Теперь мне известно, где находится та самая вакцина. И что если мне удастся её достать? Я смогла бы обменять её на жизнь Тоби, на то, чтобы О’Нил отпустил его и при этом не убил нас. Звучит бредово? Возможно, но это то, что нужно всем. Даже если О’Нил откажется, то возможно… у меня бы получилось договориться с Ашером, чтобы он помог Тоби, а я бы ему отдала эту вакцину. Мне всё равно, что ликтор собирается с ней делать, мне важно лишь благополучие брата.

Да. Это неплохой план. Правда, для начала нужно её достать, после как-то доставить в Анклав и связаться с О’Нилом или Ашером… Насчет этого я подумаю позже.

Маршалл тоже предупреждал меня, чтобы я никому не доверяла. А я собиралась рассказать всё Зейну… Что было бы тогда? Вероятно, он тут же сообщил об этом О’Нилу и дальше меня пытали бы, пока не получили информацию о местонахождение сыворотки.

Сердце словно пронзает игла, когда я вновь вспоминаю о Зейне и его предательстве.

Я виню себя за наивность, за то, что позволила ему проникнуть в мою жизнь, в мое… сердце.

Боль разъедает меня изнутри, как кислота. Пытаюсь совладать с ней, делая медленные вдохи и продолжаю идти, не разбирая дороги.

Сначала отец, после мама, теперь Зейн… Почему каждый, кто становится важен для меня, по итогу предает? Чем дольше я копаюсь в мыслях, тем хуже становится.

Уже позже наступает лишь опустошение. Мои руки опущены, как и голова, и я даже не забочусь о тишине вокруг, продолжая идти по этому нескончаемому лесу.

Деревья высятся надо мной, словно безмолвные свидетели моей утраты.

Каждый шаг отзывается эхом в моей душе, напоминая о той пустоте, что разрастается внутри. Но я продолжаю идти, потому что остановиться – значит признать поражение.

Тишина вокруг становится оглушительной. Только мои шаги, да редкий треск сломанной ветки под ногой нарушают эту мертвую тишину. Я устала. Устала от боли, от потери, от этой бесконечной дороги.

Нога начинает ныть только сильнее, поэтому приходится сделать остановку.

Пальцы рук замерзли, поэтому я пытаюсь согреть их собственным теплым дыханием.

Уже начинает темнеть, а это значит, что мне придется искать ночлег, так как во второй раз мне может не повезти. Шанс наткнуться ночью на кого-то выше, чем днем. У меня в отличие от пожирателей не такой отменный слух.

Кажется, я продвигаюсь в противоположную сторону от Архейнхола, что радует. Поняла это по небольшим холмам и тому, что за сутки или чуть больше ходьбы не теплеет.

В идеале мне нужно добраться до Самервоула, чтобы там уже отыскать Маршалла и рассказать ему о случившемся. Возможно, он будет против моей идеи с вакциной, но ничего лучше я пока не придумала.

Буквально за следующие полчаса окончательно темнеет и вновь начинает идти снег, поэтому ещё некоторое время я иду, ориентируясь практически на ощупь из-за сгустившихся облаков и отсутствия фонарика.

Мне удается найти несколько упавших и сломанных стволов деревьев, поэтому я осматриваю их и принимаю решение залезть под них. Возможно, не самая лучшая идея, но лучше, чем просто оставаться на открытом пространстве. Если вдруг меня услышит или учует заблудший пожиратель, то ему нужно будет попытаться дотянуться, так как из-за густых веток это не так просто сделать.

Всё-таки приходится ещё раз вылезти, чтобы набрать более сухой листвы, которую удалось найти, скрытую под толщей мокрой листвы. Её я кладу на землю, чтобы как-то утеплить свое спальное место.

Натягиваю капюшон поверх кепки и сворачиваюсь калачиком на земле, когда изо рта вырывается облачко пара.

Я прислушиваюсь к тишине и ото всюду мне мерещатся разные звуки, в том числе и крики пожирателей.

Позже темнеет настолько, что я не понимаю, когда мои глаза открыты, а когда закрыты.

Страх, как и холод, сковывает всё тело.

Время от времени меня пробивает дрожь, такая сильная, что зубы стучат друг о друга.

Где-то вдалеке я слышу животных, но не могу точно определить, кто это, пока не слышу вой. Волки… Первая мысль – бежать отсюда, но я продолжаю лежать, понимая, что это будет более разумно. Страх сбивает и мешает мыслить трезво.

Я замерзаю и физически, и морально.

Тишина становится еще более зловещей, каждый шорох кажется предвестником беды.

Не знаю, как скоро, но всё же в какой-то момент я засыпаю или, скорее, проваливаюсь в состояние забытья. Сны перемешиваются с реальностью, кошмары преследуют меня даже в этом зыбком состоянии.

Не могу понять, что снится, лишь просто чувствую, как всё тело будто в тиски зажимают. Не могу пошевелиться ни во сне, ни наяву.

Просыпаюсь также резко, как и заснула, в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и тяжелым дыханием.

Не чувствую тело, поэтому с трудом нахожу в себе силы вылезти отсюда, видя, что уже начинает светать.

Слабость сковывает, но воля к жизни берет верх.

Разминаю затекшее тело и хоть как-то пытаюсь согреть руки, хоть пальцев ног тоже уже не ощущаю. Плохой знак.

Иду дальше, облизывая пересохшие губы и смотрю на снег. Идея растопить его и выпить кажется уже не настолько плохой.

Глаза слипаются из-за недостатка сна, а бдительность ухудшается.

В животе урчит от голода, напоминая о том, что последняя кроха еды была съедена больше двух суток назад.

Каждый шаг дается с ещё большим трудом, но я заставляю себя двигаться вперед.

***

Сегодня облака рассеиваются и появляется солнце, которое дарит небольшое тепло.

Я останавливаюсь на время, снимая капюшон и кепку, подставляя лицо к его лучам и вспоминая о том, как было жарко в Архейнхоле. Тогда мне хотелось скорее скрыться в здании, чтобы сбежать из-под палящего солнца. А сейчас я готова многое отдать, лишь бы вновь ощутить ту жару.

Сижу так некоторое время и вновь иду, когда перед глазами начинает всё шататься.

Слабая.

Голос Ашера в мыслях звучит так отчетливо, словно он находится рядом. Вероятно, сказывается отсутствие еды и воды.

Да, я слабая. Но я выживу. Я обязана.

Ноги кажутся слишком тяжелыми, как и голова, которую я опускаю, смотря вниз и не сразу понимая, что местность постепенно начала меняться.

Замечаю первые следы животных, и даже не хочу знать, кому именно они принадлежат. Слишком большие, видно, что нечеловеческие и достаточно свежие. Что опаснее? Пожиратели или хищники? Хотя цель и у тех, и у других одна – сожрать.

Через час или два, когда собираю остатки сил, то поднимаю голову и вижу, что деревья начинают редеть. Прищуриваюсь, стараясь разглядеть лучше.

Сердце начинает биться чаще.

Увеличиваю шаг, когда это уже кажется невозможным.

Вижу первые очертания дороги и вскоре добираюсь до неё, понимая, что права.

Мне не видно отсюда её всю, так как с обеих сторон она скрывается за деревьями.

Теперь стоит решить, в какую именно сторону мне идти.

Иду направо, даже не думая о том, что это решение может стоить мне позже жизни.

Я не слышу никаких звуков, например, автомобилей и, тем более, не вижу их, поэтому не возвращаюсь обратно в лес, а двигаюсь с краю.

Пару раз чуть не падаю, когда мои глаза закрываются. Заставляю двигаться свое тело до последнего, пока все силы окончательно не покинут меня. Я ещё поборюсь за собственную жизнь.

Теряю ориентир во времени, так как солнце вновь исчезает за облаками.

Дорога кажется бесконечной до тех пор, пока я не вижу одиноко стоящую заправку. Вернее, то, что от неё осталось.

Достаю пистолет на всякий случай, но пока никого не вижу.

Заправка встречает меня зловещей тишиной. Окна разбиты, двери нараспашку, бензоколонки покорежены. Видно, здесь давно побывали мародеры, вынесшие все, что имело хоть какую-то ценность. И всё же это укрытие, хоть и ненадежное.

Максимально тихо вхожу внутрь, осматриваюсь.

За стойкой валяется перевернутый стул, на полу – осколки стекла и обрывки журналов. В дальнем углу замечаю дверь, ведущую, очевидно, в подсобку. Сжимаю пистолет крепче и медленно направляюсь туда.

За дверью оказывается небольшая комната, заваленная хламом. Ящики, пустые коробки, какие-то тряпки. Но в самом углу вижу что-то похожее на матрас.

Слабая улыбка касается моих губ, и это впервые с момента, как я оказалась за пределами Анклава.

Убедившись, что более здесь никого нет, то вновь выхожу и уже более тщательно изучаю всё, заглядывая во всевозможные ящики и надеясь найти там что-то полезное.

Спустя время нахожу лишь пустую бутылку, которую забираю с собой и порванную сумку на одно плечо, куда и кладу ту самую бутылку.

Здесь была раньше уборная, но сейчас там не то, что раковины не осталось, даже крана нет никакого. Словно его решили вырвать или уничтожить.

Также в сумку кладу листы бумаги, чтобы позже можно было это использовать для розжига костра. Ещё нахожу веревку и отправляю её ко всему остальному.

Покидаю заправку, чтобы набрать в бутылку снега, так как более не продержусь без воды. Это лучше, чем умереть. Набираю в таком количестве, чтобы когда он растает, была половина.

Возвращаюсь, сразу же захожу в подсобку и закрываю дверь. Да, здесь нет запасного выхода, но мне нужно выспаться. Не хочется, чтобы ночью ко мне проникли животные или пожиратели.

Тут же становится темно.

То ли отсутствие еды и воды, то ли недостаток сна сказывается на организме, потому что я моментально отключаюсь. Мне ничего не снится. Я лишь несколько раз прихожу в себя, не понимая, где именно нахожусь, после вновь засыпаю.

***

Общее состояние организма несильно улучшается. Ломота во всём теле, легкий озноб и ещё один дурной знак приближающийся лихорадки – кашель. Кажется, пару ночевок в лесу не прошли бесследно.

Принимаю таблетку кафоликона, думая о том, что останется ещё две, которые я чудом перед этим прихватила из Анклава. Даже проблема с препаратом на фоне остальных проблем кажется не такой серьезной.

Выхожу, забираю сумку, вешая её через плечо, и продолжаю идти дальше.

То, что здесь есть заправка – хороший знак. Значит, рано или поздно я должна буду выйти в какой-нибудь город.

Мне нужно будет понять, где я и проложить маршрут до Самервоула, при этом не попасть на территории общин.

Голова плохо соображает, а кашель становится более частым, когда я пытаюсь его заглушить рукавом куртки. Не хочу, чтобы меня услышали раньше времени.

Страх подгоняет, заставляя ускорить шаг.

По пути набираю ещё снега в бутылку, но более не решаюсь пить это.

В небе пролетают птицы, за которыми я прослеживаю взглядом, жалея о том, что у меня нет крыльев. Это всё упростило бы…

Нога болит меньше или мне просто кажется. Я даже останавливаюсь, думая забраться ли на дерево, чтобы попытаться что-то увидеть, но не решаюсь. Не хочется упасть и сломать себе что-то. Тогда я точно труп.

Отчаяние присоединилось к страху, начав подступать, ледяными пальцами хватая за горло. Захотелось закричать, позвать на помощь, но в горле пересохло, и я выдавила лишь хриплый стон. Да и кто мне поможет?

Пора перестать надеяться на других, пора принять тот факт, что моя жизнь отныне находится только в собственных руках.

Никто не придет. Никто не поможет.

Голова кружится из-за того, что я не ем уже третьи сутки.

Мне попадаются птицы по пути, но я не решаюсь стрелять в них, боясь, что попросту истрачу пули. Но это не единственная причина, ещё боюсь привлечь внимание пожирателей или кого похуже – людей, к примеру.

Я иду, кажется, целую вечность, ноги только сильнее заплетаются между собой, и через некоторое время вижу впереди первые очертания города. Останавливаюсь, когда мои губы растягиваются в подобие улыбки.

Наконец-то.

Несмотря на радость, охватившую меня, не особо тороплюсь туда, так как понимаю, что город – это в первую очередь опасность. Там могут быть не только пожиратели, но и другие люди. Не стоит забывать об этом.

Ухожу с дороги, чтобы скрыться из вида, когда всё приближаюсь, и смотрю на то, что осталось от города.