За время своего пребывания в Индии Джонс опубликовал много работ по Индии, положив начало ее научному изучению практически во всех гуманитарных науках. В своей речи по случаю третьей годовщины образования Азиатского общества» 2 февраля 1786 года (Third Anniversary Discourse to the Asiatic Society) (1788) он предположил, что санскрит, греческий и латинский языки имеют общую основу и что все они могут быть связаны, в свою очередь, с готским и кельтским языками, а также с персидским. Джонс постулировал существование протоязыка, общего для санскрита, персидского, греческого, латинского, германского и кельтского языков. Он утверждал: «Пять основных народов, которые в разные века делили между собой, как своего рода наследство, обширный Азиатский континент и многие близкие к нему острова, – это индийцы, китайцы, татары, арабы и персы. Что это были за народы, откуда и когда они пришли, где они располагаются сейчас, и что нам сулит более глубокое их изучение, будет сказано, как я надеюсь, в пяти различных докладах, последний из которых продемонстрирует сходство или различие между народами и ответит на главный вопрос: есть ли у них какие-нибудь общие корни, и те ли это корни, которые мы обычно для этих народов устанавливаем». По поводу Индии он утверждал следующее: «Можно только пожалеть, что ни те греки, которые сопровождали Александра в его походе в Индию, ни те, кто долгое время был связан с этой страной в правление бактрийских князей, не оставили нам ни малейшей возможности узнать, какие местные языки они обнаружили, прибыв в эту империю. Мусульмане, насколько нам известно, слышали, что люди с полуострова Индостан, то есть из Индии, говорили на бхаша, живом языке весьма необычного строя, самый чистый диалект которого был распространен в местностях вокруг Агры, и главным образом в поэтической местности Матхура; его обычно называют языком Враджи. Возможно, пять из шести слов этого языка восходят к санскриту, на котором сочинялись религиозные и научные труды и который, судя по всему, создавался, как следует из его названия, путем тонкой грамматической систематизации из некого неотшлифованного говора. Но основа хиндустани, в особенности флексии и глагольное управление, так же отличается от обоих этих языков, как арабский от персидского или немецкий от греческого. Сейчас последствия завоевания для языков завоеванных народов в целом таковы, что эти языки остаются в своей основе неизмененными или изменяются лишь слегка, но заимствуют значительное число чужеземных слов, обозначающих как предметы, так и действия. Так было во всех случаях, какие приходят мне на ум, когда завоеватели – турки в Греции или саксы в Британии – не сумели уберечь свой язык от смешения с языком завоеванных. Такого рода аналогии могли бы заставить нас поверить, что чистый хинди татарского или халдейского происхождения был исконным языком Верхней Индии, куда санскрит был принесен в очень далекие времена завоевателями из других государств, ибо мы не можем сомневаться, что язык Вед использовался на обширных территориях страны (что уже отмечалось прежде), поскольку религия брахманизма в этой стране возобладала». Джонс так сформулировал суть сравнительной лингвистики: «Санскритский язык, какова бы ни была его древность, обладает удивительной структурой, более совершенной, чем греческий, более богатой, чем латинский, и более изысканной, чем каждый из них, но носящий в себе столь сильное сходство с этими двумя языками, как в корнях глаголов, так и в формах грамматики, что оно не могло быть порождено случайностью; родство настолько сильное, что ни один филолог, который занялся бы исследованием этих трех языков, не сможет не поверить тому, что все они произошли из одного общего источника, который, быть может, уже более не существует: имеется аналогичное основание, хотя и не столь убедительное, предполагать, что и готский, и кельтский языки, хотя смешанные с совершенно различными наречиями, имели то же происхождение, что и санскрит; к этой же семье языков можно было бы отнести и древнеперсидский, если бы здесь было место для обсуждения древностей персидских».

Джонс был первым, кто предложил расовое разделение Индии, связанное с вторжением ариев, на, по сегодняшней терминологии, австралоидов и европеоидов, но в то время не было достаточных доказательств в поддержку этого тезиса, сейчас общепринятого. Джонс придавал большое значение этимологии, но настаивал, что совпадение слов в разных языках необязательно говорит о родстве этих языков: «Без сомнения, этимология приносит определенную пользу историческим исследованиям; но как способ доказательства она столь ненадежна, что, проясняя один факт, затемняет тысячу других и чаще граничит с бессмысленным, чем приводит к точному выводу. Схожесть звуков и букв редко несет сама по себе большую убедительную силу; однако часто, не получая никакой помощи от этих преимуществ, она может быть бесспорно доказана внешними данными. A posteriori нам известно, что и fitz, и hijo […] происходят от filius; что uncle происходит от avus, а stranger – от extra […]; все эти этимологии, хотя их и нельзя доказать a priori, могли бы послужить подтверждением – если бы оно было необходимо – того, что некогда существовала связь разных частей великой империи. Но если мы производим английское слово hanger (небольшой меч) от персидского, потому что некоторые невежды так записывают слово khanjar, хотя оно и обозначает совсем другое оружие […], мы нисколько не продвигаемся в деле доказательства родства народов и только ослабляем те аргументы, которые в противном случае получили бы прочное подтверждение».

В «Эссе о т. н. подражательных искусствах» (Essay on the Arts called Imitative) (1772) Джонс указал на природные истоки романтической поэзии: «Если аргументы, использованные в этом эссе, имеют хоть какой-то вес, то окажется, что лучшие части поэзии, музыки и живописи выражают страсти… нижние части из них описывают природные объекты».

Уильям Джонс является автором следующих работ по филологии, кроме уже упомянутых: «Муаллакат, или Семь арабских поэм, которые были вывешены на храме в Мекке; с переводом и аргументами» (The Moallakát: or seven Arabian poems, which were suspended on the temple at Mecca; with a translation, and arguments) (1783); «Беседа об учреждении общества изучения истории, гражданской и естественной, древностей, искусств, наук и литературы Азии» (A discourse on the institution of a society for enquiring into the history, civil and natural, the antiquities, arts, sciences, and literature of Asia) (1784); «Диссертация по орфографии азиатских слов латиницей» (A dissertation on the orthography of Asiatick words in Roman letters) (1786), и др.

Вильгельм (Фридрих Вильгельм Кристиан Карл Фердинанд) фон Гумбольдт
(1767–1835)

Немецкий филолог, философ, дипломат Вильгельм фон Гумбольдт родился 22 июня 1767 в Потсдаме. Его отец, барон Александр Георг фон Гумбольдт (1720–1779), был отставным майором прусской армии, камергером кронпринца и успешным предпринимателем. Мать, баронесса Мария-Елизавета фон Гольведе, урожденная де Коломб (1741–1796), происходила из семьи французских гугенотов, бежавших в Пруссию после отмены во Франции Нантского эдикта о веротерпимости в 1685 году. После смерти первого мужа, барона Гольведе, она унаследовала большое состояние. Вильгельм изучил право, политику, историю и классическую филологию в университетах Франфурта-на-Одере и Геттингена. В 1791 году он женился на Каролине фон Дахереден (1766–1829), дочери президента судебной палаты Пруссии барона Карла Фридриха фон Дахередена. Их дворец Тегель в Берлине стал модным литературным салоном. Гумбольдт дружил с Фридрихом фон Шиллером (1759–1859) и Иоганном Вольфгангом фон Гете (1749–1832). В июне 1794 года Гумбольдт поселился в Йене, чей университет стал центром немецкой идеалистической философии и романтического движения. Здесь он также изучал новую развивающуюся дисциплину – сравнительную анатомию, идеи которой позднее использовал при создании теории общей и сравнительной лингвистики. Осенью 1797 года он и его семья переехали в Париж. В 1799–1801 годах Гумбольдт совершил две этнолингвистические экспедиции в Страну Басков, посетив как испанскую, так и французскую ее части. В Париже Гумбольдт завершил свой главный эстетический труд, «Эстетические эксперименты. I. О «Германе и Доротее» Гете» (Aesthetische Versuche I. Ueber Goethes Herrman und Dorothea) (1799). В 1803–1898 годах Гумбольдт служил прусским посланником (министром-резидентом) в Ватикане. В это время, помимо изучения баскского языка, он углубленно занимался древнегреческим языком и литературой и перевел на немецкий «Олимпийские оды» Пиндара, трагедию Эсхила «Агамемнон» и некоторые другие, более мелкие произведения. В предисловии к «Агамемнону» Гумбольдт изложил свою теорию перевода. В Риме он также написал эссе «Лаций и Эллада» (Latium und Hellas) (1806) и «Историю упадка и падения греческих республик» (Geschichte des Verfalls und Untergangs der griechischen Freistaaten) (1807–1808). В Риме Гумбольдт занялся языками индейцев Америки. Он уже просил своего брата, географа и путешественника Александра фон Гумбольдта (1769–1859), перед его отплытием в Новый Свет поискать лингвистические материалы во время путешествий по Южной и Центральной Америке. Глава Папской квиринальской библиотеки испанец Лоренцо Эрвасом (1753–1809) позволил Вильгельму фон Гумбольдту ознакомиться с обширным собранием грамматик и материалов о коренных народах Америки и даже скопировать их. Это послужило основой для изучения Гумбольдтом американских языков. Он считал римские годы самыми счастливыми в своей жизни.

После разгрома Наполеоном прусской армии при Йене и Ауэрштедте Гумбольдт вернулся на родину осенью 1808 года и без большого восторга согласился на должность главы отдела по делам церкви и образованию в министерстве внутренних дел. Тем не менее в 1809–1810 годах он провел радикальную реформу системы образования, от начальной и средней школы до университета, основанную на принципе бесплатного и всеобщего образования. Гумбольдту принадлежит идея объединить преподавание и научные исследования в одном учебном заведении, осуществленная при создании Берлинского университета в 1810 году, в дальнейшем стала образцом не только для всей Германии, но и для современных университетов в большинстве западных стран. Как и следовало ожидать, Гумбольдт настоял на том, чтобы Университет был наделен земельной собственностью, чтобы обеспечить его независимость от государства. Эта идея встретила противодействие прусского дворянства, и в 1810 году Гумбольдта отправили послом в Вену, где он в дальнейшем убедил Австрию присоединиться к Антинаполеоновской коалиции. В Вене он сделал наброски грамматик для нескольких языков Южной и Центральной Америки, написанные на французском языке, которые должны были стать частью отчета его брата о путешествиях по Америке. В 1811 году Вильгельм фон Гумбольдт опубликовал по-французски обширное философское и методологическое сочинение «Эссе о языках нового континента» (Essai sur les langues du Nouveau Continent), которое должно было стать введение к его исследованию грамматики языков индейцев Северной и Южной Америки.

Вильгельм фон Гумбольдт. Скульптор Б. Торвальдсен. 1808 г.

В 1815 году Гумбольдт подписал Парижский мирный договор с Францией, а затем – с побежденной Саксонией. В дальнейшем Гумбольдт был представителем Пруссии в Бундестаге во Франкфурте-на-Майне, а в дальнейшем был послом в Лондоне, где изучил санскрит в библиотеке Британского музея и с помощью Банковского дома Ротшильдов организовал программу финансовой помощи для восстановления разрушенной войной прусской экономики.

В 1819 году Гумбольдт был возвращен в министерство внутренних дел, чтобы возглавить комитет по разработке новой конституции Пруссии. Но его тщательно разработанный план введения либеральной конституции, которая превратила бы Пруссию в конституционную монархию, не был принят. Гумбольдт решительно сопротивлялся репрессивным мерам правительства против гражданского общества и отстаивал сохранение гражданских свобод. Поэтому король Фридрих Вильгельм III в Рождество 1819 года отправил его в отставку. За исключением продолжительного визита в Париж и Лондон в 1828 году, Гумбольдт провел остаток жизни в семейном поместье в Тегеле, занимаясь научными исследованиями.

Вильгельм фон Гумбольдт скончался 8 апреля 1835 года в Тегеле близ Берлина. Перед смертью он завещал свою коллекцию лингвистических материалов, включая собственные рукописи, Королевской прусской библиотеке в Берлине, чтобы она была доступна широкой публике для дальнейших исследований.

Гумбольдт утверждал: «Всякая человеческая индивидуальность есть коренящаяся в явлении идея. В некоторых случаях это до того ярко бросается в глаза, точно идея лишь затем приняла форму индивида, чтобы в ней совершить свое откровение».

Поворот к филологии у Гумбольдта произошел в связи с его открытием и новаторскими исследованиями баскского языка, идиомы, происхождение и структура которого ранее не поддавались никаким попыткам объяснения историками, философами и лингвистами. Он опроверг все прежние теории о происхождении и принадлежности баскского языка. Гумбольдт занялся изучением баскского языка, используя письменных источники, информаторов-басков, статистику, исторические, этнологические и социологические источники, многие из которых он собрал во время экспедиций. Изучение баскского языка совпало с созданием Гумбольдтом новой концепции языка. Философия языка и лингвистика стали занимать центральное место в творчестве Гумбольдта.