– Есть, просто я хотела тебя кое о чем спросить, – ответила Наин.

Теперь, когда дело дошло до разговора напрямую, Наин внезапно стало стыдно и неловко. Если она спросит, не растение ли она, то Чжимо, вероятно, засмеется от всей души, как в тот раз, когда пятнадцатилетняя Наин убежала из дома на полдня и вернулась. Поэтому Наин старалась говорить как можно более уклончиво – и сказала, что вчера кто-то пришел и сказал ей нелепость, якобы она растение, и это ее позабавило.

– Кто это тебе сказал? – переспросила Чжимо с каким-то мрачным выражением лица. Почему она так отреагировала?

Каждый раз, когда Чжимо о чем-то задумывалась, она разговаривала с растениями в цветочном магазине. Со стороны казалось, что ей очень не хватает собеседника, отклика со стороны на заботы и проблемы. Люди видели ее такой и думали, что она одинока, и жалели ее. Некоторые даже ругали Наин, утверждая, что Чжимо до сих пор одна из-за нее, что, если бы у нее был спутник жизни, она бы не разговаривала с растениями. Наин, еще с начальной школы делавшая уроки за большим круглым столом в магазине, не понимала, за что ее ругают. Но ей не было обидно, потому что Чжимо еще в раннем детстве научила ее пропускать мимо ушей девять из десяти слов, сказанных взрослыми. Тем не менее Наин действительно было любопытно: неужели Чжимо каждое утро здоровается с растениями из-за того, что у нее нет возлюбленного? Почему бы не сказать все эти слова ей, Наин, а не растениям или воображаемому другу?

Как-то утром, когда за ночь выпал снег, мир стал белым, а земля замерзла от холода, Чжимо заговорила с растениями, и Наин, глядя ей в спину, сказала:

– Чжимо, ты кажешься странной.

Она хотела сказать совсем не это, но спросить Чжимо, не из-за одиночества ли она так себя ведет, Наин не могла. Эти слова были слишком сложными и глубокими для нее в то время. Чжимо, услышав ее замечание, посмеялась веселее обычного и, обращаясь к растениям, сказала: «Слышали? Она говорит, что мы странные» – и снова засмеялась. Затем внезапно взглянула на Наин и спросила, действительно ли та считает ее странной. Наин, притворившись задумавшейся, покачала головой. На самом деле ей вовсе не казалось, что Чжимо странная. Даже если все говорили, что это странно, Наин нравилось, что Чжимо разговаривает с растениями. Слушая эти монологи, Наин чувствовала спокойствие, ее тело расслаблялось, начинало клонить в сон. Чжимо поманила племянницу, чтобы та подошла поближе. Когда Наин села рядом, Чжимо поделилась с ней секретом:

– Они все слышат и даже отвечают. Другие люди этого не понимают. Но я знаю. Просто твои уши еще недостаточно развиты, чтобы это слышать. Когда-нибудь ты услышишь. Так что сегодня я почищу тебе уши.

Сейчас Наин поняла, что совсем забыла о том, что когда-то сказала ей Чжимо. Тетя вовсе ничего не скрывала. Даже когда Наин однажды приехала домой с разбитой после падения с велосипеда коленкой, Чжимо встретила ее на пороге вопросом: «Ты что-нибудь слышишь в последнее время? Не переживай, так и должно быть». Тетя повторяла это и раньше, и несколько дней назад. Наверное, это было одной из тех тайн, которые Наин должна была принять.

Правда страшна. Правда, осознанная слишком поздно, еще страшнее. Мирэ, например, больше всего на свете боялась узнать правду о том, что ее родители не любят друг друга. Она смутно это чувствовала, но не хотела признавать, избегала подтверждений. Родители тщательно скрывали холод между собой, чтобы Мирэ не узнала. Когда она поняла, что вся их показная любовь была ложью, ей было очень страшно. Принять, что все это время их семейная гармония была лишь иллюзией, было так же больно, как рушить стену голыми руками. Рассказывая об этом, Мирэ махала кулаками в воздухе и добавляла, что теперь благодаря этому она может разрушить почти все своими силами.

Хёнчжэ, по сути, не должен был родиться. Но по какой-то причине все же появился на свет. Он узнал об этом от своей сестры, которая была старше его на восемь лет. Это случилось, когда они еще детьми бросали друг в друга игрушки и дрались. Хёнчжэ, плача, позвал маму – и услышал от сестры: «Ты знаешь, что мама хотела тебя стереть? Так что не зови маму, она тебя не любит». Неизвестно, помнила ли его сестра, что сказала это. Хёнчжэ никогда потом не спрашивал у нее, правда это или нет. Возможно, она соврала в гневе, но с тех пор Хёнчжэ больше не ссорился с сестрами из страха, что родители могут его бросить. Он никогда не проверял, правдой ли были те слова, и не собирался. Это была правда, которую Хёнчжэ не хотел знать.

Когда Мирэ и Хёнчжэ раскрыли свои страхи, Наин не нашла что сказать. Отсутствие родителей она давно воспринимала как данность, это не было страшной правдой, которую она не хотела бы знать. Но теперь у нее появилась такая. Хотя она не была уверена, стоит ли раскрывать этот секрет для начала себе самой.

Чжимо поставила пульверизатор на стол и взяла Наин за руку. Она повела ее в самый дальний угол цветочного магазина, к маленькой клумбе с цветами, посаженными не для продажи, а просто для собственного удовольствия. Там росли растения, названия которых Наин не знала и происхождение которых было неясно. Чжимо присела перед клумбой и жестом показала Наин, застывшей неподалеку, чтобы та села рядом.

Там были растения, похожие на кораллы из моря, низкие деревья с колючками, похожими на кактус, и цветы с восемью разными видами лепестков на одном стебле. Чжимо указала на одно из растений. Это был стебель примерно метр в высоту, с одиноким белым бутоном, похожим на ландыш. Стебель казался таким тонким, что его могло согнуть даже дыхание, но он твердо удерживал большой бутон. Наин посмотрела на растение, затем повернулась к Чжимо, не понимая, к чему все это. Она нахмурилась, как бы требуя, чтобы Чжимо наконец ответила на ее невысказанный вопрос.

– Это ты, – сказала Чжимо, держа Наин за руку. Потом начала нежно поглаживать каждый палец Наин. – Этот стебель рос вместе с тобой, на кончиках твоих пальцев. Так что это – ты. Пока ты пряталась в земле, я видела, как этот цветок растет, и знала, что ты тоже хорошо растешь.

– Не говори так серьезно. Это звучит как правда, – ответила Наин с неловкой улыбкой. Чжимо была из тех, кто даже шутки произносил всерьез, так что было легко поверить ее словам. Сейчас верить ей было опасно. Но Чжимо, не обращая внимания на реакцию племянницы, протянула руку вперед.

– Покажи. Мне было интересно.

– Что?

– Побег, выросший из твоих пальцев.

Наин на автомате поднялась. Она не могла понять, то ли Чжимо просто подыгрывает племяннице, говорящей глупости, то ли все это всерьез. И в этом была проблема. С одной стороны, происходила очевидная чепуха, но Чжимо воспринимала ее как нечто естественное, имеющее место быть, и даже знала то, чего Наин не говорила. Девушка была сбита с толку серьезностью тети и даже думала теперь, что все сказанное может быть правдой.

Чжимо продолжала тянуть вперед руку и смотрела на Наин.

– Прости, что не сказала тебе раньше.

Похоже, она не собиралась признавать, что это шутка.

В альбоме, который хранился в кладовке цветочного магазина, обнаружилась фотография Чжимо, держащей новорожденного, всего измазанного в грязи. Младенец выглядел так, будто его только что вытащили из земли, как огромный батат или редьку. Сама Чжимо на фотографии походила на фермера, радующегося хорошему урожаю. Тетя сказала, что этот «батат» и есть Наин. Наин настолько пристально вглядывалась в фотографию, что у нее начали слезиться глаза. «Если его хорошенько помыть, может, будет больше похоже на человека?» – подумала она и принялась тереть фотографию рукавом. Чжимо не уставала повторять, что собиралась когда-нибудь ей все рассказать, что это не было бы тайной вечно. Наин слушала ее вполуха и продолжала листать альбом. Фотографии в нем шли в беспорядке. Фотография момента ее рождения была на первой странице, а дальше оказались только снимки одного и того же растения. Наин заметила, что это было то самое растение с белым цветком, которое Чжимо показывала ей ранее.

То растение было сначала размером с палец, потом становилось все больше, пока не сравнялось по высоте с Чжимо. За десять дней до рождения Наин появился крошечный бутон, который все разрастался, а потом полностью распустился в день ее рождения. Чжимо говорила, что этот цветок – часть тела Наин. Она невнятно кивнула. Ей было нелегко принять, что она, столько лет твердо верившая, что росла в материнской утробе, на самом деле пустила корни в земле. Увидев, как лицо Наин становится все более смущенным, Чжимо достала из кладовки какую-то книгу и открыла ее.

«Посадите росток в землю. За десять дней он пустит длинные и крепкие корни. Некоторые из корней, растущих во все стороны, утолщатся. Они постепенно увеличиваются в размерах, сплетаются и в конце концов образуют неровный комок. Это происходит примерно через тридцать дней после посадки. Это семя жизни. Иначе говоря, зародыш или ядро рождения. Корни будут поглощать питательные вещества из земли, и неровный комок, напоминающий батат, начнет принимать форму. Появятся голова, руки и ноги. По мере роста зародыша растение на поверхности земли также станет больше. Через полгода комок, похожий на батат, становится подобием младенца, и корни соединяются с его десятью пальцами и стеблем растения. Младенец, свернувшись калачиком, как белка в зимней спячке, получает питание через пальцы. Он растет и растет, и, когда растение на поверхности земли зацветает, приходит время извлечь ребенка. У родившегося таким образом ребенка в свое время появятся в пальцах зародыши, которые в будущем могут прорасти. Эти ростки можно сохранить и посадить в землю, чтобы создать новую жизнь. Однако не все десять ростков из пальцев превращаются в зародыши. Это зависит от человека: некоторые ростки умирают до посадки, а некоторые, будучи посаженными, не дают жизнь. В среднем менее трех из десяти ростков превращаются в зародыши».

Наин внимательно изучала описание рождения, приведенное на двух страницах книги, и затем посмотрела на кончики своих пальцев. Это были просто пальцы. На них не осталось следов, от которых шли бы ростки.

Чжимо взяла ее за руку и сказала:

– Я понимала, что, раз ты уже начала слышать звуки, значит, скоро придется рассказать правду. Я думала, что, если скажу тебе об этом сама, ты меньше испугаешься, но кто-то опередил меня. В любом случае, хотя твое рождение и отличается от остальных, ты все равно часть общества. Ты тоже состоишь из плоти и крови. Ты ничем не отличаешься. Так что не бойся.

«Ты ничем не отличаешься». Эти слова казались Наин очень чуждыми.

– Не отрицай это слишком долго.

Чжимо обняла Наин. Ее большие и грубые руки нежно поглаживали затылок племянницы. Наин, слушавшая ее историю сидя, как деревянная кукла, наконец-то расслабилась, почувствовав теплые прикосновения. Она крепко обняла Чжимо и, уткнувшись лицом ей в плечо, начала говорить. Ее голос звучал приглушенно, но Чжимо, казалось, слышала и понимала все. Наин объяснила, что уже несколько дней как слышит звуки, что у нее на пальцах росли побеги и что она была очень сбита с толку и подавлена. Ей казалось, что она сходит с ума, она хотела рассказать об этом Чжимо, но ее охватил страх, и она не смогла легко раскрыться.

Чжимо кивнула, как будто полностью понимала замешательство Наин. Она сказала, что Наин слышала звуки, которые издают растения, и что они звучат на другом языке, непонятном людям.