Я теперь каждый вечер после самоподготовки навещаю будущего тестя, который регулярно занимается со мной фехтованием. И за прошедшую неделю уже наметилась положительная динамика.

К слову, решил-таки сменить тесак на фалькату и с каждым днём убеждаюсь в правильности своего выбора. В рубящем ударе он превосходит и тесак, и меч, последний так и в полтора раза, а в колющем на уровне с ними. В княжеской мастерской заказал специальные ножны на манер моих прежних. Теперь можно носить клинок и за спиной, не опасаясь, что не хватит длины руки, чтобы извлечь его…

Вечером, закончив заниматься в библиотеке, завернул в пансион, оставил учебные принадлежности, сменил шпагу на фалькату и поспешил на выход. Я не забыл о том, как оказался с зубочисткой против минотавра, и как-то наплевать на мнение окружающих по поводу студента с мечом на боку. Уверен, что подавляющему большинству ни разу в жизни не довелось наблюдать пробой и появляющуюся оттуда тварь, а мне такое счастье уже дважды обломилось. Так что предпочитаю иметь в руках серьёзный клинок.

Когда подбежал к всё ещё открытым воротам, обнаружил неподалёку возок с гербом Зарецких. Как я уже говорил, на территорию университета допускаются только извозчики, да и то по особым случаям. Все остальные могут воспользоваться транспортом, в том числе и личным только за забором.

– Добрый вечер, Фрол Акимович, – приветствовал я дворянина, пристроившегося на облучке рядом с кучером.

Любавин – вассал князя и личный телохранитель Ольги, сопровождающий её во всех поездках за пределами универа. Для чего она неизменно предварительно связывается с ним по карте. Признаться, покинуть охраняемую территорию можно не только через ворота, а он не может дежурить у неё под дверью. Но на этот случай она носит метку, а потому он всегда знает, в какой стороне и на каком расстоянии находится охраняемый объект.

– Здравствуйте, Никита Григорьевич, – ответил мне Любавин, степенно обозначив поклон кивком.

– Прошу прощения за задержку, – устраиваясь в возке напротив Ольги, произнёс я.

– Могли бы быть и порасторопней, – окинула она меня недовольным взглядом.

Вообще-то тут темно, как в заднице у негра, но в связи с вечерним временем мы оба уже задействовали «Кошачье зрение». Я вложил незначительный заряд, позволяющий видеть на пять сажен, вполне достаточно, учитывая то, что и другие пассивки нужно на себе держать. Когда уже раскачаю вместилище, чтобы разовый лимит позволял рассчитывать на большее?

– Я вот в разум не возьму, Ольга Платоновна, вы что же, всё время собираетесь со мной так себя вести? – под глухой перестук копыт и шуршание полозьев заговорил я.

– Что вас не устраивает? Все вокруг знают, что я вам благоволю, – глянула она на меня едва ли не с презрением.

– Если всё время играть на контрасте, то в какой-то момент вы можете сорваться и проявить ненужные чувства.

– Не переживайте, я, в отличие от вас, с детства обучена владеть собой.

– В этом-то я не сомневаюсь. Но вот, к примеру, будете вы уверены в том, что мы одни, и окатите меня своей хладностью, а кто-то посторонний приметит это. И как тогда быть? Ну и вообще, как при таком отношении нам оставаться супругами?

– Будьте покойны, после того как сын народится, я свой супружеский долг выполню честь по чести, – скривив губы в презрительной улыбке, произнесла она.

– Ага. То есть откроете мне доступ к телу. Это уже хорошо. Есть на что надеяться.

– А вот хамить не стоит.

– Ну так и вы себя ведите соответственно. Думаете, я вприпрыжку согласился с вами под венец идти? Да ещё и при том, что вы непраздны. Меня перед выбором поставили, либо женюсь на вас, либо на плаху козлом отпущения взойду.

– А вы из себя весь такой невинный? – съязвила она.

– Вот такой невинный, – в тон ей ответил я.

– Вы хотели убить Мишу или нет? – холодно припечатала она вопросом.

– Хотел, конечно, – признал я под её торжествующе обвиняющий взгляд и уточнил: – Но не из-за угла, а вызвать его на поединок. Он на меня не на шутку осерчал, а потому, пока жив был, нам не разойтись.

– Отчего вы так на меня смотрите? – невольно поёжившись под моим взглядом, она плотнее запахнула ворот плаща.

– К тому, чтобы вы поняли. Нам с Каменецким в этом мире было не ужиться, но и в спину его бить я не стал бы. Ну хотя бы потому, что мне тогда не жить. Слишком многие знали о том, что я ищу науськавшего на меня лихих. Наследил я так, что меня в таком убийстве измазать было проще всего. Не верите?

– Верю. Иначе ни за что не согласилась бы. Но вы всё одно желали смерти Мише и готовили его убийство. Пусть даже и в правовом поле, но умышляли против него, – процедила она сквозь зубы.

– Ольга Платоновна, а отчего вас всегда сопровождают только возница и Любавин? – решил я перевести разговор на другую тему.

– А к чему мне много охраны? Фрол Акимович витязь с восьмым рангом, у него и воинский опыт изрядный, и тварей он предостаточно упокоил. Такой защиты более чем достаточно, – соглашаясь отойти от скользкой темы, ответила она.

– Я не к тому. Вы ведь девица, а потому вам бы не помешала спутница, вот я и думаю, отчего витязь, а не поляница. Ну или хотя бы служанка при вас, чтобы помочь.

– Ни к чему мне это. Дома или в путешествии, там да, а в университете нам слуги не полагаются. Потому по Москве я только с ним и езжу.

– И что, Любавин всюду вас по Москве сопровождает?

– Разумеется. А с чего вы так любопытствуете?

– Да так, подумалось, что со служанкой вы ещё как-то смогли бы договориться, а вот с ним… Не производит он впечатление человека, который станет халатно относиться к своему долгу.

– Вы это о чём?

– Всё в толк не могу взять, если Фрол Акимович вас всё время вне стен университета и дома контролирует, то как вы с Михаилом Антоновичем умудрились…

– Никита Григорьевич, вам не кажется, что вы переступаете за границы дозволенного?

– Учитывая то, что вы вскорости станете моей женой? Н-нет, – на секунду сделав вид, что задумался, наконец пожал я плечами.

– Давайте оставим эту тему. Просто знайте, когда придёт срок, вы своё получите сполна.

– Полагаете, что меня устроит одно лишь зачатие детей? – хмыкнул я.

– Главное, что меня это устроит. Уж простите, но предаваться страсти из чувства долга я не смогу. Что же до вас, то я не стану чинить вам препятствий, если вы не заступите за рамки приличий.

– М-да. Ну вот и поговорили, – откинулся я на мягкую спинку сиденья.

Не скажу, что удовлетворён результатами этой беседы. Вообще-то, я ожидал иного. Но на выходе получил то, что получил. То есть полную неопределённость. И хоть убей, не понимаю, как мне быть дальше. Ещё и наличие ребёнка. Как мне к этому относиться? Что это вообще было и чем всё обернётся? Князь мне, конечно, ни словом не обмолвился, но он с супругой наверняка уже землю роет в поисках той, кто носит под сердцем моего ребёнка. Ну и как они поступят, когда наконец найдут её? Блин, как-то многовато вопросов при полном отсутствии ответов.

Урок фехтования прошёл в обычном режиме. Но так как голова была занята совершенно иным, насчёт чего мне сделал замечание и князь, то я сомневаюсь, что занятие принесло мне хоть какую-то пользу. Я, можно сказать, отработал механически, совершенно не подключая голову.

* * *

Резкий хлопок. И в дальнем углу летнего сада усадьбы патриарха Каменецких возникло кольцо портала. Оно в черте города, вроде как и нельзя таким баловаться, но кто же уследит за происходящим на княжеских подворьях. Иное дело, что подобным стараются не злоупотреблять, чтобы не привлекать излишнее внимание и не держать ответ перед княжеской думой. Но если нечасто и не напоказ, то и ничего страшного. Именно поэтому усадьбы князей располагаются не в престижном Китай-городе, напичканном блокирующими артефактами, а в Замоскворечье или Хамовниках.

Из портала на утоптанный снег ступил высокий мужчина. Скуластое лицо, незначительные морщины, волевой взгляд, орлиный нос. Судя по всему, сложён крепко, но это лишь догадки, потому что на нём просторный плащ, отороченный, как и мурмолка, бобровым мехом. Это явственно указывает на то, что он либо из худородных дворян, либо из служилых.

Впрочем, совсем не обязательно. Если боярин выдаст себя за представителя низшего сословия, так пусть потом и не взыщет за соответствующее к нему отношение. А крестьянином нарядится, так и плетью по спине могут перетянуть, и будут в своём праве. А вот если худородный дворянин даже за столбового себя выдаст, то не миновать ему наказания от виры до каторги. Всё от тяжести проступка зависит.

– Здравствуй, Еремей, – улыбнувшись, поздоровался гость с встречающим его дьяком старого князя.

– Здравствуйте, Афанасий Петрович, – ответил тот, обозначив долженствующий поклон.

После чего перевёл переключатель на артефакте в положение активации. А то мало ли кто-нибудь нежеланный вознамерится попасть в сад тем же путём. Лучше это дело блокировать на корню. Свои же сюда попасть могут только по предварительному согласованию.

– Его светлость у себя? – спросил гость.

– Да. Прошу, – сделал приглашающий жест дьяк.

Войдя в прихожую, скинул плащ и шапку на руки горничной, после чего прошёл по короткому коридору и поднялся по боковой лестнице на второй этаж прямиком в кабинет патриарха рода Каменецких.

– Добрый день, – пройдя в дверь, поздоровался он с хозяином.

– А-а-а-а, Афанасий! Проходи, родной. Как здоровье? Как семья? Нерадивые ученики ещё не допекли? – поднявшись из-за стола, пошёл ему навстречу князь Каменецкий.

– Благодарю, ваша светлость, всё слава богу, супруга кланяться велела. А что до учеников, так я им не родня, чтобы их нерадивость принимать близко к сердцу. Умение владеть клинком дело сугубо добровольное, и каждый сам решает для себя, насколько это ему нужно, – явно польщённый таким вниманием, ответил посетитель.

Рыков был из крестьян. В десять лет у него обнаружили дар, и Андрей Иванович лично озаботился его судьбой, определив в пансион на княжеский кошт. Способности у него оказались средними, но, несмотря на это, покровительства князя он не лишился. Мало того, тот продолжал принимать в его судьбе самое деятельное участие, обеспечивая стабильное развитие.

Причина этого стала известна достаточно скоро. Афанасий Петрович ещё до окончания Рязанского университета начал выполнять щекотливые поручения князя. Что считал совершенно нормальным. В пятна и Дикие земли он хаживал с завидной регулярностью. По окончании учёбы и в войне с Польшей поучаствовал, где хлебнул лиха. Имел опыт и в столкновении с другими родами, используя партизанскую тактику и шпионские ухватки.

Со временем он женился на приличной девице из худородных дворян, сумел открыть свою школу фехтования не в арендуемом здании, а в своём собственном. Приобрёл статус уважаемого подданного рязанского княжества. И то, что расплачивался за это, став цепным псом Андрея Ивановича, считал закономерным. Впрочем, для всех он ушёл на покой, уступив место молодым и обучая их владению клинком.

– А ты, Афанасий, я гляжу, сопли подтирать так и не научился. Нешто и со своими детьми такой же?

– Нет. За них я переживаю, а потому и спуску не даю.

– И это правильно.

– Ваша светлость…

– Не нужно соболезнований по поводу моего убиенного внука, Афанасий. Этим ты его не вернёшь и мою ношу не облегчишь, а о том, что ты предан и переживаешь за меня, я и так знаю.

– Чем я могу быть полезен, ваша светлость?

– Есть один студентик, он из сильных одарённых, и я хотел бы, чтобы его не стало. Неплохо бы обставить так, чтобы это не смогли связать со мной.

– Это он…

– Нет. Кто убил Михаила, я пока не выяснил. Но не он, это точно. Полагал я, что это Игорь Зарецкий, чтобы расстроить свадьбу, но он мог и так это устроить, ещё и опозорить Мишу, кинув тень и на наш род. Уж и не знаю, с чего внук взъелся на этого мальчишку, и теперь не узнаю, потому как и Тимофея, служившего ему, порешили.