камень, пытаясь найти там хоть одну зацепку. Но не находил.

Осторожно ступив на зернистый снег, Ула легким шагом дошла до туши и присела, вытянув ладонь над оленем. Прикрыла глаза, обращаясь вглубь себя, к духам предков, жившим в ней.

– Помогите ему найти дорогу к сочным пастбищам, – беззвучно зашептали губы стражницы, и вокруг пальцев заклубился серый туман, стекая на животное. – Примите душу его, отпустите дух его, заберите тело…

Туман окутал тушу, мгновенно превратив ее в пыль. Ветерок, подхватив прах, развеял его в воздухе. Ула, нахмурившись, медленно выпрямилась, купаться расхотелось. Можно, конечно, расставить здесь ловушки на сумеречных духов, однако если ее подозрения верны и один все же вырвался через границу на перевале – такое редко, но случалось, особенно если дух силен, – вряд ли он вернется сюда. Эти твари крайне осторожны, выследить их очень сложно. А судя по туше, Ула предполагала – да что там, была почти уверена – что дух уже успел воплотиться в чье-нибудь тело. Мелькнула мысль выпустить духа-хранителя, но стражница со вздохом отказалась. Только силы потратит, волчица не выследит тварь. Вот гончий помог бы, да только где ж его взять здесь, в этой глухомани. Их и так немного, да и князь ими не разбрасывается, вряд ли ради одного злобного духа, еще и в животном, расщедрится на помощь.

Ула вернулась к коню хмурая и задумчивая. Сначала сны, теперь эта туша… Вспомнились слова Шаари про знаки. Не о них ли шла речь? Вскочив в седло, стражница решила наведаться к Сумеречному перевалу – вдруг что-то там подскажет?

– Поехали, родной, – пробормотала она, похлопав гнедого по шее.

До перевала несколько часов, пока туда-обратно обернется, уже вечер настанет. И дайте духи, чтобы там ничего тревожащего не оказалось.

…Перевал вел себя спокойно. Туман все так же клубился, медленно перетекая, морды оттуда не скалились, невидимую границу пересечь не пытались. И печати оставались не нарушенными. Ула вернулась в дом, еще больше встревоженная и задумчивая. Что делать дальше, она не знала, обходить с дозором окрестные леса каждую ночь в надежде натолкнуться на духа бессмысленно. К такому ее учитель не готовил…

Спать она легла с тяжелым сердцем, и хорошо, что кошмары в эту ночь стражницу не беспокоили.

Эргед устало присел на лавку, прислонившись затылком к стене, и на несколько мгновений прикрыл глаза. Он только что вернулся из рейда и хотел только две вещи: горячую ванну и много еды. Желательно мяса. Хорошо прожаренного, с нормальным гарниром. О, и обязательно пряного хмельного меда! Вкусного, ароматного, как делала только почтенная Нугвен, внушительных размеров дородная повариха на их заставе. За этим медом к ним даже из окрестных деревень приходили…

Позволив себе выдохнуть, Эргед встряхнулся и принялся решительно раздеваться, небрежно скидывая пропыленную одежду прямо на пол, завтра в прачечную отдаст. И отчет начальнику заставы тоже завтра. Все завтра… Рейд был сложный, целых три случая одержимости, и в одном из них – совсем молодая девчонка. Проклятый дух слишком сильно вцепился в ее душу, у бедняги просто не осталось сил сопротивляться и бороться.

Гончий поморщился, отгоняя неприятные воспоминания. Сколько лет прошло, а душу все так же крутит, не привыкнуть никак. Эргед дошел до уборной, оставшись в одном исподнем, выкрутил сразу два крана, мысленно возблагодарив того, кто построил заставу на горячих источниках. Ради нормальной помывки он сейчас душу готов был продать, особенно после трех недель пути по лесам и студеной воды в горных реках и озерах. Забравшись в исходившую паром воду, Эргед едва сдержал стон удовольствия, выдохнув и отодвинув все мысли и воспоминания в дальний угол. Сегодня у него законный отдых, а в столовой ждет сочный ужин и восхитительный хмельной мед. Минут через сорок, одетый в чистую рубаху и штаны, с еще влажными волосами, Эргед спускался из своей комнаты на первый этаж, в заставскую столовую, откуда тянуло невероятными ароматами. Ноздри хищно раздулись, светлые глаза гончего блеснули в предвкушении. Однако до столовой не дошел – его окликнул знакомый голос. К лестнице подходил комендант заставы, и от смутного предчувствия у Эргеда екнуло сердце, а настроение сразу испортилось.

Он подавил раздраженный вздох и, хмуро глянув на начальство, буркнул:

– Поужинать хоть можно?

– Можно. – Усмехнувшись в пышные усы, комендант протянул конверт с княжеской печатью. – Вот, передали вчера для тебя.

Взяв послание, Эргед не сомневался: ничего хорошего там нет, а посему, коротко кивнув начальнику, он решительно направился к столовой. Сначала ужин и мед, а потом дурные вести. Так что к конверту князя гончий вернулся часа через два, сытый, расслабленный и, пожалуй, готовый принять, что там несло послание его светлейшества. Устроившись в кресле перед камином, вытянув ноги к живительному огню, Эргед решительно взломал печать и достал письмо. «Ты срочно нужен мне в столице. Дело важное, не терпит отлагательств, я доверяю только тебе. Касается наследника. Аргорд». Поморщившись и вздохнув, Эргед смял послание и уставился на огонь.

С князем они и правда давние друзья, еще с тех времен, когда молодой гончий состоял в свите охраны Аргорда, тогда являвшегося наследником. Потом жизнь развела их, Эргед сам попросился на заставы – не сиделось ему в сытом и спокойном дворце, беспокойство одолевало, и все тянуло в горы, дух-ищейка внутри звал за собой. Аргорд отпустил друга, понимая, что там, среди сел и уединенных деревень, гончий принесет гораздо больше пользы, чем просиживая штаны в княжеском дворце. И вот Аргорду понадобилась помощь… Конечно, Эргед поедет, какие тут размышления. Только завтра утром.

Он встал с рассветом, быстро оделся, подхватил походную сумку – с вечера даже не распаковывал – и спустился в столовую. Нугвен уже вовсю хлопотала у плиты, что-то шкворчало и булькало, наполняя просторное помещение вкусными ароматами.