Прозвенел обычный, мерзко-громкий звонок, и в класс вошла Мартышка. Это Габидуллин так её назвал, но прозвище приклеилось к учительнице ИЗО Анне Ивановне Мартыновой, словно супер-клеем, и его тут же подхватила вся школа. И дело было не только в фамилии. Круглое лицо, оттопыренные уши. Нижняя челюсть чуть выдаётся, зубы не прикрыты губами. И голос у неё тонкий, писклявый. Но уроки её мне нравились, да и сама Мартышка была человечнее, чем многие другие наши учителя.

– Садитесь, – распорядилась Анна Ивановна.

Она повернулась к нам спиной и повесила на доске три картинки.

– Тема сегодняшнего урока: натюрморт. Перед вами известные образцы искусства. Первый – репродукция картины Поля Сезанна «Корзина яблок». «Я хочу поразить Париж с помощью моркови и яблока», – сказал художник.

Ему это явно удалось. В картине не было изящности и красоты – пышных букетов в вазах и лоснящихся фруктов. На столе обычная плетёная корзина, бутылка из тёмного стекла, яблоки. Резкие мазки сделаны как будто наспех, небрежно, но сколько здесь жизни! Казалось, что яблоки, которые высыпались из корзины, вот-вот упадут на пол.

– Это картина «Тыква» Ильи Машкова. Его называют королём русского натюрморта. – Мартышка сделала несколько круговых движений, как бы обводя нарисованную тыкву в воздухе.

Огромная ребристая тыква заполняла собой почти весь холст, точно большое рыжее солнце.

– А это «Натюрморт» Казимира Малевича.

– О, я так тоже могу! – выкрикнул с задней парты Габидуллин.

Все засмеялись. Картина, правда, была похожа на детский рисунок. Яркие, кричащие цвета. Жирные линии – казалось, что нарисованные краской фрукты обвели чёрным фломастером, – и полное отсутствие тени.

– Вот и прекрасно, Артём! У тебя для этого целый урок. Только смотри, чтобы чёрный квадрат не получился. Напоминаю: тема урока – натюрморт. – Мартышка поставила на стол глиняный кувшин и положила рядом два яблока. – Не забывайте про свет и объём.

Все зашуршали альбомами. И хотя рисовать я любила, упорядочить на бумаге окружающие предметы не могла. Сейчас я была способна разве что на дриппинг. Нам об этой форме абстрактной живописи тоже Мартышка рассказывала, когда Габидуллин залил красками весь листок вместо того, чтобы нарисовать осенний пейзаж. Точно! Мне бы сейчас огромное полотно – и забрызгать его, заполнить яркими пятнами.

Глава 5
Необыкновенный

Не знаю, как вышло, но в среду я пришла за двадцать минут до начала уроков. И день получился совсем бесконечным. Я всё смотрела на время в телефоне, а оно не двигалось.

Когда уроки закончились, я подождала, пока Ника соберёт учебники, и мы побежали к актовому залу.

Двери были закрыты.

– А точно сегодня? – Ника полезла в телефон проверить.

– Он сказал: в среду, после уроков. Может, после шестого? У нас же сегодня пять…

– Ой, правда… А как его, кстати, зовут?

Я достала тетрадку и долистала до страницы с завитками, которые рисовала на музыке.

– Влад. Ус, – хихикнула я и показала Нике запись на полях.

– Владислав Усманович? Владлен Уссамович?

Мы покатывались со смеху и не заметили, когда к актовому залу подошли трое. Парни – на класс старше нас.

Двоих я точно видела раньше. Один – сутулый, с едва уловимой усмешкой на худом лице, второй – полный и очень громкий. Я даже знала его имя – Сергей Горелов. Если уроки у нас шли в соседних кабинетах, его было слышно через стену. А на перемене он заполнял собой всё пространство – раскатисто смеялся над собственными шутками или бурно что-то рассказывал, собирая вокруг себя зрителей. Может, поэтому больше никого из их класса я толком не знала. И третьего парня, кажется, видела впервые.

Мы с Никой притихли. Парни тоже сперва молчали. Мы смотрели друг на друга, как бы оценивая, пытаясь угадать, что задумал Владус.

– Вы тоже к этому… как его? Устюговичу? – пробасил Горелов.

Я не удержалась и захихикала.

– Ага! – бойко вступила в разговор Ника. – К Владусу!

– А, ребята, вы уже здесь. Отлично, отлично, – долетел до нас звучный голос из глубины коридора.

Владус собственной персоной в несколько шагов оказался у двери и зазвенел ключами.

– Прошу! – длинной рукой он показал нам «входить».

Ника вошла в актовый зал, я юркнула следом.

Неужели мы будем петь вместе? Разве кого-то ещё будет слышно, если Горелов откроет рот?

– Мальчики, идёмте в подсобку, сразу достанем всё необходимое.

Необходимое? Стойки с микрофонами стояли на сцене. Правда, только три. А нас, как оказалось, пятеро… Они принесут ещё два микрофона?

Первым из подсобки вынырнул сутулый с чёрным футляром на плече. Выяснилось, его зовут Денис.

– Дэн, давай шустрее. А то на пятки наступлю! – Горелов шёл следом и тащил в руках что-то громоздкое, похожее на круглую бочку.

Затем вышел Владус с двумя бочками поменьше. Последним шёл парень без имени с синтезатором под мышкой.

– Музыкальные инструменты! Парни будут играть. Мы будем настоящей группой! – Я слегка толкнула Нику плечом и улыбнулась. Хотя хотелось подпрыгнуть и закричать на всю школу: мы будем петь!

Пока мальчишки под руководством Владуса настраивали гитару, барабаны и синтезатор, я смотрела на того третьего. И почему я раньше его не замечала? Хотя ничего удивительного. Маленького роста. Прямо как я. Светлые волосы. Совершенно обыкновенное лицо. Даже и рассказать нечего. Но когда он начал петь…

Оказалось, его тоже взяли солистом. Владус выдал распечатки с текстами. Один листок нам с Никой, один ему.

Я жадно вслушивалась, когда мальчишки переговаривались между собой, чтобы услышать имя, но его ни разу не назвали.

– Итак, попробуем. Пока без инструментов. – Владус включил фонограмму и после проигрыша махнул рукой. – Эмиль, вступай!

Эмиль… Я смотрела на удлинённые светлые волосы, на тонкий прямой нос и высокие скулы. Глаза у него были серо-голубые в обрамлении по-девчачьи густых ресниц. Особенно выделялись на маленьком лице полные губы. Совсем не мальчишеские, но я не могла отвести глаз. Я смотрела, как он шевелит ими, и только через некоторое время в сознание ворвался голос. Высокий и пронзительный, он проникал в самое сердце.

Я всматривалась всё больше. Утончённое, какое-то благородное и грустное лицо. Или такой была песня? Эмиль пел, опустив глаза и чуть наклонив голову. И мне вдруг показалось, что он поёт для меня. Как будто в актовом зале больше никого не было.

Я слушала и удивлялась недавним мыслям. Как я могла считать его обыкновенным?!

– Неплохо, – остановил музыку Владус, – теперь девочки.

Мы с Никой подошли к микрофонам. Ладони вспотели, как тогда на прослушивании. В горле пересохло, и я судорожно начала глотать.

Музыка заиграла. Но её заглушала мысль, навязчиво стучавшая в голове: только бы не сфальшивить!

Глава 6
Чистая нота

Спела я хорошо. Бабушке бы точно понравилось. Мне хотелось, чтобы Эмиль смотрел на меня. Но его взгляда я ни разу не поймала.

Мы спустились со сцены, а парни снова встали за инструменты. Владус что-то объяснял: то садился за барабаны, то подходил к синтезатору, то брал гитару. Я не слушала, я смотрела на Эмиля. Как спадают на глаза его волосы. Как сосредоточенно он слушает Владуса. Как старательно нажимает на клавиши.

– Репетиция окончена, – объявил Владус.

Я с замиранием ждала, когда он назовёт день новой встречи.

– Заниматься пока будем отдельно, – оборвал все надежды Владус. – С ребятами, по вторникам, будем учиться играть. Вас, девочки, жду в это же время в следующую среду.

– Как тебе? – спросила меня Ника по пути в раздевалку.

– Здо`рово! – Меня охватила внезапная радость, оттого что теперь можно заниматься любимым делом, есть с кем поговорить и появился тот, на кого хочется смотреть, не отводя взгляда…

– Скорее бы какой-нибудь праздник в школе. Наверное, выступать будем. – Ника покривлялась, изображая в руке микрофон. – Представляешь, как в классе удивятся!

– Ага. А тебе не страшно? – уточнила я.

– Пока нет, – засмеялась Ника. – Вот когда скажут на сцену выходить, узнаем.

Мы оделись и вышли из школы.

– Ну, пока! – помахала Ника. – Жаль, что нам в разные стороны.

– Ага, – согласилась я. – До завтра.

Я шла вприпрыжку. Думала, как расскажу бабушке о репетиции, если… папы дома не будет. А потом попыталась представить лицо Эмиля и поняла, что не могу. Я вспоминала тонкий нос, высокие скулы, губы. Но в портрет кусочки пазла никак не складывались.

– Бу! – Сзади кто-то резко схватил меня за плечи.

– Дурак, что ли? – толкнула я Габидуллина. – Напугал!

Приятное послевкусие от сегодняшнего дня в школе мгновенно улетучилось.

– Ты откуда взялся? У нас уроки давно закончились, – пробурчала я.

– Тебя ждал! – наигранно сказал Габидуллин.

– Очень смешно. Лучше бы в той стороне ты жил, а не Ника, – процедила я сквозь зубы.

Габидуллин шёл рядом и болтал всю дорогу. А я думала: вот бы папы не было дома. Очень хотелось поделиться радостью. А разделить её могла только бабушка.

Я скользнула в подъезд, довольная, что наконец-то отвязалась от Габидуллина, и влетела на второй этаж.

В квартире было тихо. Впрочем, как и всегда. Понять, кто дома, – невозможно, пока не проверишь.

Я повесила ветровку и заглянула в первую комнату. Бабушка дремала на диване. Я пошла дальше. В кухне на плите стояла кастрюля – мама приготовила обед и уехала на работу. Я подошла к папиному кабинету. Дверь закрыта. Я прислушалась. Тихо. Я толкнула дверь.

– Вера, не сейчас! – выпалил, не оборачиваясь, папа. – Очень важный вопрос, не отвлекай.

Я вздохнула. Мысленно сказала «привет» и пошла к себе.

У моей радости будто отключили звук. Я прислушивалась к себе, но больше не чувствовала той бури эмоций, которая бушевала у меня внутри совсем недавно.

Репетиция. Владус. Ника. Эмиль. Всё стало каким-то далёким, словно и вовсе было не со мной.

Я воткнула наушники и включила любимую подборку. Музыка потекла по телу успокоительным. Стало чуть легче. Я достала скетчбук, взяла карандаш и залезла на подоконник. В голове туман, что рисовать, я не знала и просто стала штриховать белый лист. Монотонно водила рукой, пока он не стал серым. Медитация сработала.

Я уставилась в окно и начала снова прокручивать в голове сегодняшний день. Походку Владуса, быструю и широкую, как его голос. Пустой актовый зал, обычно забитый людьми, но сегодня принадлежащий только нам. Никину улыбку на прощанье. Эмиля.

Это имя звучало в голове так звонко. Как нота. Высокая и чистая. Э-миль.

Глава 7
Расширяем диапазон

– Сперва распоёмся. – Репетицию Владус начал со своего любимого «А-а-А-а-А».

Мне нравилось наблюдать за ним. Скулы, нос, лоб, словно выточенные искусным мастером. Выразительные черты. Строгий взгляд. Но когда Владус начинал петь, всё менялось. Лицо становилось мягким, подвижным. Внутри у меня всё замирало. Мне хотелось петь так же, как он. Легко. Без надрыва, без перепадов в голосе.

– Чтобы петь без переломных нот, нужно правильно расширять диапазон. – Владус посмотрел прямо на меня, и я на мгновение засомневалась, не сказала ли я это вслух. Или Владус умеет читать мысли?!

– Мы будем учиться переходить из грудного регистра на фальцет. Для этого должно быть хорошо поставленное дыхание и гибкие связки. Разомнём их.

Владус отошёл к кулеру и налил себе воды. Воспользовавшись паузой, Ника обхватила себя за шею и начала её массировать, видимо, изображая, как разминает связки.

Мне нравилось всё, что происходит. Стоять рядом с Никой на сцене, смотреть, как она дурачится, слушать Владуса и повторять то, что он вытворяет с голосом.

– Выполним упражнение. С закрытым ртом. Быстро взлетаем голосом снизу вверх и опускаемся сверху вниз.

Голос Владуса зазвучал внутри него, было похоже, как невидимым смычком водят по невидимой скрипке. Владус замолк, приглашая заиграть наши скрипки.

– Теперь то же самое с открытым ртом.

Мы повторили.