– Почему бог Авраама должен единолично претендовать на этот титул? – продолжал голос за спиной Данте. – Зачем терять время, насмехаясь над второразрядной религией? Освободитесь от этого ярма и поклоняйтесь тому, кто явился первым, тому, кого, восстав, искал ваш сатана.

Толпа погудела и притихла, и теперь Данте слышал лишь треск пламени за спиной. По спине и шее ползли струйки пота, жара стала почти невыносимой.

– У вас появилась новая миссия, – произнес голос, – вам нужно отойти от поклонения одному лишь черному кресту. И нынешний пророк достоин того, кто меня послал.

Толпа снова зашумела.

– Данте станет вашим новым лидером, он расскажет вам, что делать дальше. Внимайте его словам и знайте, что в них моя воля.

И Данте снова почувствовал, как что‑то у него за спиной изменилось: теперь там никого не было. Не желая выказывать слабость, но зная, что с помоста нужно убраться, пока его не поджарило, Данте поднял один из своих ножей. Толпа следила за каждым его движением, гадая, кто же будет избран. Обрамленный адским сиянием пламени, Данте указал на мужчину в первом ряду. Прихожанина звали Люк Морель-Ренар, он был лидером самого быстрорастущего ультраправого движения во Франции. Его политический голос все громче звучал среди тех, кого разочаровывала современна политика.

Люк вскинул кулак, и Данте спустился с помоста.

Глава 5

В самолете Грей втиснул свое долговязое туловище в кресло на заднем ряду у прохода. Неважно, ресторан это, поезд или самолет, Грей предпочитал, чтобы у него за спиной никого не было.

Место рядом пустовало, поэтому он разулся и потер недельную темную щетину на подбородке. День может оказаться длинным, а ему было не уснуть до трех ночи. Перед взлетом Доминик задремал, вернее, провалился в состояние полусна, которое культивировал, отправляясь на миссии, будучи морским пехотинцем.

Когда‑то он попытался изгнать призрак отца, вступив в ряды морпехов. Тогда он хотел доказать, что совсем не похож на папашу, хоть и выбрал тот же путь, но из этого ничего не вышло. Вскоре Грей обнаружил, что лежит на терракотовой крыше в пыльном иракском городке, смотрит в прицел на человеческую фигуру примерно в миле от него и не может даже понять, какого пола его потенциальная жертва. Нажать на спусковой крючок и отнять жизнь оказалось совершенно невозможно. Грей уже начал борьбу с насилием, которое неизменно бодрствовало в его душе, глубоко внутри, теплясь неугасимой свечой. Тогда он закрыл глаза и позволил оружию выскользнуть у него из рук.

Потом, на базе, Грея приобнял полковник и сказал, что человек, настолько талантливый в искусстве причинения боли и страданий, все же способен помочь своей стране. И что у Грея есть выбор: обучать рукопашному бою новобранцев либо насладиться всеми прелестями военного трибунала. Грей покинул армию с чистым послужным списком и никогда не пытался вернуться.

После флирта с ЦРУ (которому нравились его навыки, но не нравился внутренний моральный компас) Грей наткнулся на вакансию в службе дипломатической безопасности. Ему показалось, что сочетание путешествий и работа в охране – неплохой для него вариант, но все это кончилось тем, что он швырнул свое удостоверение под ноги послу США в Зимбабве, опять не подчинившись приказу, и понял, что работа в государственных органах, а также любая другая, где придется поступаться принципами, пусть даже по уважительным причинам, не может быть неплохим вариантом для Доминика Грея.

В Зимбабве он вместе с Виктором вел дело, которое до сих пор иногда не давало ему спать по ночам. Когда расследование закончилось, Виктор предложил Доминику работу, которая действительно ему подходила: нужно было путешествовать, шевелить мозгами и помогать тем, кто в этом нуждается.

Трудиться в тандеме с профессором Радеком означало вести одинокий образ жизни, но Грей всегда был изгоем и не мог винить работу в том, что она пробудила к жизни его демонов. Было и еще кое-что, в чем он не сомневался: скучать, распутывая порученные Виктору дела, ему не придется никогда.

Он задремал, а когда проснулся, рядом сидела блондинка. Доминик думал, что заснул только после окончания посадки, но не был в этом уверен. А может, девушка просто пересела к нему с другого места.

Странно, что ее появление не разбудило Грея, ведь обычно он был внимательнее. В среднем ряду через проход похрапывал какой‑то бизнесмен, развалившись сразу на трех сиденьях. В самолете стоял тихий гул, свойственный середине полета.

Светловолосая женщина читала бегущую строку в нижней части экрана над головами, и Грей уловил хвост новости об убийстве лидера сатанинской церкви в Сан-Франциско. Подробностей было немного, но у него возникло сильное подозрение, что ему предстоит узнать об этом преступлении куда больше. Потом начались спортивные новости, следом – рассказ о предвыборной гонке. Все это Грей проигнорировал. Он никогда не увлекался спортом, ведь отец настаивал, чтобы все его свободное время было посвящено тренировкам. А политика просто вызывала у Доминика отвращение.

На экране появился высокий щеголеватый мужчина пятидесяти с чем‑то лет, с проседью в уложенных темных волосах, который отвечал на вопросы группы репортеров в Лондоне. Заголовок гласил: «Штаб-квартира Всемирного ордена нового просвещения».

Грею доводилось слышать об этом ордене. Его лидер, ирано-американец Саймон Азар, слыл умным человеком. Эта «церковь», одно из кошмарных ответвлений нью-эйджа, зацикленных на самопомощи, была очень молода, но несколько роликов с речами Саймона уже наделали шума в соцсетях.

Считалось, что орден базируется в Лондоне, однако его вдохновителя можно было увидеть только в Сети. Откуда именно Азар туда выходит, никто не знал. Эта таинственность, казалось, шла новоиспеченной секте только на пользу. Где‑то в прессе проскакивало, что Саймон планирует раскрыть адрес своей штаб-квартиры, когда наберет миллион подписчиков. Грею казалось смехотворным, что репортеры гладят этого типа по шерстке. Интернет снова короновал очередного шута.

С телеэкрана говорил какой‑то журналист. Грей решил послушать и надел наушники.

– Поздравляю вас с успехом, пастор.

На Саймоне были серебристая рубашка без галстука и отглаженный черный костюм. Азар сложил перед собой ладони и сказал:

– Спасибо, но я предпочитаю, чтобы меня не называли пастором. – У него была ровная речь опытного оратора и идеально белые зубы. Людям с такими зубами Грей не доверял. – Это наводит на мысль о традиционных религиях, а наш орден можно охарактеризовать по-разному, но никак нельзя назвать традиционным.

– Как же вас тогда величать?

– Как насчет того, чтобы звать меня просто по имени? – мягко предложил Саймон. – Я не нуждаюсь в титулах. И это не мой успех, а успех наших участников по всему миру, связанных общим желанием привнести в современный мир новое мышление.

«Новый день, новый демагог», – подумалось Грею. Будь то политика, религия или бизнес, всегда находились те, кому хотелось что‑то доказать, кто горел желанием командовать остальными, кто орал громче всех, чтобы быть услышанным.

В нынешней профессии Грею особенно нравилась возможность противостоять тем, кто желал контролировать других ради собственной выгоды. Его мать умерла в жутких болях, отказавшись от медицинской помощи и последовав совету своего пастора, склонного потрясать кулаками с кафедры. Она молилась каждую секунду каждого дня, пока рак пожирал ее изнутри.

Другой репортер спросил:

– Орден нового просвещения – это религия?

– Называйте, как вам удобнее, – ответил Саймон. – Мы поклоняемся творению. И верим, что Бог наслаждается своим созданием, а также отрицаем логические заблуждения, которыми руководствуются все остальные мировые религии.

– Не согласитесь ли пояснить свое заявление?

– Зачем Всевышнему утруждаться и создавать людей, этот мир и все, что в нем есть, эту физическую вселенную, если он сосредоточен лишь на области духовного? Зачем отрицать все удовольствия мира, идти против базовых принципов природы и биологии? Последователи каждой веры должны спросить себя: действительно ли их теология имеет смысл или ее изобрели ради того, чтобы аккуратненько вписаться в политические и социальные реалии определенного времени. Мы живем в совершенно новую эру, и пора принять веру, которая соответствует сегодняшнему миру.

Невзирая на свою неприязнь, Грей мог понять, почему церковь, которую представляет этот тип, набирает популярность. Саймон обладал гипнотическим голосом и острым умом, а свои идеи он преподносил в очень простом и понятном стиле.

– Ваших последователей обвиняют в довольно‑таки… раскованных взглядах на сексуальное поведение. Не хотите сказать что‑нибудь об этих радикальных заявлениях?

– Более радикальных, чем процветающее во многих местах растление детей? Или чем архаичное ущемление прав женщин? Чем браки по сговору и полигамия? Наша политика ответственного отношения к естественной человеческой сексуальности несколько бледнеет в сравнении со всем этим, не правда ли?

Репортер затерялся где‑то в задних рядах, и вперед выступил другой его коллега.

– Очень трудно понять, кому или чему вы поклоняетесь.

– Простите, а в чем вопрос?

Журналист помахал рукой в воздухе.

– Вы поклоняетесь верховному существу или просто отстаиваете определенную философию и образ жизни?

– Возможно, вам станет легче, если я скажу, что мы поклоняемся тому же Богу, что и все остальные, если под Богом подразумевать силу или сущность, которая создала Вселенную и управляет ею.

Азар снова улыбнулся, и на этот раз к нему присоединились большинство репортеров. Грею стало любопытно, видел ли этого человека Виктор.

Вперед выступила стройная блондинка на высоких каблуках, преисполненная уверенности в себе. Она напомнила Грею Веронику Браун, амбициозную журналистку, которая преследовала его во время работы над предыдущим делом. Она также преследовала его в несколько другой области, но, несмотря на ум и красоту Вероники, они с Домиником разошлись, как в море корабли. Она хотела мировой славы и богатства, а Грей мечтал о том, чтобы приходить в кафе, где хоть кто‑то знает его по имени.

– Ваш орден часто критикуют за то, что он привлек много, скажем так, маргинальных элементов.

Саймон терпеливо кивнул и пояснил:

– А может, с этими маргинальными элементами никто толком не разговаривал или им было отказано в доступе куда бы то ни было еще. Не подразумевает ли ваше утверждение, что, если бы эти «маргинальные элементы» вдруг присоединились, например, к католической церкви, это поставило бы под сомнение католическую церковь, Рим и папу? Разве Иисус не омыл ноги ученикам? Почему вас не заинтересовало, что именно в моем ордене привлекает так называемые «маргинальные элементы»? У нас множество новых последователей, представителей разных рас, культур и национальностей. Мы рады им всем.

– Но разве неправда, что встречи вашего высшего руководства проводятся втайне? Разве это не признак секты?

– В таком случае назовите мне хоть одну религию, где это не так, – парировал Саймон.

Блондинка призадумалась, а Грей про себя улыбнулся. Вероника нашлась бы с умным ответом.

После еще нескольких вопросов и ответов начались новости о террористе-смертнике, который взорвал себя в Карачи, и Грей снял наушники. Его соседка, тоже блондинка, но не такая светлая, как репортер, проговорила:

– Он не тот, кем кажется.

Грей вздрогнул, удивленный ее репликой. Когда он повернул голову, то первым делом заметил сияние зеленых глаз соседки, от которого ее заявление показалось еще загадочнее.

Следом за глазами Грей разглядел кремовую кожу и овальное лицо, настолько симметричное и привлекательное, что он не мог оторвать от него взгляд. На соседке была приталенная белая блузка, а когда девушка чуть пошевелилась, Грей оценил, насколько подтянутое у нее тело. Она не была долговязой, как модель, но отличалась гармоничным сложением. Про таких говорят, что у них все на своих местах.