8

Вероника смотрела, как Доминик Грей выходит из бара после третьей порции выпивки. Вскоре после того, как они закончили обсуждать биотехнологии, он пробормотал что-то насчет необходимости прогуляться, оплатил общий счет и ушел. Он не был ни королем светских раутов, ни даже маркизом, но хотя бы заплатил за ее вино. Вероника вовсе не отличалась старомодностью, однако ценила подобные мелочи.

Грей шел по улице, сунув руки в карманы и чуть ссутулившись, и она заметила кошачью грацию его походки, которая ее встревожила. Мужчины так не двигаются, разве что они геи либо весьма опасны, одно из двух. В том, что Доминик Грей не голубой, у нее сомнений не было, гей из него никакой. Пусть он к ней и не клеился, что одновременно и привлекало, и раздражало ее, никаких признаков неоднозначной сексуальной ориентации в нем не наблюдалось, уж тут-то глаз у нее наметан.

Несколько лет назад, вспомнилось Веронике, у нее был бойфренд, который хотел только обниматься, ходить по магазинам и смотреть по телевизору показы мод. Одевался он лучше нее, что, вообще-то, дело непростое, и любил обсуждать недостатки своей фигуры. Последнее, чего хотелось Веронике, это встречаться с другой женщиной.

Со временем она поняла, что ее тянет к плейбоям – успешным, уверенным, ухоженным и привлекательным на манер покойного президента Кеннеди. Доминик не обладал ни одним качеством из ее списка. Что у него было, так это приятное лицо и проникновенные зеленые глаза. Ладно, возможно, какая-то сексапильность в нем и проглядывала, слегка грубоватая и загадочная.

И вот еще что: мужчины плейбойского типа, при всей своей эффектности, ужасно закомплексованы, и Вероника всю жизнь эксплуатировала это их качество. Доминик же в общении был откровенно неуклюж, но чувствовалась в нем подспудная сила характера, с которой Вероника давно, слишком давно не сталкивалась. Так давно, что даже начала гадать, не отталкивает ли какая-нибудь ее черта достойных мужчин.

Кстати, когда Грей разбирался с бандитом у лаборатории, ничего неуклюжего в нем и близко не было.

Опять же, эта его походочка… не грациозно-изнеженная, а хищная. Как будто кот подкрадывается. Профессия Вероники подразумевала частое общение с полицейскими, преступниками и другими крутыми парнями, так что она знала: так ходят люди опасные, которым ни к чему напускная самоуверенность. Люди, которые не подвергают сомнению свое место в иерархии джунглей. Вероника закатила глаза и скорчила рожицу. Одному богу известно, сколько скелетов в шкафу у этого типа.

Но он заинтриговал ее, а Веронике Браун, помимо всего прочего, нравилось быть заинтригованной.

Кто-то похлопал ее по плечу и предложил купить выпивку. Господи, да этому дядечке под шестьдесят! Он что, посчитал ее старушкой? Улыбнувшись, она указала на его обручальное кольцо. Дядечка глуповато ухмыльнулся, и Вероника повернулась к нему спиной.

Покончив с вином, она взяла сумочку, вышла, поймала такси и поехала по Первой авеню к югу. Сидя в салоне, прокрутила в уме весь разговор. «Сомакс», компания с дурной славой, которая реально могла проводить новаторские изыскания, была мечтой любого журналиста-расследователя. Такой материал стал бы переломным моментом для карьеры.

Может, тема биомедицины и покажется многим не слишком увлекательной, но Вероника нашла свою нишу и обжилась в ней. Она годами вносила вклад в эту тему от Луисвилля до Цинциннати и от Детройта до Нью-Йорка.

Теперь пришло время для чего-то большего и лучшего. Биотехнологии были ее лестницей, и «Сомакс» мог стать верхней ступенькой. Куда вела эта лестница? Возможно, на серьезную позицию в информационной сети или к контракту на книгу; поднявшись к вершине, Вероника сможет открыть запертые двери к славе. Тема постепенно захватывала ее. Ей доводилось видеть, как нечто подобное происходило с ее коллегами: налетало, овладевало душой и телом, а потом швыряло их по всей земле.

Зато какая увлекательная получится командировка!

Болгария – отнюдь не то место, которое бухгалтерам нравится видеть в квитанциях по счетам. На самом деле ее начальство вряд ли заинтересует скандальная информация, которую Вероника надеялась нарыть на «Сомакс». Но многие источники ею заинтересуются. Очень и очень многие. Вероника взялась бы за дело даже самостоятельно, если найдется достаточно многообещающая зацепка.

И она только что сидела в баре с человеком, у которого такая зацепка вполне могла быть.

* * *

Она поднялась на третий этаж приятно, по-домашнему обветшалого здания в Ист-Виллидж, уставшая после длинного дня, который начался в пять утра. Репортаж о «БиоГордене» вышел перед самой ее встречей с Домиником.

Вероника вошла в свою тесную квартирку с одной спальней, скинула обувь на высоких каблуках и вздохнула, глядя на беспорядок. Слишком уж мало времени в сутках!

Она налила в винный бокал последнюю перед сном порцию и устроилась на диване. Потом, одолев половину бокала, снова вздохнула и встала. Включила ноутбук, проверила на сон грядущий основные новостные каналы. Она проделывала это ранним утром и поздним вечером, да и в промежутке между ними тоже частенько. Вероника Браун не могла позволить себе оставаться в неведении относительно свежих новостей. Это было единственное подобие режима, действие, которое она заставляла себя повторять ежедневно. Хотелось бы сказать то же самое о пробежках, аэробике и пилатесе, но увы… что ж, во всяком случае, работа заставляет ее много ходить.

Возле компьютера лежал компакт-диск самоучителя по французскому языку, под ним – каталог изысканных вин, которые боролись за место на столе с руководством по йоге для начинающих и до сих пор не открытой тайской поваренной книгой. Хорошо бы научиться работать во сне. Хоть бы ученые-биотехнологи поторопились и открыли секрет вечной жизни! Проклятье…

Ее взгляд задержался на экранной заставке, изображавшей супружескую чету перед облупившимся, обшитым вагонкой домиком, зажатым между двумя такими же. Эти двое казались пожилыми, однако Вероника знала, что их до поры состарили труд на фабрике и тяжелые условия жизни. Ей было это известно, ведь фотография запечатлела ее родителей, а сама она выросла в этом домике. Изображение было больше чем просто напоминанием: оно предостерегало от того, что никогда не должно с ней случиться.

Вероника прошла в спальню, которая в нормальном городе сошла бы разве что за стенной шкаф, влезла в футболку и опустила подъемную кровать. Прежде чем лечь, она совершила действие, которое всегда делала на ночь: открыла окно и несколько раз глубоко вдохнула. Воздух был чистым – во всяком случае, для Нью-Йорка, поскольку большей площади квартиры Вероника предпочла окно на парк Томпкинс-сквер.

Вглядевшись в заросли вязов под окном, она вдруг вцепилась в подоконник.

Кто-то стоял среди деревьев лицом к ее квартире. Кто-то в белой одежде, которая странно мерцала в тусклом лунном свете.

Через парк постоянно, срезая путь, ходили люди, порой там устраивались на ночевку бездомные. Но этот человек стоял там в одиночестве, среди тьмы и чего-то ждал. Чем, черт возьми, он занят?

Вероника вытащила из сумочки миниатюрный бинокль и присела у окна. Нашла размытое изображение фигуры внизу, настроила резкость.

И ахнула.

А потом захлопнула окно, закрыла задвижку и задернула занавески. Бросилась к входным дверям, убедилась, что засов на месте, сделала несколько быстрых поверхностных вдохов. Затем подбежала к телефону и дрожащими пальцами набрала номер.

– Девять один один, служба спасения.

– У меня под окном посреди парка Томпкинс стоит человек, с ног до головы обмотанный белыми бинтами. Просто стоит, и всё. Не знаю, что с ним за ерунда такая, но мозги у него явно набекрень. Пусть кто-нибудь приедет и разберется с ним; он, наверное, из психбольницы сбежал.

– Мэм, успокойтесь. Скажите ваш адрес. Мы кого-нибудь пришлем.

Продиктовав нужные сведения, Вероника села на диван и стала ждать сирен. Внезапное появление душевнобольного, или любителя поприкалываться, или кто он там был, взволновало ее сильнее, чем что бы то ни было за десять лет жизни в одиночестве. Наплевать, если полиция по приезде обнаружит безобидного любителя наряжаться: Вероника хотела, чтобы его арестовали, раз он перепугал ее до полусмерти. Господи, пусть это окажется просто розыгрыш!

Когда дрожь немного унялась, она выпила еще бокал вина, а потом еще один. Раздалась сирена, потом замолчала, и Вероника заснула, обхватив бокал пальцами.

9

Утром Грей стал наводить справки насчет «Сомакса». Кое-что из рассказанного Вероникой подтвердилось, но почти ничего нового он не нашел. Штаб-квартира «Сомакса» базировалась в Софии, столице Болгарии. Радикалы по обе стороны баррикад упоминали компанию в своих блогах либо как рай для требующих отваги новаторских исследований, либо как выгребную яму научной безответственности и аморальности. Грей заподозрил, что истина, как обычно бывает, где-то посередине.

Хотя, может, и нет. Его встревожила история об африканской деревне. Он нашел несколько статей трехлетней давности, где высказывались те же подозрения насчет экспериментов над людьми, которые упоминала Вероника.

Еще он обнаружил, что фирма «Сомакс» получала гранты от «Группы Лазаря». По результатам поиска это оказалась неправительственная организация, способствующая научному прогрессу. Постепенно картина стала более ясной: оказывается, «Группа Лазаря» финансировала исключительно исследования, связанные со старением.

Больше ничего интересного Грей не нашел и позвонил Аль-Мири. Тот ответил после третьего гудка.

– Я тут наткнулся на некоторые вещи, которые хотел бы с вами обсудить, – сказал Грей. – Вчера я побывал в «БиоГордене», это компания в Нью-Джерси. Не думаю, что они связаны с вашим делом. А вот «Сомакс» – более многообещающая контора.

– За «Сомаксом» тянется целый шлейф сомнительных исследований.

– Так оно и есть, – подтвердил Грей, – но не это склонило чашу весов в его пользу. Мне тут подумалось, что ваша компания просто крошка по сравнению с великанами из списка.

– Да.

– Ну и кто мог узнать о вашем новом продукте? Вам известно, что «Сомакс» вроде как ставил биологические опыты на жителях африканских деревень?

– Я внешними делами не занимаюсь.

– Просто дело происходило практически у вас под носом, в Судане. Если бы мне понадобилась достаточно стабильная международная база для операций в этом регионе, я бы выбрал Каир, а не Хартум.

Аль-Мири ничего не ответил, а Грей продолжил:

– Какова вероятность, что люди из «Сомакса» могли зацепиться в Каире? Там легче проводить исследования, закупать все необходимое, не бросаться в глаза и связываться внешним миром.

– Понятно.

– Чтобы они наткнулись на вашу компанию, нужно еще одно совпадение. Скажите, три года назад вы уже обладали этой технологией? Или, может, она хотя бы была у вас в разработке? «Сомакс» именно тогда работал в Африке.

– Технология была, – пробормотал Аль-Мири.

– Есть вероятность, что в «Сомаксе» могли о ней услышать?

– От утечек информации и слухов никуда не денешься.

Во время разговора Грей расхаживал по комнате.

– Думаю, пришло время рискнуть. Завтра вечером я могу быть в Болгарии. Других зацепок у нас нет, а африканская связь выглядит убедительно. Можно как-нибудь взбаламутить ситуацию, хотя бы с целью исключить «Сомакс».

– Согласен. И пожалуйста, действуйте быстро. Буду ждать сообщений о том, что вы нашли.

Грей нахмурился, держа телефон на отлете. Он ожидал хотя бы небольшого сопротивления.

– Расскажите о пропаже побольше. Я постараюсь войти в курс дела.

В трубке некоторое время помолчали.

– Раствор в пробирке содержит фермент теломеразу. Теломераза играет важную роль в репарации ДНК.

Грей попросил произнести по буквам название фермента и записал его.

– Теломераза была подробно изучена, но мы считаем, что обнаружили у нее неизвестные ранее свойства. Они чрезвычайно специфичны.