Мария I. Королева печали (страница 2)
* * *
Она ждала отца на следующий день, но он не пришел. Прошла неделя, а он так и не появился. Мария чувствовала, что мать тоже расстроена, однако та никогда не критиковала мужа и не жаловалась, так как очень его любила. Екатерина находила утешение в общении с дочерью и в молитве. Королева, для которой вера была путеводной звездой и основным жизненным принципом, не только сама могла часами стоять на коленях в часовне, но и старалась привить дочери самозабвенную любовь к Всевышнему и подлинное благочестие. Марии нравилось посещать часовню, нравились религиозные обряды, а еще красочные витражи, усыпанные самоцветами статуи святых, каменная Мадонна, с ее безмятежным ликом, алтарный крест с драгоценными камнями. Марию завораживала таинственная аура церковной службы, она задерживала дыхание, когда гостия загадочным образом превращалась в Тело Христово, и принимала Святые Дары с благоговейным страхом. Девочка любила проводить бесценные часы благочестия с обожаемой матерью и чувствовала себя еще счастливее только тогда, когда к ним присоединялся отец и для королевской семьи звучали неземные голоса певчих Королевской часовни.
Мать постоянно внушала дочери, что она особенная девочка, к тому же очень счастливая, поскольку отец велел дать ей блестящее образование и обучить основам всех необходимых предметов. Первым наставником Марии был добрейший доктор Линакр, а когда в прошлом году он скончался, мать пригласила на его место испанца мэтра Вивеса, ученого с прекрасной репутацией, отличавшегося прогрессивными взглядами на женское образование. Большой друг отца, сэр Томас Мор, которого королевская чета иногда приглашала на обед, считал мэтра Вивеса лучшим педагогом в Европе.
Мэтр Вивес сочинил специальный трактат для наставления Марии. Именно он посоветовал королю сделать ее воспитателем доктора Фетерстона, капеллана королевы, очень мягкого и набожного человека.
– На мой взгляд, – заявил на первом занятии доктор Фетерстон, – учебная программа мэтра Вивеса сложновата для такой благородной молодой леди, как вы, хотя нужно отдать должное его желанию сделать акцент на изучении Священного Писания и классиков. Но у нас все будет хорошо, миледи принцесса. Лично я сторонник не кнута, а пряника. Мэтр Вивес считает, что нерадивых учеников необходимо пороть, а девочек ни в коем случае не следует баловать, ибо если излишняя забота всего лишь портит мальчиков, то на девочек она действует развращающе. Но вам нет нужды беспокоиться! По-моему, похвала гораздо эффективнее наказания.
Мария обожала доктора Фетерстона, причем не только за талант учителя, но и за доброту, душевные качества и человечность. Под его руководством она усердно трудилась и достигла больших успехов. Родители были счастливы. Особенно она преуспела в изучении латыни, которой ее обучал лично мэтр Вивес. Она твердо решила не давать ему повода для порки и была благодарна матери, помогавшей ей с переводами.
Мария выросла на мифах и легендах античных авторов; она читала, замирая от ужаса, нравоучительный рассказ о Терпеливой Гризельде, который мэтр Вивес находил полезным для развития молодой леди, и была увлечена будоражащими воображение современными историями, однако, к ее величайшему огорчению, мэтр запретил ей более легкое чтение под предлогом, что романы закладывают в головы девушек дурацкие идеи. И чтобы он не конфисковал книгу о короле Артуре, Мария спрятала ее под кроватью, втайне молясь, чтобы обман не раскрылся, и мучаясь угрызениями совести по поводу столь безнравственного проступка.
* * *
Одним мартовским утром Марию вызвали с урока к матери, и девочка с удивлением обнаружила обоих родителей в личных покоях королевы во дворце Брайдуэлл с видом на Темзу и монастырь доминиканцев Блэкфрайарс.
Отец выглядел триумфатором.
– Мария, мы получили чудесные новости из Италии. Вы наверняка помните, что император объявил войну Франции. Так вот, он выиграл решающую битву при Павии, и король Франциск был взят в плен. Когда сегодня прибыл гонец, мне показалось, что архангел Гавриил возвестил о рождении Христа!
– Хвала Господу!
– Наш главный враг нейтрализован! – объявил отец.
– Я рада это слышать! Император Карл – доблестный воин! – воскликнула Мария, и у нее в голове внезапно родилась идея. – А можно мне послать ему подарок, чтобы поздравить с победой?
– Это будет очень красивый жест, – просиял отец.
Он вызвал придворного ювелира, и Мария выбрала кольцо с изумрудом. После чего отец распорядился отправить Карлу кольцо вместе с нежным письмом от Марии, и в скором времени мать пришла к ней в комнату, чтобы показать благодарственное письмо от Карла. Он написал, что будет носить это кольцо в знак их помолвки.
– Карл по-прежнему просит, чтобы вас отправили в Испанию, – сообщила мать и, заметив, что Мария напугана перспективой разлуки с родителями, Англией и привычным окружением, нежно сжала руку дочери. – Не волнуйтесь. Отец твердо решил, что не отпустит вас раньше условленного срока.
Мария сразу же успокоилась. Слава Всевышнему, отсрочка! Но надолго ли? А что, если Карл будет настаивать? Отец наверняка не захочет огорчать императора постоянными отказами.
И вот однажды Мария услышала, как отец говорит матери, что Карл потребовал в качестве жеста доброй воли выплатить ему денежную часть ее приданого.
– Мой ответ «нет», – твердо заявил отец. – В ближайшие три года этого не будет. И я твердо настроен не отправлять Марию в Испанию раньше назначенного срока.
Очередной прилив облегчения. Три года! Целая вечность.
Однако Карл не сдавался. Из всего того, что было сказано при ней или случайно подслушано, Мария поняла, что Карл продолжает требовать или невесту, или приданое, в чем отец упорно ему отказывает.
Мария услышала еще кое-что. Служанки – большие любительницы посплетничать – наивно считали, что дети не способны осмыслить то, о чем они судачили. Мария не поняла, почему у матери «прошло ее женское время», но решила не спрашивать. Тем не менее это имело определенную связь с тем, что Марии удалось подслушать: с престолонаследием. В последнее время слово это было постоянно у всех на устах.
– Почему люди говорят о престолонаследии? – спросила она у Реджинальда Поула во время одного из его редких появлений при дворе.
Реджинальд внезапно смутился.
– По разным причинам, – сказал он. – Вам лучше спросить своего учителя.
Мария так и сделала, но доктор Фетерстон тоже уклонился от прямого ответа и посоветовал поинтересоваться у королевы. Однако девочка не последовала его совету, инстинктивно предположив, что матери вряд ли понравится данный вопрос.
Глава 2
1525 год
Что-то происходило в зале для приемов дворца Брайдуэлл. Мария увидела из окна толпы придворных, выстраивающихся в очередь, чтобы попасть внутрь.
Доктор Фетерстон прервал проверку письменной работы:
– В чем дело, миледи принцесса?
– Я не знаю. – Мария встала и высунулась из открытого окна; теплый июньский воздух приятно грел лицо. – Мне кажется, происходит какая-то важная церемония. Давайте сходим посмотрим! Ну пожалуйста! – (Доктор Фетерстон что-то промямлил в ответ.) – Ну, пожалуйста, сэр! Я закончила книгу.
– Ох, ну ладно! – Учитель поднялся с места. – Я провожу ваше высочество.
В зале для приемов яблоку негде было упасть, однако придворные почтительно расступались перед Марией и кланялись. В воздухе пахло потом и грязным бельем. Вопреки требованию короля, далеко не все приближенные соблюдали правила личной гигиены.
Переговорив с кем-то из присутствующих, доктор Фетерстон повернулся к Марии:
– Сейчас начнется инвеститура. Король жалует новые титулы.
Мария встала вместе с учителем возле дверей. Громкие звуки труб возвестили о появлении короля и королевы. Король, в подбитой горностаем пурпурной мантии, слишком теплой для душного летнего дня, с улыбкой сел в кресло под балдахином.
Когда герольдмейстер ордена Подвязки, королевский герольд, выступил вперед со свитком в руках, в дверях появилась процессия, которая прошла совсем близко от Марии. Она узнала своего кузена лорда Руса, внешне очень похожего на короля, и сэра Томаса Болейна, важного придворного, брата ее старой воспитательницы леди Калторп. За ними следовал мальчик лет шести – златовласое дитя, державшееся с королевским достоинством. Мария видела его впервые, и от ее внимания не ускользнул тот факт, что мальчик был пышно разодет, совсем как принц. Она услышала сдавленные вздохи и почувствовала, как напрягся доктор Фетерстон.
Итак, лорды по очереди выходили вперед и, преклонив колени перед королем, слушали, как зачитывают грамоты о пожаловании им новых титулов. Затем вперед вышел златовласый мальчик и тоже опустился на колени. Мария увидела, как ее отец, погладив малыша по голове, накинул ему на худенькие плечики длинную мантию из пурпурного бархата.
Герольд известил присутствовавших, что Генри Фицрою жалуют титул герцога Ричмонда и Сомерсета.
Кто такой этот Генри Фицрой? Почему ее отец пожаловал ему два герцогства? И почему люди перешептываются и, многозначительно переглядываясь, не сводят глаз с Марии, короля и королевы?
Пухлые щеки доктора Фетерстона сделались пунцовыми.
– По-моему, нам пора вернуться на урок, – прошептал он, выводя Марию из толпы.
Она услышала, как кто-то за ее спиной пробормотал, что Генри Фицроя собираются сделать кавалером ордена Подвязки, а другой человек заметил, что, по слухам, мальчика уже назначили лорд-адмиралом. Не слишком ли много почестей для такого малыша?! Все это казалось абсурдным.
– А кто такой этот Генри Фицрой? – спросила Мария, когда они вошли в галерею.
– Увы, ваше высочество, об этом нужно спрашивать не у меня, – смутился учитель.
– Но вы ведь все знаете, – возразила Мария.
– К сожалению, этим знанием я не вправе делиться.
* * *
Когда в тот день Мария навестила мать, то с огорчением обнаружила, что та пребывает в подавленном настроении. Мария собралась было спросить ее о Генри Фицрое, но передумала. Она рассказала матери, как прошел день, не упомянув об инвеституре, и королева отправила дочь к леди Солсбери.
Та уже ждала Марию в детской. Леди Солсбери раскинула руки, тем самым дав понять, что можно обойтись без церемоний, и Мария в поисках утешения бросилась в теплые объятия своей наставницы.
– Садитесь, дитя мое. – На худом бледном лице леди Солсбери играла печальная улыбка, но взгляд светился нежностью. – Ее милость попросила поговорить с вами о сегодняшней церемонии. Королева считает, вам пора узнать правду.
Марии внезапно стало страшно. Правду? О чем?
– Генри Фицрой, которому сегодня пожаловали титул пэра, – сын вашего отца, – сказала воспитательница.
Это заявление поставило Марию в тупик.
– Но у моего отца нет сына. Все мои братья умерли.
– У него не было сыновей от миледи, вашей матушки. Но несколько лет назад одна из фрейлин родила ему мальчика вне брака. А поскольку Генри Фицрой – сын короля, его возвели в ранг пэра.
Мария ничего не понимала. Она не знала, откуда берутся дети. Просто Господь посылал их женатым людям, которым следовало любить друг друга и до гробовой доски хранить верность. А в таком случае как мог отец изменить жене? Ведь он любил ее и часто об этом говорил. Неудивительно, что мать такая печальная. Марии стало обидно за мать. Публичная церемония получения пэрства наверняка была страшно унизительной для нее. И тем не менее девочка не могла и не хотела критиковать отца. Вероятно, произошла какая-то ошибка. С чего вдруг он стал бы так обращаться с женой?
Леди Солсбери с беспокойством следила за своей воспитанницей. У Марии вертелось на языке множество вопросов, но она боялась услышать ответы.
– Значит, Генри Фицрой – мой брат? – спросила она.