Со страдальческим видом королева сжала руку дочери:

– Мы должны быть к ней снисходительны. Ради короля.

В груди Марии вспыхнул гнев.

– Миледи, моя дорогая матушка, я не могу. Даже для того, чтобы доставить вам удовольствие. Она порочная женщина, которая хочет увести у вас мужа.

– Мария! – Королева схватила дочь за плечи. – Король или кто бы то ни было не должен слышать от вас подобных речей. Вам положено чтить своего отца. Скоро – и я истово молюсь об этом – все образуется, и любовница Анна будет забыта.

Ах, ее слова да Богу в уши!

– Я понимаю, – обняв мать, сказала Мария. – Тогда я, пожалуй, пойду поиграю со своим новым щенком.

Глава 4

1529 год

Мария оставалась при дворе до весны. Временами ей страстно хотелось уехать, потому что дворец, точно улей, гудел от сплетен, которые она не желала слышать. Было ужасно осознавать, что проблемы ее родителей пережевывались и смаковались. Марию шокировали непристойные, хотя и малопонятные, разговоры об отце и Анне Болейн. И никуда было не деться от Анны, которая рассчитывала в скором времени выйти замуж за короля и строила из себя королеву. Мария предпочитала по возможности находиться в своей спальне или в покоях матери, стараясь стать для нее утешением. Впрочем, мать никогда не жаловалась. Ее смирению позавидовала бы и святая. И она была тверда в своей решимости.

– Я законная жена вашего отца, и я никогда не скажу и не сделаю ничего такого, что могло бы поставить под угрозу ваше право на титул принцессы или престолонаследие.

И только после того, как король сказал нечто такое, что особенно расстроило Екатерину, она решила открыться дочери. Однажды вечером, когда они сидели у камина, королева промокнула глаза платком и сказала, не скрывая своего отчаяния:

– Дочь моя, вам уже тринадцать лет. Теперь вы достаточно взрослая, чтобы быть в курсе происходящего. Вы должны знать, что мне угрожают. Ваш отец утверждает, что я не люблю его, хотя это не соответствует истине. Он жалуется, что я слишком веселая, слишком нарядная и что мне следует молиться о благополучном исходе его Великого дела, а не участвовать в увеселениях королевского двора. Господь свидетель, я действительно молюсь! Я часами стою на коленях в часовне.

– Я знаю, что вы молитесь. – Мария опустилась на колени и взяла мать за руку.

Внезапно все сдерживаемые матерью эмоции бурным потоком вырвались на волю.

– Он постоянно в чем-то меня подозревает! Он говорит, что, выезжая в город под приветственные крики толпы, я подстрекаю его подданных к восстанию. Он считает, я участвую в каком-то безумном заговоре убить его и кардинала. Он даже заставил Тайный совет предупредить меня, что если будут получены доказательства моей причастности к заговору, то мне не следует ждать пощады, поскольку в глубине души члены Совета чувствуют, что его жизнь в опасности. Они заявили, что с моей стороны глупо сопротивляться воле короля. Они призвали короля окончательно порвать со мной… и отнять вас у меня.

Мария была потрясена и до смерти напугана. Королеву била дрожь. Как члены Совета посмели обращаться с ней подобным образом?! Она была хорошей женщиной и никому не желала зла, даже Анне Болейн. В отличие от той! Совет боялся ссориться с королем, впрочем и Мария никогда не осмеливалась перечить отцу, так как знала, ему даже в голову не могло прийти, будто дочь способна его ослушаться и принять сторону ее обожаемой матери, с которой по всем стандартам поступали ужасающим образом. Тем не менее если дойдет до дела, то она, Мария, не побоится дать отпор. Она покажет отцу, что унаследовала от своей бабушки, королевы Изабеллы, такие качества, как смелость и сила духа!

Мать нежно обняла Марию:

– Мое дорогое дитя, если вас действительно отнимут от меня, я хочу, чтобы вы знали, что я не имею к этому никакого отношения. Если я и продолжаю выезжать в город, то исключительно потому, что это входит в мои обязанности королевы, которой не пристало выставлять свое горе на всеобщее обозрение. Что касается того таинственного заговора, то это чистой воды фантазия! В глубине души ваш отец знает, я не способна желать ему зла. Я люблю его.

– Но они ведь нас не разлучат, да? – Марии была нестерпима сама мысль об очередной долгой разлуке, тем более такой, у которой не видно конца. Ей было страшно подумать о том, что все это будет значить для матери. – Отец наверняка не позволит Совету возбудить против вас дело. У них нет на то никаких оснований.

– Уверена, это всего лишь пустое бахвальство. Предупреждение, чтобы я не перечила королю. Они надеются путем запугивания сломать меня и добиться моего согласия уйти в монастырь, чтобы король мог снова жениться. Что ж, я им сказала и продолжаю говорить, что у меня нет такого призвания. Если только папа римский не вынесет решения по нашему вопросу и не положит конец неопределенности.

– Слава Всевышнему, на заседании суда решение от его имени будет выносить кардинал Кампеджо!

– Увы, Мария! – Королева покачала головой. – Боюсь, будет продолжена тактика проволочек. И я не надеюсь на беспристрастный суд, поскольку он проводится в стране, которой правит мой муж, и вторым судьей является кардинал Уолси, который одним щелчком пальцев избавится от меня. Нет, я хочу, чтобы мое дело рассматривалось в Риме.

– И вы думаете, его святейшество решит вопрос в вашу пользу?

– Ни секунды в этом не сомневаюсь!

* * *

Марии хотелось остаться при дворе и поддержать мать, но в свете предстоящего суда оба родителя решили, что для дочери будет лучше вернуться в Хансдон. Она с болью в сердце расставалась с матерью, оставляя ее на произвол судьбы.

Когда Мария пошла попрощаться с отцом, то застала его в обществе кардинала.

– Мария! – воскликнул отец, как всегда полный энтузиазма. – Надеюсь, мы и оглянуться не успеем, как вы к нам вернетесь.

Да, с горечью подумала она, но при каких обстоятельствах? Прикажут ли кардиналы отцу вернуться к жене? Или она, Мария, возвратится ко двору, лишенному своей королевы.

Чтобы скрыть от отца, как сильно она сердится на него за то, что он вверг их семью в пучину несчастий, Мария низко склонила голову и опустилась перед ним на колени для получения благословения. Кардинал Уолси тепло попрощался с крестницей, но она заметила, что его всегда цветущее, пухлое лицо осунулось и побледнело. Значит, он тоже страшился предстоящих слушаний. Возможно, опасался гнева короля, если вердикт будет вынесен не в его пользу. В этом деле не будет победителей.

* * *

В Хансдоне Мария, отрезанная от мира, с волнением ждала новостей. Леди Солсбери, как обычно, относилась к своей воспитаннице с заботой и любовью, но и она пребывала в угнетенном состоянии духа. Ее сын Артур умер в прошлом году от потливой лихорадки, а другой сын, Реджинальд, уехал в Италию для продолжения щедро оплачиваемой королем подготовки к посвящению в священнослужители. Мария сожалела о том, что отец не согласился на ее брак с Реджинальдом, который наверняка стал бы идеальным мужем. Однако, приняв духовный сан, он уже никогда не сможет жениться.

Мать Реджинальда гордилась призванием сына и в то же время боялась за него, поскольку из своего безопасного далека он открыто называл Анну Болейн Иезавелью и Ведьмой.

– Я уверена, что Реджинальд прав и она ответственна за всю эту ложь, – как-то за ужином сказала леди Солсбери своей воспитаннице; теперь у них не было друг от друга секретов. – Но мне хотелось бы, чтобы он высказывал свои взгляды не так откровенно. Боюсь, теперь ему придется остаться за границей, поскольку, проявив неблагодарность, он лишился поддержки в Англии. Ведь, как ни крути, король великодушно оплатил его образование. Нельзя кусать руку дающего.

– И все же Реджинальд прав. – У Марии пропал аппетит, и она оставила половину еды на тарелке.

– Увы, мое дорогое дитя, одной правоты мало, когда бал правит сила. Сейчас очень многие переживают кризис совести из-за этого Великого дела. Нам остается только молиться, чтобы кардиналы смогли его разрешить.

* * *

Послания от матери приходили реже, чем хотелось бы, да и были не слишком информативными. Похоже, она не могла довериться перу и чернилам, возможно из опасений, что письма могут быть использованы для ее компрометации. Ведь Уолси наверняка внедрил шпионов в окружение королевы.

И вот как-то раз леди Солсбери внезапно появилась в классной комнате, где Мария занималась с доктором Фетерстоном переводом с французского.

– Я получила письмо от леди Эксетер, – сообщила воспитательница.

Мария сразу же встрепенулась. Близкая подруга матери, леди Эксетер была наполовину испанкой. Очень прямолинейная, она не скрывала своего возмущения тем, как при дворе обращаются с королевой.

Сев рядом с Марией, леди Солсбери продолжила:

– Она прислала мне полный отчет о том, что происходит в Блэкфрайарсе. – (Слушания проходили в доминиканском монастыре.) – Короля и королеву вызвали в суд. Вы можете в это поверить? Неслыханное дело для Англии! Но миледи ваша мать не осталась сидеть на троне. Ах нет! Она обошла зал суда и, преклонив колена перед королем, произнесла знаменательную речь! Она просила короля избавить ее от слушаний в суде, поскольку в Англии ей не добиться беспристрастного правосудия. Она поклялась, что вышла за него замуж девственницей и всегда была ему верной женой. А когда он не ответил, она вручила свою судьбу в руки Господа и удалилась, проигнорировав призывы вернуться. Толпы людей снаружи тепло приветствовали королеву.

– Теперь они не могут решить дело в пользу отца! – воскликнула Мария.

– Они могут обвинить королеву в сознательном неповиновении судебным властям и продолжить заседания в ее отсутствие, – заметил доктор Фетерстон. – Слушания, скорее всего, продолжатся.

У Марии упало сердце.

Если бы не леди Эксетер, которая не страшилась шпионов кардинала, они вообще не получали бы никаких новостей. Доктор Фетерстон оказался прав: королеву обвинили в сознательном неповиновении судебным властям. Кардиналы продолжили слушание дела в ее отсутствие, что, с точки зрения Марии, было ужасно несправедливо. Недели тянулись мучительно долго. Очевидно, в суд вызывали свидетелей. Мария, стоя на коленях в часовне, молилась за благополучный исход. Она гадала, кем были те свидетели, что конкретно они могли показать и почему для вынесения приговора требуется целая вечность. Разве они с матерью недостаточно долго ждали? С тех пор как отец попросил Рим аннулировать его брак, прошло два года. Неужели его святейшество не понимает, какой мрачный отпечаток Великое дело накладывает на жизнь королевы и ее дочери? Он мог бы давным-давно положить конец прениям одним росчерком пера. Но доктор Фетерстон постоянно напоминал, что все не так однозначно.

У Марии возникло ощущение, будто леди Солсбери что-то явно утаивает. Случайно увидев, как воспитательница прячет в карман некое письмо, Мария спросила ее напрямик:

– Что вы скрываете от меня? Я должна знать!

Леди Солсбери залилась краской:

– Увы, дитя мое, некоторые показания, данные в суде относительно первого замужества вашей матушки, слишком неделикатны для ваших нежных ушей. Вам не пристало такое слышать. Более того, показания эти явно избыточны для рассматриваемого дела. – Она неодобрительно поджала губы.

Мария тяжело опустилась на скамью, толком не понимая, о чем идет речь. О происходящем между женатыми людьми девушка знала немного. Это была тайна, которую она сможет раскрыть лишь тогда, когда выйдет замуж. Впрочем, когда именно это произойдет, учитывая туманное будущее, оставалось только гадать. Она даже толком не знала, по-прежнему ли в силе ее помолвка с герцогом Орлеанским.

– Леди Солсбери, если брак моих родителей будет аннулирован, означает ли это, что меня признают бастардом? – спросила Мария.