– Будет хорошо. – Она переменила позу, но так и осталась вполоборота к нему. Он заметил блеск слез в ее глазах, хотя щеки были сухими, да и ресницы тоже. – Итак, теперь вы знаете. – От ее слов, сказанных шепотом, у него сжалось сердце.

Он кивнул.

– Ваш дедушка пытается бороться. – «Наверное, как и все мы?» Мэтью тяжело вздохнул.

– Да. Можно и так сказать.

– Ум слабеет с годами. Естественный ход событий. Все мы стареем.

Она дернула головой и коротко фыркнула.

– Не все.

Он почувствовал себя задетым.

– Но это правда.

В комнате воцарилось гробовое молчание. Она так и не посмотрела в его сторону, держа спину подозрительно прямо, и он уже подумывал, не откланяться ли ему. Но любопытство, еще одно проклятие его натуры, приказывало остаться.

– Зачем вы это сделали?

– Вы о статье? – Она едва заметно пожала плечами. – Слишком много причин – долго перечислять.

– Назовите две, самые важные для вас.

Он ждал, и немало минут пролетело, прежде чем он решил, что она не ответит. Однако она ответила:

– Чтобы защитить наследие дедушки и его репутацию как ученого. – Она судорожно вздохнула, словно новая порция воздуха должна была укрепить ее, чтобы произнести остальное. – Чтобы доказать, что я тоже могу. Что я чего-то стою.

Ему хотелось схватить ее за плечи, развернуть лицом к себе и хорошенько потрясти. Неужели она думает, что статья в журнал может что-то доказать? Неужели она так мало в себя верит? Но он был достаточно благоразумен и просто развил тему дальше:

– Публикация статьи в журнале ничего не доказывает.

– Доказывает – пусть не вам, но мне.

Они стояли так минуту или две. Не дождавшись ответа, Мэтью сделал шаг назад. Ступая бесшумно, обошел кругом книжный шкаф и приблизился к нему с другой стороны. Убрав три тяжелых, переплетенных в кожу тома, он заглянул в образовавшийся проем – достаточно большой, чтобы разговаривать с ней лицом к лицу.

– Книжница. – Он понимал, что нажимать нельзя.

Она смотрела на него, в ее глазах блестели невыплаканные слезы.

– Прекрасный ум – это куда более драгоценно, чем тысяча прекрасных лиц. И разве вам не посчастливилось обладать и тем, и другим? – Ему захотелось протянуть руку и погладить ее по щеке кончиками пальцев – просто для того, чтобы попытаться ее успокоить. Она была такая маленькая. Одна-одинешенька. Обреченная на заботу о любимом стареющем родственнике. Где же ее родители, которым надлежало бы помочь в столь трудное время? Он вдруг преисполнился сострадания и давно забытого рыцарского чувства.

– Какую ошибку вы нашли в моей статье?

Может быть, обсуждение научных проблем поможет ей обрести спокойствие. Эмоции – такая ненадежная опора. Иногда помогают, иногда, напротив, становятся препятствием.

– Мы, конечно, опубликовали статью, однако в том, что касается расчетов, нам пришлось поверить автору на слово.

– Так бывает, – не сдавалась она.

– Только не в математике, – возразил он. – Но, если хотите, завтра мы могли бы поработать над уточнением расчетов.

Он смотрел, как расслабляются ее плечи, она больше не держалась как натянутая струна.

– А вы всегда бродите по коридорам в чужих домах? Ведь сейчас почти полночь!

Так она попыталась отвлечь его легкой болтовней, и Мэтью подыграл:

– Только когда женщина решает себя задвинуть на дальнюю полку.

– Я, конечно, оценила ваш каламбур, но, в буквальном смысле, это ведь правда.

– Не может быть, чтобы вы в это верили. – Он тихо засмеялся, а она не перебила:

– Как вы поранили ногу?

– Вот оно, искусство уклониться от темы!

– Причиняет боль?

– Да. – Мэтью внимательно наблюдал за ее реакцией. – В иные дни сильнее, чем в другие.

– Полагаю, многое в жизни устроено подобным образом.

Ее лицо исчезло из проема, появившегося между снятыми книгами, и он пошел вдоль полки.

Сейчас Теодосия почти дошагала до камина, юбки развевались при ходьбе.

– Вы пробовали камфару?

– Да. – Он последовал за ней, несмотря на пульсирующую тупую боль в ноге.

– Ванны с солью, ромашку?

– И то, и другое. – Он остановился, не желая, чтобы страдание отразилось на его лице сильнее, чем она уже имела возможность заметить в его походке.

– Лаванда обладает успокаивающим эффектом.

– Эффект от нее весьма кратковременный, зато несет от меня потом, как от надушенной дамы, весьма долго.

Неожиданно Теодосия улыбнулась, и в этот момент Мэтью отчетливо понял, что хочет ее поцеловать. Она была немного странная, привлекательная, загадочная молодая женщина, и сочетание этих факторов пьянило и кружило голову.

«Я должен ее поцеловать».

Перед ним стояла сложная натура, блестящая, утонченная женщина. Она была подобна увлекательной головоломке, к которой ему не доставало слишком многих фрагментов.

– А имбирная мазь? – Она стукнула кулаком по раскрытой ладони, будто только что обнаружила восьмую планету в Солнечной системе. – Если ее использовать регулярно, она вполне может принести желаемое облегчение.

«В данный момент облегчение мне может подарить лишь одно».

– Я попробую. Полагаю, вы дадите мне ингредиенты.

– Мы смешаем их завтра. – Она коротко вздохнула. – После того, как вы укажете мне на мою ошибку в вычислениях.

– Для столь юной особы вы отлично умеете торговаться. – Он сделал шаг, желая быть поближе к ней. – Может, это и не ошибка вовсе.

– Все равно, я бы хотела проверить.

«И я тоже».

– Разумеется. – Он сократил расстояние между ними примерно до одного шага. – Это самое малое, что я могу сделать, после того как вторгся в ваш дом.

– Вас же пригласили, – быстро возразила она. – Мой дедушка, – поспешила она внести поправку.

– Да. Именно так. – Мэтью стоял не шевелясь. Ему хотелось запомнить каждый миг этой сцены. Он любил примечать детали. Еще несколько дней, и он вернется в Лондон, с его влажным, негостеприимным воздухом и скользкими камнями мостовых. В городе ждут дела, которыми предстоит заниматься день за днем. И когда ему будет горько, он сможет утешиться этим необычным и не имеющим срока давности воспоминанием. О поцелуе женщины, скорее незнакомки, но более близкой ему, чем любой из друзей.

Преодолев разделяющее их расстояние, Мэтью согнутым пальцем приподнял ее подбородок. Ласково провел большим пальцем по щеке, и от его прикосновения она слегка вздрогнула.

– Это правда, Теодосия! У вас огромный потенциал. И это комплимент высшего свойства. Живи мы с вами в иные времена, люди восхищались бы вашим острым умом и превозносили бы вас. – Последние слова он произнес очень тихо, но не сомневался, что она услышала.

Атмосфера в комнате вдруг изменилась. В воздухе повисло давящее напряжение, но Мэтью не знал, что именно от него ожидалось. Теодосия чуть прикрыла глаза – единственный признак того, что тоже уловила эту перемену.

Сомнительно, чтобы она разбиралась в физической химии. Однако разговор на научные темы придал бы ей уверенности.

– Что вы знаете о природе притяжения? – Он осторожно привлек ее в свои объятия. Несмотря на свой ум, в его руках она была немногим больше, нежели испуганный кролик. Да, испуганный. Однако чего же Теодосия боялась? Она отреагировала еще до того, как он задал свой вопрос, и быстро вырвалась, чтобы отступить под прикрытие ближайшего стула тисового дерева.

– Наука – это целая вселенная. Я прочла десятки книг по самым разным научным дисциплинам.

– Я не сомневаюсь в вашей начитанности. – Он сделал шаг вправо. «Я намекаю, чтобы вы доказали глубину своих познаний». Это он сказал про себя.

– Большинство людей совершают почти семнадцать тысяч моргательных движений в день.

Этот неожиданный факт дал ему повод заглянуть в ее прекрасные серые глаза.

– Это интересно.

– Вы знали, что женское сердце весит меньше мужского, но бьется чаще?

Он положил руку себе на грудь.

– Вы уверены? В данный момент мое сердце стучит как бешеное. – Он с удовольствием наблюдал, как эти же серые глаза вспыхнули и сделались огромными.

– У человека в среднем сто тысяч волос на голове.

– А разве вы считали? Должно быть, жизнь здесь, в деревне, еще скучнее, чем я думал, хотя каждый ваш волос гораздо лучше остальных девяноста девяти тысяч девятисот девяноста девяти.

Должно быть, его комплимент ее смутил, и она стиснула зубы, но скоро снова заговорила:

– У омаров голубая кровь.

– Как и у моих предков. – Он широко улыбнулся, подходя ближе.

Теодосия сделала два шага назад.

– Коала, сумчатое животное из Австралии, спит двадцать два часа в сутки.

– Только подумайте, сколько интересных разговоров проходит мимо ушей коал. – Он двинулся влево, вынуждая ее поспешно маневрировать. – Вы всегда сыплете разрозненными фактами, когда волнуетесь?

– Я не волнуюсь и ничем не сыплю. Я доказываю глубину своих познаний. – Она даже гордо вскинула подбородок. – Пятьдесят процентов тепла человеческого тела сосредоточено в коже головы.

– Хотел бы с этим поспорить. – Он усмехнулся. – По крайней мере, мой опыт утверждает нечто иное.

Теодосия не поняла намека, но, отбросив стул и обойдя ковер, спряталась за книжным шкафом красного дерева прежде, чем он успел отыскать ее глазами. Но разумеется, она расслышала раздраженные нотки в его голосе.

– Наука не знает материала тверже алмаза.

– И опять-таки, говоря по опыту, я не уверен, что это так. – Мэтью уже не думал ни о чем другом.

– Я знаю ужасно много всего. – Она говорила с некоторым вызовом. – Считается, что размер Луны составляет двадцать семь процентов от размера Земли.

– А-а. – Он потратил минуту, чтобы изобразить улыбку. «Вот и доказательство, что размер имеет значение». – Вы заполнили свою память множеством интересных фактов для дискуссий, но вам не нужно меня убеждать. Вы и так произвели на меня впечатление. На самом деле я ни разу не усомнился в ваших ученых притязаниях.

– Вы ждете, что я стану вести себя точно деревенская дурочка? Начну хлопать ресницами и хихикать невпопад, стоит вам вымолвить что-нибудь лестное? Я уже говорила вам, что я совсем не такая, как дамы, за которыми вы ухаживаете в Лондоне. – Мелькнуло желтое платье – она бродила между рядами книжных полок. – В моей голове мозг ничем не уступает мужскому – в отличие от морской звезды, которая мозга не имеет вовсе.

На этот раз он не сдержал смеха.

– Ну это не такой уж исключительный случай, если вспомнить, каких мужчин я, бывало, встречал в Лондоне. – Он задержался возле третьего шкафа, с подозрением рассматривая полки. Куда бы она там ни направлялась, и речи быть не могло, чтобы ей удалось сбежать через какую-либо дверь. – Я бы мог решить, что женщина вашего типа…

– Моего типа?

Ее голос доносился издалека. Обогнув шкаф, он оказался в проходе, где бросил трость, которая своим стуком выдавала его приближение.

– Да, вашего типа. Вашей наружности. Я мог бы предположить, что вы уверены в себе и умеете себя держать. Вы красивы и умны. Осмелюсь заметить – в Лондоне такое встретишь нечасто.

Последовала долгая пауза. Похоже, он сказал слишком много. Или она просто переваривает его комплименты?

– И вы полагаете, что это правда? – Ее тон выдал гораздо больше, чем слова. Она появилась в конце прохода между шкафами.

– Я не мог бы сформулировать иначе. – Мэтью шагнул к ней, но боль, внезапно охватившая ногу, заставила его стиснуть зубы.

– Вам нехорошо?

Черт, Теодосия заметила, что он сдерживается изо всех сил. Хромота отнюдь не украшает, в ней нет ничего модного или хотя бы отдаленно интересного, если это не ранение, полученное на поле боя. Увечье его было прискорбным недоразумением, а жалости он не принимал ни от кого.

– Да нет, лучше некуда. – Ногу пронзила сильная боль, но он и глазом не моргнул.