– У меня загар особенный, – пояснил Кратов. – Космический.

– Получается, ты оттуда? – Астахов наморщил лоб. – Ах, Сфазис… Боже мой, так ты ксенолог, как же я сразу не догадался! Слушай, – сказал он доверительно. – Очень жаль, что у тебя ничего не болит. Я бы тебя в два счета вылечил. Вы, ксенологи, всегда аномально здоровые. А я очень хороший медик, но никто об этом не знает. Представляешь, какая тоска: уйма людей, и ни у кого ничего не болит! Я потому и в генетику ударился, там есть еще где разгуляться. Вон, близнецы все еще рождаются, я как раз за ними наблюдаю. Может быть, у тебя в генах что-нибудь не так? А то я бы выправил… Нас, медиков, на город была тысяча с лишним человек, сейчас больше половины к вам в Галактику подалось – там травматизм выше. А остальные от скуки выбрали всю исследовательскую тематику на три года вперед, я едва успел себе гиперфакторы отхватить. К концу сезона все, сколько их есть, изловлю, и если в этом городе никто не заболеет сыпным тифом, сам себе привью какую-нибудь дрянь. Ну не хочу я никуда с Земли! Не лежит у меня сердце к межзвездному эфиру, что же мне делать?.. Все равно твой вид мне не нравится. Какой-то ты неприкаянный. У тебя в городе есть знакомые?

– Ни души.

– Так ты что же – совсем один?!

– У меня в Садовом Поясе живет мама. Я, собственно, у нее остановился.

– Блеск! – обрадовался Астахов. – Как тебя… Кратов! Мы этой ночью решили учинить налет на озера, отпраздновать мой гиперфактор. Мы бы и днем туда улетели, но пятеро ребят тоже надеются успеть до вечера расколоть свои орешки. Не пойму только, зачем только они спешат: удовольствие надо тянуть до последнего. Ну, естественно, нынче нам не спать… Давай с нами, а? Будут, между прочим, не одни медики и не исключительно мужчины, это я обещаю. Итак, я тебя жду в транспарке на нижнем ярусе в одиннадцать вечера!

– Ничего не получится, – вздохнул Кратов. – Дела.

– Какие могут быть дела у ксенолога на Земле?! Ну, как пожелаешь. Я тебя все-таки почему-то жду. Мало ли что, вдруг ты к вечеру все дела переделаешь. Или ты тоже намерен растянуть удовольствие? – Астахов перегнулся через стол к самому уху Кратова и зашептал: – К той девушке можешь не подходить. С ней все в порядке. Ее друг сегодня сдает выпускной экзамен – сейчас же в лицеях пора экзаменов. А она трясется. Ничего, такие переживания полезны.

– Откуда ты знаешь?

– Я все знаю, – Астахов подмигнул. – Я медик. А лишь потом клоун.

Он подхватил выросшее до размеров арбуза голубое яйцо и пошел прочь умелой чарли-чаплинской походкой. Петушок недовольно заквохтал, ссыпался со стола и засеменил следом.

Кратов с сожалением покосился на грустную девушку. Помочь ей он и в самом деле ничем не мог. Да и наивно было с его стороны полагать, будто у такой славной девушки не окажется друга, ее ровесника, с которым у нее общие интересы, общие воспоминания, может быть – общее детство. Для звездохода это, конечно, не повод к отступлению, но означенное «общее» запросто перетянет на любых весах те личные достоинства, которые мог бы предложить ей он, звездный скиталец сорока с лишним лет и безо всякого опыта земной жизни. Хотя опыт все же был, но очень давний и потому малопригодный в данной ситуации.

Рассиживаться в кафе более не имело смысла. Джулеп был давно допит, пирожное растаяло. Кратов ушел бродить по бесконечным кольцевым улицам города, которого не было здесь, когда он улетал к звездам.

Он не заметил, как добрался до самого края жилого яруса. Далеко внизу слаженно колыхались на ветру плотные кроны Садового Пояса, а где-то возле самой линии горизонта бликовали на солнце зеркала озер. Кратов облокотился на парапет и попытался разглядеть среди зелени крышу своего дома. Бесполезно. Он не чинил эту крышу целую вечность и уже забыл, как она выглядела в ту пору.

О человеке, что ушел однажды
Из Есину и скрылся среди гор,
Ступив в глубокий снег, —
Об этом человеке
Не слышно ничего с тех давних пор…^[3]

«Это про меня, – подумал он. – Это я ушел, а сейчас вернулся. И некому меня расспросить о том, где я был и что видел. Потому что не осталось никого в этих местах, кому я был бы интересен. Только мама. Но и она ни о чем не расспрашивает».

Домой Кратов вернулся затемно. Шел пешком, старательно обходя молодые, до колен, деревца и все время теряя в сумерках змеящуюся тропинку. За его спиной полыхал тысячами огней, нависая над Садовым Поясом огромной елочной игрушкой, Оронго – город, воспринявший от прежнего крохотного поселка лишь имя и ничего больше. Он жил собственной жизнью, бурной и не совсем понятной, но ни единого звука не долетало вниз, даже разноцветье огней почти не проникало под зеленый полог. Садовый Пояс тихонько дремал у подножия города, как лохматый добродушный пес, уткнувшийся носом в ботинки хозяина. Только изредка где-то над головой возникал слабый посвист проносящихся в ночном небе гравитров, и тогда на миг предупредительно смолкал слаженный хор цикад.

На веранде замаячил слабый колеблющийся клубочек света.

– Костик, это ты? – спросила Ольга Олеговна, приподнимая повыше ладонь, откуда истекало это странное свечение.

– Я, мама. – Кратов осторожно взял ее за тонкое, хрупкое запястье. – Что это? Никогда такого не видел.

– Светляк. Его зовут Люцифер. Он живет здесь в саду, а по ночам приходит ко мне в гости. Ему нравится у меня на руках.

– Какой огромный…

– Он тебя немного боится. Видишь, свет чуточку голубоватый? Когда он успокоится, то засияет зеленым.

Ольга Олеговна бесшумно, как тень, опустилась в плетеное кресло. Легким, молодым движением откинула волну темно-русых волос, скользнувшую на лицо. Кратов осторожно сел напротив. Кресло под ним жалко заскрипело.

– Ты просто великан, – сказала Ольга Олеговна. – А моя мебель не рассчитана на великанов.

– В мой прошлый приезд тут была, кажется, дубовая скамья.

– Да, она больше подходила для богатырских застолий. Но мои богатыри гостят очень редко. А чужие не бывают вовсе. Я же выгляжу рядом с ней просто нелепо… К следующему твоему набегу я подготовлюсь специально и придумаю, где тебя усадить.

«Она не меняется, – подумал Кратов. – Меняюсь только я, а она все та же. Когда-нибудь я наберусь отваги и спрошу, в чем секрет».

– Как тебе понравился город? – Ольга Олеговна небрежно обрисовала в воздухе контуры чего-то разлапистого.

– Я… еще не решил.

– И я тоже. Хотя он вырос у меня на глазах. Прямо из ничего, из песка. Наверное, мы так и остались в душе пустынниками. Не то от слова «пустыня», не то от слова «пустынь».

– А в чем разница?

– Пустынь – это монашеская обитель.

– Понятно, – хмыкнул Кратов. – Недавно один человек уже назвал меня аскетом. Правда, это было на Сфазисе…

– Я постелила тебе в вашей с Игорем старой комнате. Жаль, что ты ненадолго. В общем-то, у них с этим городом вышло неплохо.

– Я пробуду здесь очень долго, мама. Целый месяц, а то и два. Я тебе еще надоем!

– Месяц… – Ольга Олеговна качнула головой. – Без малого вечность. Ты никогда не задерживался дома дольше чем на неделю. И мне кажется, что ты и на этот раз не усидишь. Вы оба пустынники. Кочевники, туареги… Вы видитесь с Игорем?

– И часто. По каналам ЭМ-связи.

– Если бы хоть однажды вы встретились дома!

– Да мы же все здесь развалим!

…Игорь, старший брат, раддер-командор Южного отряда страйдеров, полгода назад ушел в очередной сверхдальний поиск, в галактику 6822 Стрельца, и с тех пор никто ничего не знал о нем и его группе. Как и обычно, перед страйдерами стояла единственная задача: обнаружить сформировавшуюся либо близкую к тому пангалактическую культуру, оценить хотя бы в первом приближении ее внешние проявления. Будь то широкомасштабная астроинженерия, как в Двойной галактике Гидры, или управляемая ассимиляция культур, как здесь, в Галактическом Братстве Млечного Пути, или еще какие-нибудь неизвестные доныне процессы. И немедленно вернуться. Столь длительное отсутствие страйдеров означало, что они достигли цели своего рейда и набирают информацию либо их уже нет. Экзометральная связь на таких расстояниях не действовала, глохла в межгалактических гравитационных штормах, а разыскивать пропавших страйдеров было бессмысленно. Как можно обнаружить их утлые суденышки, вероятнее всего – разбитые, с угасшими сигнал-пульсаторами, среди мириад звезд чужой галактики?..

– О чем ты думаешь, Костя? – спросила Ольга Олеговна. – У тебя лицо стало… как у сфинкса.

В саду шуршал обязательный ночной дождик. Люцифер умиротворенно мерцал зеленым.

Посреди ночи Кратова разбудили голоса под окном. Кто-то возился в кустах малины. Неизвестный старался производить как можно меньше шума, но по неумению достигал совершенно обратного эффекта.

«Нервничаешь, звездоход, – укорил себя Кратов, с неодобрением прислушиваясь к собственному сердцу. – Весь на взводе, от шорохов просыпаешься. Напрасно… Надо расслабиться, сыграть отбой, угомонить строптивое подсознание, которому взбрело в подкорки, что я попал в чуждую, а потому предположительно агрессивную среду. Эй ты там, серое вещество! Запомни раз и навсегда: я дома. Дома! Я в родной среде, я здесь вырос, черт вас побери совсем!»

Он бесшумно поднялся и на цыпочках подошел к окну. В темноте что-то белело. Девушка, скорее даже девчонка-подросток, в белом платье, лицо скрыто распущенными волосами и ветками малины. Рядом, разумеется, ухажер, тоже весь в белом. И шепчутся. Кратов затаил дыхание, чтобы не спугнуть парочку.

– Ну вот, опять я просплю все на свете… – ворчал юнец.

– И тебе влетит! – резвилась юница. – И поделом: по ночам спать надо, а не бродить неизвестно где и неизвестно с кем.

– Известно, давно уже всем известно с кем. Весь город знает. От одной болтушки.

– Кто же эта болтушка?

– Есть такая… Смотри, какая малинища!

– Разве? Я думала, это шиповник. Сейчас мы ее…

– Лучше не надо. Вдруг это какой-нибудь экзотический сорт с лечебными качествами? У нас двое как-то налетели на такой фрукт. Думали – яблоки, объели полдерева, а потом оказалось – почки для вакцины от спутниковой лихорадки. Ох и чистило их!.. А завтра мы где встретимся?

– Завтра уже наступило, а мы еще не расставались.

– Ну тогда с добрым утром!

– Приветик! А почему ты об этом спросил? Торопишься улизнуть? Не выйдет, я тебя так просто не отпущу, ты меня еще провожать пойдешь через полгорода, ножками.

– Я и сам так просто не уйду.

– Может быть, тебя дома потеряли, мальчишечку?

– Конечно, потеряли!.. Но дело не в этом. Просто в последнее время я, грустно сказать, засыпаю на занятиях.

– Какой стыыд! – девушка захихикала. Кратов живо представил себе ее мордаху: ехидную, остроносую, веснушчатую и обязательно с хитрющими зелеными глазами. – А еще последний курс! Гнать таких в три шеи!

– Тебе смешно! А у меня экзамены…

– И что?

– И все. Получу диплом – и вперед, в Галактику!

Кратов едва не взвыл. «Господи! – подумал он. —

В этом мире ничего не меняется».

Два десятка лет назад он точно так же торчал всю ночь напролет под чужими окнами и распускал павлиний хвост перед дамой своего сердца. А она, пряча улыбку, поддакивала ему, подзуживала на новые откровения. Им было поровну лет, но в силу самой природы она повзрослела и поумнела раньше и потому выслушивала его трели со спокойной женской мудростью. Ни на миг не забывая, кто он есть на самом деле – маленький напыщенный хвастунишка, гордый своим несуществующим пока высшим предназначением. Но благодаря той же мудрости оставляя его похвальбы за скобками. До поры…