Он замедлил шаг и двинулся к дрессировщице с победоносным видом.

Пройдя несколько шагов, он понял, что никто из его подчиненных не следует за ним.

– Это ты у нас в белой рубашке? – внезапно раздался над его ухом чей-то голос.

Тот был негромким, но Фернандо отскочил в сторону, словно его ударили током, и потянулся к пистолету под мышкой.

Но чья-то ладонь прижала его руку к телу, вытащить пистолет не представлялось возможным.

Перед Фернандо возникло чье-то лицо, очень близко, и его глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к темноте. Это был тот самый человек, которого он искал.

– Это ты…

Стоило Фернандо открыть рот, как Ральф чиркнул по его шее ножом, как сделал накануне, но в этот раз рана была более серьезной.

Ральф посмотрел на главаря, схватившегося за шею, обмякшего и опустившегося на колени, а потом спросил:

– Мы где-то встречались?

Начальник службы безопасности разевал рот, но из горла вырывался только свист. Он уставился на Ральфа, вены на лбу вздулись, а глаза сверкали от гнева. Он возненавидел Ральфа за то, что он его дважды унизил. Потом глубоко вздохнул, затем с трудом опустил руку, оторвав ее от раны на горле, и вытащил пистолет, но силы утекали из-за нехватки кислорода. Рука безжизненно повисла вдоль тела, дуло смотрело в землю.

Стоя перед уже безобидным Фернандо, Ральф успел сказать:

– Ты очень упорный, я тебя уважаю…

Раздался выстрел.

Пуля попала в стекло и рикошетом отлетела в темноту.

На стеклянном полу под ногами Ральфа появилось белое пятно, а затем от него расползлась сеточка трещин, которые быстро разбегались, словно живые, образуя узор, похожий на паутину. Ральф сделал шаг назад, чтобы не попасть в ловушку. Но тут увидел направленное на него дуло пистолета.

Фернандо, казалось, был в полуобморочном состоянии, но ненависть к Ральфу придала ему сил, и он сумел-таки поднять оружие. Руки его тряслись, но на таком близком расстоянии Ральф побоялся дергаться, поэтому просто поднял вверх обе ладони.

На лице главаря появилась улыбка, но тут об его голову разбилась бутылка дешевого виски, и начальник службы безопасности тяжело упал навзничь, потеряв сознание.

– Вроде ты обещал, что мы выпьем, когда все закончится? – Маша держала отбитое горлышко бутылки, с которого капала кровь. Она подошла и пнула Фернандо несколько раз, и только тогда успокоилась.

Туристы на платформе не поняли, что происходит, но когда увидели, как миниатюрная девушка сбила с ног здоровяка, начали кричать.

– Ладно, пошли. – Ральф обнял Машу сзади и оттащил ее от Фернандо. Он взял ее за руку, склонил голову и повел прочь с платформы. Они снова вернулись в полумрак пальмовой рощи рядом с бунгало.

– Прости, – сказал Ральф.

– Все в порядке, мой бывший муж доставлял больше проблем, чем ты, – сказала Маша.

– Нет, я про то, что из-за меня ты потеряла работу.

Маша покачала головой и улыбнулась:

– Я давно уже хотела уволиться, ты просто помог мне принять решение.

– И что будешь делать?

– Что-нибудь придумаю. Возможно, устроюсь в какой-нибудь бассейн тренером.

Ральф улыбнулся: эта девушка оказалась намного сильнее, чем он себе представлял.

Маша встала на цыпочки и поцеловала его.

– От тебя веет опасностью, и это очаровательно, но я просто хочу жить тихо-мирно, так что давай остановимся.

Ральф смутился. Обычно это была его реплика.

Маша моргнула и двинулась прочь. Исходивший от нее неповторимый запах океана растворился в воздухе, и звук шагов по траве постепенно стих. Бледно-желтый фонарь, поблескивая, освещал крепкие ягодицы удалявшейся девушки.

Ральф надул губы, повернулся и пошел в другом направлении.

(4) На льдине

На третий день пошел сильный снег, все пространство между небом и землей заполнили пушистые хлопья: настоящая стена из снежинок, ни единого просвета.

Однако даже в солнечные дни Кована не мог сбежать с этого ледяного острова.

От непрекращающегося шума ветра и волн закладывало уши, а бескрайний снег лишил молодого инуита всех чувств, кроме холода.

Завеса вдруг изменилась, как будто кто-то приподнял ее уголок, но за ней открывалась лишь серо-белая муть. Кована моргнул и присмотрелся, но ничего толком увидел. Вероятно, его ослепила окружающая белизна. Он пошевелил одеревеневшими пальцами, спрятанными в рукавах, чтобы хоть немного размять их.

Нет, он что-то уловил краем глаза и быстро развернулся в нужную сторону. На фоне сильной метели к нему медленно двигалась белая тень.

Густую шерсть белого медведя покрывал снег, выделялись лишь глаза и нос. Зверь сделал круг, будто намеренно избегая взгляда юного инуита, и тихо, словно призрак, приблизился к нему.

Плохо дело.

Кована напрягся. На этой большой ледяной глыбе у белого медведя не было другой пищи, кроме него.

Он вытащил руку из рукава и потянулся к костяному копью у ног. Но оружие примерзло к поверхности льда, а окоченевшими пальцами не получалось его ухватить.

Белый медведь остановился, как будто действия Кованы его заинтересовали, а потом принялся неторопливо прохаживаться взад-вперед метрах в десяти от него.

Парень пристально смотрел на белого медведя, не смея даже моргнуть, поскольку боялся зазеваться и снова потерять его из виду.

Он сел на землю, опять нащупал костяное копье и попытался упереться в него ногами.

Еще раз, второй, третий… Подошвы скользнули вперед, ему удалось оторвать копье от поверхности, однако из-за слишком сильного движения оружие отбросило очень далеко, и когда Кована обернулся, костяное копье уже исчезло в сугробе, оставив лишь еле заметный серый след.

Он поднялся и поднял ледоруб, чтобы защититься. Хотя белый медведь был дико худым, кожа да кости, ледоруб выглядел жалким по сравнению со зверем. Коване для пущей храбрости нужно было копье. Пристально глядя на зверя, он начал боком перемещаться в сторону сугроба.

Белый медведь двигался следом, сохраняя дистанцию между ними.

Ветер усилился, и снежинки чертили в воздухе странные линии. Кована слишком долго смотрел на них, ему начало казаться, будто все вокруг исказилось, от чего у него закружилась голова. Он устал, психоделический белый мир вызывал сонливость. Кована ускорил шаг, пытаясь найти копье, пока не лишится остатков воли.

Метель за пару минут погребла под собой оружие. Кована поддел древко носком ботинка, затем восстановил равновесие, и после нескольких неудачных попыток наконец поднял копье.

Белый медведь не набросился на него, как представлял себе Кована. Инуит крепко сжал оружие и сосредоточился на острие, обращенном к зверю, чтобы упорядочить мысли. Острое, словно гвоздь, костяное копье укрепит его волю, и тогда ему будут не страшны ни бешеный ветер, ни слепящий снег, ни постоянный шум волн.

– Давай, – прошипел Кована, а затем повысил голос, поскольку кровь вскипела от смелости, которую ему даровало копье: – Ну давай же!

Белый медведь сделал в его сторону шаг. Второй.

Кована сжал древко, присел и принял боевую стойку. Зашкаливавший адреналин заставлял сердце биться чаще, ему стало жарко, и он продолжал рычать и подбадривать себя.

Но белый медведь, не издавая ни единого звука, двигался медленно и размеренно, не приближаясь при этом к Коване. Когда он прошел мимо взбудораженного парня, то оглянулся и посмотрел на инуита, и в его запавших глазах не было намерения убить.

Кована остолбенел, в этот момент белый медведь был уже не зверем, не охотником. В его глазах инуит увидел мудрость и душу. А он-то тут устроил целое представление на пустом месте.

Зверь шел дальше, то и дело останавливаясь, чтобы дождаться человека. Юный инуит следовал за ним. Он не знал, куда ведет его белый медведь, но чувствовал, что обязан не отставать.

Кована смотрел на белый силуэт, который двигался к своей цели, борясь с порывами ветра. Именно таким он сам хотел быть: решительным, смелым и не страшащимся испытаний.

– Могли, подожди меня! – Кована услышал собственный крик и замер.

Инуиты не боятся смерти, потому что дух живет вечно, а души умерших предков всегда возвращаются в свои семьи, чтобы вселиться в тела потомков.

Имя Могли многое значило для Кованы: это лучший охотник в деревне, самый смелый человек на арктических льдах и дед Кованы. В белом медведе Кована узрел Могли, душу отважного инуитского воина.

Кована убрал костяное копье, быстро преодолел несколько шагов и пошел бок о бок со зверем.

Они двигались сквозь густую снежную пелену, шум прибоя становился все громче и громче, и мир перед ними внезапно обрел краски. Теперь они стояли на краю плавучего ледяного острова, белые волны бились о его край, а под сине-серой морской гладью плавали невероятное количество рыб.

Они сбивались в плотные косяки, огибали остров с обеих сторон, их было так много, что поверхность воды, насколько мог видеть глаз, окрасилась огненно-красным, как закат в середине лета за полярным кругом.

Белый медведь лег и смотрел, как проплывает рыба, из распухшей и деформированной пасти вывалился розовый язык, он с трудом облизывал губы.

– Ты… пригласил меня на рыбалку? – удивился Кована, но потом сам же ответил: – Ну да, конечно, мы же договаривались.

Он широко расставил ноги, снял с плеча копье и высоко поднял его. В океане слишком много рыбы, целиться необязательно – Кована вонзил острие в воду, но первый удар попал мимо цели.

Кована посмотрел на белого медведя и застенчиво рассмеялся, он словно бы учился ловить рыбу под присмотром своего деда.

Потом ударил во второй раз и по дрожащему древку понял, что в этот раз все получилось.

Попавшийся арктический голец был длиной с руку Кованы, он отчаянно дергался всем телом, желая выжить, и чуть было не соскользнул с копья, когда Кована вытаскивал его из воды. Кована крепко сжал оружие и положил рыбину перед Могли, своим дедом.

Белый медведь прижал гольца одной лапой, вспорол ему брюхо и с аппетитом съел.

Кована тихо стоял рядом, наблюдая, как Могли доедает рыбу.

В мгновение ока от нее не осталось и следа. Зверь слизнул кровь с лап, выразительно посмотрел на косяк под водой и снова на Ковану.

– Еще одну? – спросил тот, повернулся, направился к кромке льда и вытащил еще одну рыбу.

Четыре рыбины спустя Могли наконец наелся. Когда Кована положил перед ним пятую, медведь приподнялся и оттолкнул ее кончиком носа.

– Не будешь? Тогда моя очередь.

Кована отложил копье и сел рядом с Могли. Он эти дни питался только сухой пищей, которую прихватил с собой, и глотал кубики льда, чтобы утолить жажду, так что желудок уже онемел. Но глядя, как Могли с жадностью ест, Кована и сам почувствовал, что у него разыгрался аппетит.

Он вытащил из рюкзака швейцарский армейский нож, который подарили чужаки, отрезал длинную полоску рыбы и сунул в рот.

В Гренландии лед и снег покрывают почти всю землю. Растения не могут расти тут из-за холода. Раньше в месте обитания инуитов был только один вид арктических ягод, которые можно употреблять в пищу, так что у людей развивался авитаминоз. Поскольку термическая обработка разрушает некоторые витамины в мясе, инуиты выработали привычку употреблять мясо животных и рыбу в сыром виде.

Но пока Кована рос, в деревне появились чужаки. Они привезли полуфабрикаты, морковь, лук и огонь. У Кованы было мало шансов питаться, как истинный инуит. Он усердно жевал, и ощущение от плотной сочной сырой рыбы в горле показалось настолько приятным, что он даже хмыкнул от удовольствия.

Он отрезал еще кусок и уже собирался положить его в рот, когда заметил, что Могли улегся рядом и с любопытством поглядывает на сверкающее лезвие в его руке.

Кована задумался на некоторое время:

– Не пользоваться ножом?

Белый медведь промолчал, он дышал носом, отчего перед мордой повисло белое облачко.