Она остановилась у входа в полицейский участок и задумалась. Девушка поняла, что все же следовало рассказать Чжимо то, что она узнала, и прийти вместе с ней.

Но объяснить все Чжимо тоже было сложно, и, поразмыслив, Наин решила, что лучше ей ничего не говорить. Чжимо бы посоветовала делать вид, что ничего не случилось. Разве она не говорила всегда, что не стоит вмешиваться в чужие дела? Для Наин, которая никогда раньше не переступала порог полицейского участка, зайти туда одной было непросто. Когда Мирэ вместе с ней приходила, чтобы передать что-то маме, Наин всегда ждала в кафе напротив. Полицейский участок, мимо которого она проходила каждый день, сегодня казался больше и внушительнее. Наверняка внутри было полно людей.

– Ах, вы снова здесь. Офицер Сим вышел. Сейчас его здесь нет.

– Ну, тогда я просто оставлю это на его столе, раз он занят.

Наин повернулась на знакомый голос. Это снова был отец пропавшего старшеклассника. В руках у мужчины была коробка с энергетиками «Бахус». Он разговаривал с дежурным.

– Лучше дайте это мне. Я передам ему.

Мужчина с недовольным выражением лица повертел коробку в руках.

– Вы действительно передадите?

– В прошлый раз я тоже это сделал. Он был очень рад и попросил вас поблагодарить.

– Но почему же с ним так трудно встретиться?

– У него много работы.

Отец пропавшего старшеклассника, будто стряхнув пыль с коробки, протянул ее дежурному, который принял ее обеими руками и еще раз заверил, что обязательно передаст офицеру. Заложив руки за спину, мужчина пошел обратно, то и дело оглядываясь. Казалось, что он оставляет что-то ценное, и на лице его застыли сожаление и тоска. Эти чувства, как нарыв, который невозможно скрыть, просачивались из глубины его сердца наружу. Сам мужчина, вероятно, даже не осознавал, что у него такое выражение лица.

– Ах, черт… – пробормотала Наин себе под нос.

Почему именно сейчас пришлось увидеть его? Наин ведь даже не успела подумать как следует, что ей делать.

Наин быстро прошла мимо полицейского, державшего коробку, и вошла в здание.

Внутри полицейский участок выглядел гораздо скромнее, чем снаружи. Ощутимо пахло канализацией, и Наин наморщила нос. Она остановилась перед информационной доской и взглянула на названия отделов. Отдел уголовного розыска, отдел обеспечения безопасности, отдел расследований, отдел дознания и отдел по расследованию исчезновений. Наин вернулась на улицу и направилась к отдельному зданию, где на первом этаже располагался вход в отдел по расследованию исчезновений.

Она дважды постучала в железную дверь. Изнутри не раздалось ни звука. Похоже, она стучала слишком тихо. Тогда она постучала сильнее. В ответ из-за двери раздался низкий и грубый голос, но Наин не расслышала, что он сказал. Это было либо приглашение войти, либо просто сообщение, что он на месте. Слишком размыто. Пока Наин медлила, дверь открылась, и на пороге появился полицейский. На его лице было написано: «Почему ты не входишь?» Страж порядка прислонился к дверному косяку. Казалось, он не собирается тратить на Наин много времени.

– По какому вопросу?

Его голос и взгляд излучали уверенность. Уверенность в том, что, по какому бы вопросу Наин ни пришла, дело не срочное. Наин не могла прямо посмотреть ему в глаза. Она заговорила, украдкой поглядывая на полицейского. Ее руки оставались в карманах.

– Д-дело… Раньше… пропажа…

– …

– В горах…

– …

– То есть в горах…

– Эй!

– Да?

– По какому делу ты пришла? – скучающим тоном снова спросил полицейский. Через его плечо она видела пустую коробку из-под энергетиков «Бахус», стоящую на столе неподалеку от кулера. Вскоре туда, вероятно, поставят новую коробку, которую дежурный только что принял. Почему он солгал, что офицера нет? Наин попыталась что-нибудь придумать, но быстро отказалась от этой мысли, так как, казалось, знала ответ. Она посмотрела на коробку, затем опустила глаза. У нее не хватало смелости взглянуть в лицо полицейскому. Она сразу поняла, что ее слова не убедят его. Полицейский прекрасно знал, что поддержание разговора с посетителями – часть его работы, поэтому не прогонял Наин. Он понимал, что если немного потерпит, то посетитель уйдет сам, устав ждать какого-либо ответа.

– Наин?

Наин повернула голову.

– О, правда ты.

По лестнице спускалась Кёнхе, мама Мирэ. Наин посмотрела на указатель, прикрепленный к лестнице. На втором этаже этой пристройки находился офис киберкоманды.

– Кёнхе, ты знаешь эту девочку? – спросил полицейский, указывая на Наин. Кёнхе подошла к ним.

– Да, это подруга моей дочери. Что ты здесь делаешь? – спросила Кёнхе Наин, хотя ее взгляд был направлен на полицейского в ожидании, что он объяснит ситуацию.

– Я… я потом зайду, – пробормотала Наин, поклонившись и отступив назад, затем снова подняла голову. – Здравствуйте. До свидания.

Избегая взгляда Кёнхе, Наин еще раз низко поклонилась и вышла из пристройки, не оборачиваясь. Ей было неловко и смешно, что она пришла сообщить о чем-то и в итоге сбежала.

После того как Наин вышла из полицейского участка, она пробежала через перекресток до главной дороги и остановилась только на старой автобусной остановке. Села на корточки и выдохнула. Пот стекал по ее лбу к подбородку, пока она рассматривала объявления об исчезновении старшеклассника, расклеенные по остановке. Затем опустилась на землю и закрыла лицо руками. Она чувствовала себя жалкой неудачницей. Слезы текли по ее щекам, они были горькими и солеными, как морская вода. Наин не могла взглянуть на объявления. Точнее, на портрет старшеклассника на них. Она выругалась. Она не могла не ругать себя за то, что не смогла сделать ничего, кроме как прийти в полицейский участок и показать себя полной дурой. «Черт возьми, дура. Самая настоящая дура…» Она вынула из кармана пуговицу, которую теперь всегда носила с собой, потому что собиралась предъявить ее в качестве улики, если попросят. Зачем? Никто не будет рассматривать это как улику. Даже если и так, то Наин еще предстоит доказать, что эта пуговица принадлежала пропавшему студенту. Это было бы ключом к тому, чтобы начать расследование.

Ее звали Кымок. Фамилия – Со, полное имя – Со Кымок. Ее мать звали Сим Суни, а отца – Со Юнсу. Ее брат Со Чэсу был старше ее на два года, а сестра Со Мокхи – младше на семь лет. Когда Чэсу арестовали за чтение и написание чего-то запретного, отец Юнсу, понимая, что скоро придут за всеми членами семьи, взял жену и двух дочерей и ночью бежал в горы. Чтобы Чэсу смог найти их, если вернется живым, отец оставил записку под столом у дочери. Однако японский полицейский заметил их, когда отец справлял нужду в горах. Кымок считала, что если бы отец сразу сдался, то, возможно, остался бы жив, хоть и подвергся бы жестокому наказанию. Она неоднократно выражала свое сожаление по этому поводу. Но отец думал иначе. Он считал, что в темноте их не узнают, если они побегут. Несмотря на приказы японского полицейского остановиться, отец велел бежать. «Бегите, бегите, не оглядывайтесь, бегите». Кымок побежала. Она знала, что их могут убить, если поймают, но все равно побежала, потому что так сказал отец.

Она не помнила момент, когда пуля пронзила ее грудь. Не было боли. Она почувствовала лишь жжение, словно сердце запылало огнем. Увидев, как ее кофта, сшитая мамой в прошлом году, покрывается темными пятнами, она наконец приложила руку к груди и поняла, что не сможет остановить кровь. Та текла так обильно, что девушку сковал страх. Она не знала, больно ли ей, просто было жарко и страшно. Когда мать пыталась приблизиться к ней, чтобы помочь, отец приказал той срочно уходить с Мокхи. Он сказал, что сам понесет Кымок. Когда мир перед глазами превратился в черное-белое мелькание и она пришла в себя, оказалось, что отец несет ее на своей спине. Она услышала его голос, он звал ее: «Кымок, Кымок!» Она хотела ответить, но голос не слушался, и она просто продолжала беззвучно плакать. Именно в этот момент раздался ужасный раскат грома, который оказался звуком выстрела. Отец упал, а тело Кымок перекатилось через него вперед. Что-то острое прошло через отверстие от пули в ее груди, но она не издала звука, ведь боли уже не чувствовала.

Она хотела сказать отцу, чтобы он оставил ее и бежал, но рана в груди не давала нормально дышать. Она могла закрыть глаза, но они оставались открытыми, и она видела, как отец умирает перед ней. Она думала, что теперь наступила ее очередь, но два японских солдата подошли, слегка пнули ее ногой и ушли, словно зная, что она скоро умрет. Кымок молча ругалась им вслед: «Ублюдки, негодяи!» Она провела эту долгую, печальную, холодную и страшную ночь, с трудом дыша и думая, что доживает последние часы на свете. Но потом выглянуло солнце, и Кымок открыла глаза. Она почувствовала тепло и уют, легкие и приятные прикосновения ветерка.

Она ждала, когда придет мать, но та так и не появилась. В какой-то момент Кымок поняла, что мать, вероятно, ушла уже навсегда. Кымок спросила у Наин, сколько дней прошло, какой сейчас год. Услышав ответ Наин, Кымок поняла, что мать действительно ушла, и грусть одолела ее.

– Как ты можешь меня слышать? У людей всегда была такая способность? Или я просто слишком мало прожила и не успела об этом узнать? – спросила Кымок.

Наин ответила, что это не так, но смутилась, не зная, как все объяснить.

– Если не так, то почему ты меня понимаешь? И почему медлишь с ответом? – спросила Кымок, поторапливая Наин.

Наин просто сказала, что она не человек. Слово «инопланетянин» так и не сорвалось с ее губ.

– Что значит – не человек? Ты пытаешься себя принизить? – поинтересовалась Кымок. – Или дело в другом?

– Нет, не совсем, – ответила Наин. – Даже не знаю, как объяснить.

– Черт возьми, как все запутано. Что же там с тобой может быть?

– Просто я пришла издалека.

– Издалека? Ты переплыла океаны?

– Нет. Я просто… из космоса.

Она звучала глупо. Кымок наверняка подумала, что она шутит, что ей все равно, понял ли кто Кымок после стольких лет или нет. Дерево молчало. Эти абсурдные слова о приходе с небес наверняка отпугнули ее.

– Глаза, нос, рот – все есть? – внезапно спросила Кымок.

Наин ответила утвердительно, но была сбита с толку.

– Уши, руки, ноги тоже?

Наин снова ответила утвердительно. Она совершенно не понимала, к чему Кымок задает свои вопросы.

– Хорошо, этого уже достаточно. Если у тебя есть все, что нужно для общения, то какая разница, откуда ты? Если и разделять людей и не-людей, то только по умению здраво мыслить. Так что нет никакой необходимости делать все еще более запутанным.

Кымок сказала, что пора заканчивать эту странную беседу, но затем вспомнила кое-что интересное:

– Как хорошо, что я вспомнила. Я не знала, кому рассказать, и все же не забыла. А ты знаешь, что тут закопан человек?

От духа Кымок, обитающего в дереве, Наин услышала историю о том, что в этом лесу похоронен человек. Когда это точно произошло, было неизвестно. Кымок не могла ориентироваться во времени и говорила, что это было то ли вчера, то ли десять лет назад, меняя свою версию несколько раз. Поэтому слова Кымок нельзя было считать достоверным свидетельством. Однако следовало учитывать, что Кымок не знала, какой сейчас год, и воспринимала освобождение Кореи как недавнее событие. Подумав, Наин отложила вопрос о времени. Следующим, на что она обратила внимание, было то, что слова Кымок были не прямым свидетельством, а скорее подслушанным разговором. Хотя, строго говоря, Наин не подслушивала. В любом случае Кымок помнила тот день так живо, как будто это было вчера. Лес в последнее время был безлюден, туристы на гору Сонёнсан не поднимались. Поэтому для Кымок этот разговор был тем, чего она не могла забыть.