– Ты все зна-а-аешь. – Он тянет слова, как и все в этом городке, – такая особенность южноуральского говора. Но сейчас это «а-а-а» проскрежетало по моему мозгу как айсберг по борту «Титаника». – Сучка. Грязная тупая сучка. Такая же, как она.

Он говорит мне это прямо в лицо, и мне кажется, что кожа пачкается этими словами.

– Скажи, кто это сделал, – снова ни вопроса, ни утверждения.

– С кем она была. Зачем туда пошла.

Он повысил голос. На нас пялились – девки, Ванька и полкурса в придачу.

– Она тебе по-любому все рассказать успела.

«Успела, успела, придурок ты конченый». Тут он тоже замечает, что вокруг слишком много ушей и глаз и снова говорит тихо и холодно:

– Ты будешь молчать. Поняла меня.

Я не отвечаю. Только смотрю ему в глаза. Надеюсь, что нагло. Прямо в его большие, полные ненависти глаза. Один из которых окружал огромный пухлый синяк. На пол-лица. Макс, кто тебя так отмутузил? Скажи, чтоб я могла отправить ему цветы.

По-моему, мое спокойствие его доканало. Он хватает меня за плечи и принимается встряхивать на каждом слове:

– Ты. Будешь. Молчать. Поняла? Поняла?!

Точно стеклянный шар с искусственным снегом и кремлевскими башенками внутри.

Зрители ахнули.

Между нами встает Ванька и отцепляет его. Я, пошатнувшись, хватаюсь за стену.

– Оставь ее. Она поняла. Пойдем.

Ванька разворачивает его и слегка толкает вперед. Макс уходит, ни разу не оглянувшись. Ванька, как бы извиняясь, сжимает мою руку чуть выше локтя и уходит следом. Мне хочется растечься большой соленой лужей тут же, на обшарпанном линолеуме. Все, что остается в памяти, – прямой, полный сочувствия синий взгляд Ваньки.

Глава 3

Едва Ванька отводит Макса от меня на пять метров, как тут же подлетают девчонки с Марькой во главе. Марька смотрит на меня круглыми глазами, отчего становится похожа на сову из старого мультика про Винни-Пуха.

– Насть, че это он, а? Че это с ним… Че это вы…

Расчокалась, как баба деревенская, бесит, ей-богу. Вырываю руку из ее липких пальцев резко и даже грубовато. Ну и ладно. А то возомнила уже себя моей подружкой.

– Девушка его умерла, че! – намеренно громко отвечаю я, чтоб слышали все любопытные уши вокруг. – Не в себе парень, что непонятного? Неизвестно еще, как бы вы себя вели на его месте!

Быстро ретируюсь, уходя от новой атаки вопросами. Сбегаю по лестницам все ниже – на первый этаж. Никто не идет за мной, и я немного замедляю темп. В фойе смешиваюсь с толпой – видимо, не нас одних отпустили пораньше с пары. Прячусь в людях от людей, но многие все равно узнают меня – Аринка самая популярная девушка в институте. Была самой популярной. Теперь на какое-то время ее место, похоже, займу я. Правда, не по причине неземной красоты и бешеной харизмы. Но тайны почему-то притягивают людей, а я ими буквально напичкана.

Стараясь не сталкиваться ни с кем взглядом, пробираюсь к гардеробу и обмениваю номерок на свою парку. Надеваю ее, и сразу становится лучше – я будто в доспехах. Для верности натянув капюшон как можно плотнее, выхожу из института с твердым намерением отправиться домой, лечь на свой диван, не снимая куртки, и пролежать так часов сто.

В кармане верещит мобильник.

Дашка.

Я некоторое время медлю, справляясь с желанием выключить звук и сделать вид, что я ничего не слышала. Но понимаю, что рано или поздно мне придется перезвонить и, так или иначе, иметь с ними дело. С ними – это с Аринкиной семьей.

Принимаю вызов.

– Насть? Слушай, есть разговор, приезжай срочно.

Ни «как ты», ни «что делаешь», ни «не могла бы ты, пожалуйста». Что ж, ее можно понять. Сейчас не время для вежливых расшаркиваний.

– Что-то случилось? – брякаю я и тут же зажмуриваюсь от тупости собственного вопроса. Случилось, блин. Аринка умерла. – То есть я имею в виду…

– Да мы тут пытаемся разобраться, что произошло, и без тебя никак.

Кто, блин, эти «мы»? Команда знатоков?

– Ясно. Конечно. Я понимаю. Сейчас приеду.

Нужно же быть в курсе, как протекает их расследование. Да и к тому же где мне еще находиться, как не у Аринки дома? Я должна быть с ее родными, поддерживать их и черпать силу в их участии. От этой мысли мне становится тошно.

Но я вспоминаю, что мне так или иначе нужно туда попасть.

От института до Аринкиного дома – две с половиной остановки. По скучной зимней аллее, через маленькую площадь, где горит Вечный огонь перед памятником Неизвестному Солдату, за полосу проспекта и вглубь дворов. Местные называют этот район Свечкой, Аринка тоже жила на Свечке. И Кричащая Башня, упав с которой она перестала жить, стоит на Свечке. Это не самый хороший район города.

Дом Аринки стоит в тихом дворе, на маленькой улочке, которая ответвляется от проспекта под прямым углом. Сам дом – огромная девятиэтажка, длинная, как корабль, выкрашена в синий цвет. Я иду по двору мимо подъездов, краем глаза улавливая слева тень Кричащей Башни. Она стоит ближе к Свечке, чем Аринкин дом, поэтому остается немного позади меня. И я спиной чувствую ее присутствие.

Во всем дворе – ни единой души. Дохожу до второго подъезда, звоню в домофон и оглядываюсь. Не оставляет ощущение, что за мной наблюдают.

Домофон протяжно пищит – дверь открывают, не спросив, кто там. Почему-то от этого становится не по себе. Я поднимаюсь по лестнице, пытаясь припомнить, когда в последний раз тут бывала. Кажется, в пятницу, когда мы с Аринкой пришли после института, чтобы перекусить и отправиться на погулялки. Нет, в субботу, когда Аринка решила закатить вечеринку. Хреновая была идея. Сегодня понедельник, а Аринки уже нет. Мы больше не будем вместе смеяться.

Едва удерживая слезы, я вызываю лифт и нажимаю на кнопку «семь». Пока лифт поднимается, я стараюсь глубоко дышать и рассказываю про себя детскую считалочку. Это помогает немного успокоиться и отвлечься от тоскливых мыслей. Я не могу позволить себе рыдать при чужих людях, тем более при Аринкиной семье. Им и так паршиво.

Даша стоит у входной двери. Чтобы не дать двери закрыться, она одной ногой вышла на лестничную площадку – кончик розового носочка уткнулся в грязный пол. В руках у нее телефон, и Дашка быстро, двумя пальцами, набирает сообщение. Она не сразу поднимает голову при звуке открывающегося лифта.

Когда я вижу ее лицо, то понимаю, что зря железной хваткой удержала себя от рева. Нос Дашки распух, кожа на скулах шелушится, губы изжеваны так, что кожа на них висит противными лохмотьями.

Она позволила себе провалиться в пропасть. И она хочет, чтобы мы все летели в нее.

– Привет, – говорю я и тут же кашляю, потому что мой «привет» звучит очень уж жалко. Она сразу чувствует это, глядит на меня отчужденно и вздыхает, глядя в сторону:

– Привет.

Отодвигается, давая мне пройти, и закрывает за мной дверь на несколько оборотов.

По тяжелому воздуху я понимаю – в квартире полно людей. Слышится гул голосов, монотонное бормотание, в кухне шуршит пакет, звякает чашка. Из кухни в зал проходит незнакомая тетка в темном платке. Она бросает на нас взгляд и ничего не говорит.

Я в растерянности расстегиваю куртку. Мне душно.

Дашка делает мне знак идти за ней. Мы направляемся в комнату Аринки, и, проходя мимо зала, я вижу, что там повсюду свечи, пожилая женщина, сгорбившись, читает молитву, а Аринкина мама сидит на диване, глядя перед собой стеклянными глазами.

Дашка пропускает меня вперед и закрывает за нами дверь.

Я не узнаю Аринкину комнату. Потухший экран ноутбука. Зеркало завешено темной тканью. На туалетном столике, на письменном столе, на тумбочке у кровати – чистота. Но я не узнаю комнату не только из-за отсутствия привычных примет в виде включенного компьютера или разбросанных по трюмо лаков для ногтей. В Аринкиной комнате слишком много народу. Ей бы это не понравилось.

У окна, уперев пятую точку в подоконник, стоит тот самый рыжий тип, с которым Дашка приезжала ко мне ночью. «Друг семьи», – вспоминаю я. На Аринкиной кровати расселась девица – примерно Дашкиного возраста (чуть за двадцать) и чем-то похожая на Авзаловых – блондинистые волосы, большие глаза, светлая кожа. Но Дашка с Аринкой были красивыми куклами с правильными чертами лица, а девицу как будто немного размазало по стеклу – она скорее карикатура с оригинала. Но семейное сходство очевидно. Наверное, какая-нибудь троюродная сестра.

– Это Света, – говорит Дашка, проследив за моим взглядом. – Наша сестра из Кумера. Диму ты, наверное, помнишь.

Я киваю и думаю: почему всех девушек с молочной кожей и оплывшими боками обязательно зовут Светами?

Она разглядывает меня не очень дружелюбно. Я все еще в куртке, ведь никто не предложил мне раздеться.

– Быстро ты приехала, – говорит рыжий и пододвигает стул. Не снимая куртки, сажусь и выжидающе гляжу на Дашу.

– Да, точно. Бегом, что ли, бежала? – Даша пытается улыбнуться. От этой тени улыбки ее лицо сразу преображается, светлеет, и я немного расслабляюсь. Зря.

– А я не из дома, – простодушно объясняю. – В институте была.

Улыбка сползает с Дашкиного лица.

– Ты смогла пойти в институт?

– Как будто ничего и не произошло, – хмыкает Света.

– Жесть, – шепчет Дашка, пока я лихорадочно соображаю, что ответить. Ведь и правда – ну какого черта я туда поперлась? А Дашка продолжает:

– Я тут в магазин не могу сходить, потому что ничего не соображаю, а ты – как ни в чем не бывало…

– Стальная магнолия, – с чуть заметной улыбкой произносит Дима. Вполне доброжелательно, кстати. – Ну хорошая выдержка у человека, что вы так удивляетесь.

Я выдерживаю секундную паузу и спокойно отвечаю, старательно избегая извиняющегося тона:

– Мама спала с ночи, и я просто не знала, куда себя деть. Пошла в институт по инерции. Как будто привычные дела могут каким-то образом отгородить меня от… этого кошмара.

На последних словах опускаю голову, Дашка торопливо возит ладонью по моему плечу:

– Ну ладно, успокойся…

Голос ее дрожит, и я думаю, что она довольна моим поникшим видом.

– Вы что-то узнали? – спрашиваю я, утерев глаза.

Дашка садится рядом со Светой, бережно отодвинув подушку.

– Ну, – выдыхает она, – особо ничего, и надеялись, что ты нам поможешь.

Хорошенькую встречу вы организовали человеку, на чью помощь надеетесь.

– Она вчера ушла из дома около пяти часов вечера, – продолжает Дашка. – Мне и в голову не пришло спросить куда. Или с тобой, или с Максом – ни с кем больше она не гуляла. Вот я и подумала, что само собой разумеется, она с кем-то из вас.

Дима кашляет, и Дашка будто осекается. Смотрит на меня выжидающе. Я пожимаю плечами.

– Она встречалась не со мной.

– А с кем? – Вопрос рыжего падает на меня, как ястреб на полевую мышь. Я понимаю, что вот-вот попаду в какую-то ловушку, которую они втроем заботливо расставили к моему приходу. Я перевожу на него взгляд и смотрю прямо в его золотистые глаза.

– Понятия не имею. Она мне ничего не говорила. Мы созванивались вчера, это было днем, наверное, около двенадцати. Она только проснулась, мы поболтали про зачет, она собиралась к нему готовиться. В основном про институт говорили.

– В основном? – снова ударяет противный рыжий. Настя, чтоб тебя! Следи уже за языком!

Я раздраженно вздыхаю:

– Про зачет, про преподов, про шмотки – господи, я все в деталях не вспомню!

– Постарайся, Насть, это важно, – проникновенно говорит Дима, чуть склоняясь в мою сторону. Ну не так важно, как попонтоваться тут перед девчонками, строя из себя Шерлока Холмса, долбаный придурок!

Включаю ледяную королеву.

– Я что, на допросе? – взвожу брови, как курок, и смотрю на них с ненавистью. – В нашем разговоре не было ничего важного, ясно?

Дима примирительно улыбается и кивает.

– А Макс что говорит? – мастерски перевожу стрелки. – Он ее видел?