Девочка проводит пальцем по одной из перекладин двухъярусной кровати и прикусывает нижнюю губу. Внезапно она подходит слишком близко, отчего мне кажется, что она вот-вот упадет на меня, но девочка лишь касается синяка на моей шее.

– Держи руки при себе! – кричу я, дергаясь, и от неожиданности она падает назад, приземляясь на задницу.

Мгновение мы пристально смотрим друг на друга, а затем ее глаза наполняются слезами.

Видите, почему я не лажу с детьми?

– Я не должна говорить людям свое имя, – шепчет она, вытирая щеки.

Девочка засовывает большой палец под цепочку на ее шее и, потянув, вытаскивает ее из-под футболки. Посередине цепочки висит кулон с черным камнем. Она проводит пальцем по обратной стороне кулона, а затем прячет его обратно под футболку.

Это странно, но, пожимая плечами, я пытаюсь притвориться, что ситуация нормальная.

– Ладно, а как ты хочешь, чтобы тебя называли? – спрашиваю я, но она снова не отвечает.

Вздохнув, я достаю из пакета последнюю вещь и комкаю ее в руках, оценивая свои скудные пожитки. Кое-что из вещей мне купили последние приемные родители, кое-что досталось от других детей из приюта, но здесь ничего нет из моей прошлой жизни. Хотя так даже лучше. Я не хочу думать о своей матери.

Я запихиваю все в один из ящиков и, поднимаясь с пола, медленно протягиваю девочке руку, нарушая свои же собственные правила.

Девочка колеблется, и от этого у меня щемит в груди.

Неужели я стал таким же придурком, как мой отец?

Спустя какое-то время она все же берет меня за руку, и я помогаю ей встать на ноги.

– Мальчики спят здесь, – говорю я и веду ее в соседнюю комнату. – А девочки здесь.

Заметив пустую койку на одном из вторых ярусов, я указываю на нее:

– Все уехали на экскурсию, так что сейчас в приюте только мы и Уилкокс.

Почему наш арт-терапевт^[2] не показал девочке ее комнату – мне совершенно непонятно.

Я скрещиваю руки на груди и жду, пока она поднимется по лестнице на свою новую койку. Девочка не утруждает себя распаковкой своей сумки, а просто оставляет ее у изножья и спускается обратно.

Несколько секунд она смотрит на меня, а затем скрещивает руки на груди, копируя мою позу, и гримасничает.

Прекрасно!

– Сколько тебе лет? – спрашиваю я.

– Пять и три четверти.

На целых пять лет младше меня.

Я качаю головой и выхожу обратно в коридор, но замечаю, что она следует за мной.

– А как мисс Уилкокс тебя называла?

В моей голове полно вопросов, но, похоже, мне нравится тайна, окружающая эту девочку. Она отвлекает меня от моей собственной дерьмовой ситуации.

– Я не помню, – хмурится она. – Оно…

– Оно что?

– Оно похоже… – девочка пожимает плечами.

– На твое настоящее?

– Джейс! – вскрикивает мисс Уилкокс, когда я едва не врезаюсь в нее. – Осторожнее, – говорит она, удерживая меня за плечи на расстоянии вытянутой руки.

– Извините, мисс Уилкокс.

Пару секунд мисс Уилкокс смотрит на меня, а затем кивает.

– Время обедать. Ты голодна, Кора?

Кора.

Пока я прокручиваю это имя в своей голове, девочка кивает и снова прикусывает нижнюю губу.

– Не присоединишься к нам, Джейс? – спрашивает мисс Уилкокс, когда Кора берет ее за руку.

– Я не могу, – лгу я, после чего они идут в одну сторону, а я в другую.

Это к лучшему. Устанавливать связи, особенно в таком месте, – только навредит мне.

Кора уверенно находит дорогу ко мне среди длинных рядов скамеек в часовне. Глядя на нее, я осознаю, что она начинает мне нравиться. Она – единственная, кто проявляет ко мне хоть какое-то дружелюбие. Правда, учитывая ее возраст, я не уверен, понимает ли она это или просто считает меня кем-то вроде лидера. Когда меня нет рядом, девочки из приюта пристают к ней. Они треплют ее ярко-рыжие волосы, насмехаются над ее пухлыми губами и веснушками, а также дергают за одежду, будто раньше не видели комбинезонов, хотя должны были привыкнуть к нему, за два-то месяца.

В один из дней стирки мисс Пирсон пыталась заставить Кору надеть что-то еще, и могу сказать, что никогда не слышал такого громкого крика. Коре пришлось сделать укол успокоительного, после которого она проспала весь остаток дня.

Несмотря на то что на следующий день Кора вела себя как ни в чем не бывало – не проявляла страха и не показывала слез, – все же я думаю, что теперь она опасается мисс Пирсон, которая, к слову, является директором Святой Терезы. Усыновление ребенка – это сложный процесс, в котором участвуют приемная семья и детский приют. Однако окончательное решение остается за мисс Пирсон. Она обладает большой властью и может как способствовать продвижению документов по усыновлению, так и замедлить его. Это особенно важно для детей, подобных нам.

– Ты веришь в Бога? – спрашивает меня Кора, думая, что шепчет, но вопрос произнесен настолько громко, что я вижу, как дергаются плечи мисс Пирсон, и жду, когда она повернется и отругает нас за то, что мы не слушаем проповедь.

В приюте Святой Терезы все дети каждое воскресенье проводят два часа в часовне, слушая, как старый полуглухой священник разглагольствует о каком-то конкретном уроке из Библии, а потом начинает молиться. То вслух, то молча, то стоя на коленях, то стоя на ногах. Но это просто смешно.

– Нет, – шепчу я в ответ. – И говори тише.

– А в кого-то веришь? – хмурится она.

Целую минуту я решаю, что ей ответить, потому что не уверен, что меня поймет шестилетний ребенок.

– Я верю в себя, – наконец отвечаю я.

За последние несколько недель Кора периодически мне рассказывала что-то о себе, но она открывалась лишь на самую малость, а потом снова уходила в себя. Видимо, держать свои мысли при себе ее заставляет что-то похуже страха.

Однажды она рассказала мне, что ее родителей больше нет, и я решил, что они либо бросили ее, либо умерли. Когда я ответил ей, что у меня тоже больше нет мамы, Кора обняла меня, и мне это понравилось. Этот физический контакт разительно отличался от приставаний моего отца или шлепков моих приемных родителей, которые думали, что так смогут исправить меня.

Теперь Кора хихикает, и мисс Пирсон все-таки оборачивается. Она сверлит нас долгим недовольным взглядом, и девочка прижимается ко мне.

Я пытаюсь не улыбнуться, и мне удается сохранить невозмутимое выражение лица, пока мисс Пирсон сердито смотрит на меня. Довольно быстро она оставляет нас в покое и отворачивается.

Это потому, что на скамьях позади нас полно народа. Сегодня День семьи – массовая рекламная акция для того, чтобы кого-нибудь из детей усыновили.

Я вздыхаю, когда священник начинает говорить что-то о спасении, понимая, что сейчас он начнет внушать кучке детей, что наши души могут быть спасены, если мы будем просто молиться.

Вот уж вряд ли.

– Я тоже не верю в Бога, – шепчет Кора через несколько минут. – Но мне нравятся греческие боги.

– Что? – от удивления я поднимаю бровь.

– Зевс, Аид и Пойзан.

– Кора! – злится мисс Пирсон. – Тихо.

Девочка хнычет и сползает ниже под скамейку, пытаясь стать невидимой; покачав головой, я тяну ее за руку. Некоторые взрослые хмуро смотрят на нас, пока мы встаем со скамьи и идем по проходу к задней двери, но Кора просто сияет. Никто нас не останавливает, потому что я довел практически до совершенства свой образ неприкасаемого. Мой взгляд говорит: «Тронь меня и умрешь». Ну, может, не умрешь, но получишь серьезную травму, потому что я ударю так сильно, как только смогу. Единственный, кто не поддается этому взгляду, – мисс Пирсон.

Пройдя через вестибюль, мы выходим на залитую солнцем лужайку, на одной стороне которой находится наш приют, а на другой – парковка, заставленная машинами. Над дверьми главного здания Святой Терезы кто-то повесил большую табличку «Приветствуем семьи».

Выйдя из часовни, Кора с облегчением вздыхает. Она откидывает голову назад и закрывает глаза, но при этом продолжает уверенно шагать за мной, словно верит, что я не поведу ее к краю обрыва или что-то в этом роде.

Странно.

– Посейдон, – внезапно говорю я.

Она открывает глаза, только когда мы оказываемся под деревом. Я опускаюсь на траву, и девочка плюхается рядом со мной. Мы скрываемся в тени, и солнце больше не освещает ее кожу.

– Не Пойзан, а Посейдон, – хихикаю я. – И что ты о них знаешь?

– У Зевса есть молния. – Кора наклоняется вперед и горстями загребает землю вместе с травой, а затем раскрывает ладони и позволяет ветерку сдуть часть земли. – У Пойзана вода.

– А у Аида?

– Он – царь подземного мира, где находят приют заблудшие души, – улыбается она. – Я думаю, он мой любимый бог.

– То есть тебе нравится дьявол?

Иногда я совершенно ее не понимаю.

Забудьте о том, что я только что сказал! Я никогда ее не понимаю!

Она приподнимает плечо, поправляя лямку комбинезона, хотя сегодня мисс Пирсон опять пыталась одеть ее во что-нибудь приличное. Например, в одно из платьев, которые были у Коры, когда она сюда приехала, или свежую футболку без пятен. На удивление, несмотря на возраст, Кора чертовски аккуратна, и ее комбинезон выглядит совершенно новым.

Пирсон не хотела пичкать Кору лекарствами, как в день стирки, поэтому позволила ребенку выиграть эту битву. Но не войну.

– Он не дьявол! – говорит Кора, хмурясь, и я снова обращаю на нее свое внимание. – Он защитник мертвых.

Я смотрю на нее и пытаюсь понять – откуда пятилетняя девочка (почти шестилетняя) так много знает о греческих богах? Но мне не выпадает шанса это выяснить, потому что внезапно кто-то хватает меня за ухо и поднимает на ноги. Краем глаза я успеваю заметить, что это мисс Пирсон, но она ведет меня не обратно в церковь, а тащит в сторону приюта.

– Возвращайся в церковь, Кора! – кричит она через плечо.

Боль в моем ухе не является для меня чем-то новым, но я все равно прижимаюсь к мисс Пирсон, пока она тащит меня в подвал.

Я упираюсь пятками, но мое сопротивление бесполезно. Мисс Пирсон ведет меня вниз по деревянной лестнице и толчком заталкивает в комнату.

– Никто не захочет усыновлять непослушного, конфликтного мальчика! – ругается она. – Так что ты посидишь здесь, пока все не уйдут, а если издашь хоть один звук – я сделаю так, что ты будешь спать здесь целый месяц! Так ты хотя бы не лишишь Кору шанса на усыновление.

Я чуть было не бросаюсь на мисс Пирсон, но внезапно ее слова будто врезаются мне в душу.

Она права. Меня никто не усыновит, но я не хочу, чтобы Кора лишилась шанса на нормальную семью. Я могу выжить не только здесь, но еще и в самых суровых приемных семьях. Но в отличие от половины ребят, которые живут здесь и которые слишком быстро повзрослели, Кора все еще остается невинным ребенком.

Поэтому я смотрю, как мисс Пирсон поднимается наверх и закрывает за собой дверь, оставляя меня в темноте. Я сажусь на пол, и холод проникает сквозь мою поношенную одежду и кожу.

В подвале вокруг меня нет ничего мягкого или теплого. Ничего, кроме коробок и пыли на окнах решетки, которая установлена для того, чтобы сюда не могли проникнуть люди. Ну или чтобы никто не мог выбраться наружу.

К моим штанам прилипла трава, и я сердито смахиваю ее, пытаясь контролировать свои эмоции.

Это ад?

Нет.

Я прокручиваю в мыслях то, что рассказала мне Кора. Историю, которая застряла в моей голове благодаря всего нескольким словам.

Это не ад, а подземный мир. И я могу стать его правителем.