– И если сам факт проникновения на территорию Евразии мутировавших особей отрицать глупо, то столь же глупо считать, что наступил конец света, – завершил он и поднял стакан с минералкой. – Конечно, судьба Соединенных штатов Америки является печальным примером для всех нас, однако же подумаем, что стало причиной падения?

Ева думать не хотела. Ей было жарко. Обезумевшее солнце раскаляло город, выжигая остатки зелени и жизни. Гудел кондиционер, но даже вырабатываемый им воздух был теплым, как сок из холодильника.

Ева сидела в кресле и смотрела телевизор. Пора было собираться на работу, но это требовало действий. Встать. Отправиться в душ, смыть теплой же водой – холода в мире не осталось ни капли – грязь и пот. Вытереться. Одеться. Выйти на улицу и попытаться не умереть.

– …беспечность властей в сочетании с истерикой, захлестнувшей страну, стали теми самыми роковыми факторами, которые…

Звонок в дверь заглушил слова диктора, который не был диктором, но являлся доктором, академиком и профессором, а значит, личностью, внушающей пролетариату доверие. Ева, скользнув взглядом по карте Северной Америки, на которой раковой опухолью разрасталась краснота, встала.

До двери она доползла, чувствуя, как тяжело ухает в груди сердце – надо проверить, прежде подобная аритмия не проявлялась – и откинула цепочку.

– Вы даже не интересуетесь, кто за дверью? – осведомился седовласый мужчина в строгом костюме. Сизый лен был измят, но чист, и пахло от гостя не потом и лимонадом, а хорошей туалетной водой.

– И кто вы? – недружелюбно поинтересовалась Ева, у которой не было ни малейшего желания общаться с властями. Да и Седой вызывал инстинктивную неприязнь.

– Войти позволите? И я был бы благодарен вам, если бы вы привели себя в вид, более способствующий разговору.

Ева отступила и зевнула. Одеваться было лень. Ей и в майке хорошо, а если Седому что-то не нравится, то может проваливать. Но вместо того, чтобы высказать вполне логичное пожелание, Ева ушла в спальню и оделась.

Все равно ведь на работу тащиться придется.

Когда она вернулась, то увидела, что гость сидит в ее кресле и с преувеличенным вниманием слушает доктора, профессора и академика. Тот, оставив в покое Америку, перешел к изложению фактов. Факты казались убедительными.

– …усиленное патрулирование прибрежных вод силами объединенных…

– Чего вам надо? – Ева подвинула стул к кондиционеру и села. Теплый воздух лизал шею и забирался под воротник, остужая грудь. – И кто послал? Ева? Адам? Передайте, что с меня хватит. В проект я не вернусь.

– Воля ваша, – охотно согласился Седой. – Тем более, что проект закрыт. Все проекты закрыты, кроме одного.

– …немедленная ликвидация при выявлении и просто подозрении…

– Почему?

Диаграмма за спиной говорившего сменилась. Вместо зеленых столбов – синие, с кривой линией поверху. Как будто проволоку колючую поверх забора положили.

– …невозможность применения средств массового уничтожения, однако, никоим образом не ослабляет позиций европейских Анклавов…

– Вы ведь не настолько глупы, чтобы поверить ему, – констатировал гость и нажал на пульт. Звук исчез. Теперь доктор, профессор и академик просто шевелил губами, изредка взмахивал ручонками, а за спиной его ползли, сменяя друг друга, бесполезные диаграммы. – Катастрофы не избежать. Земля уже приняла эту чашу гнева Его.

Ну почему все они так любят пафос и «Откровение»? Загадка.

– Допустим.

– Нельзя остановить чуму, – седовласый сел, закинув ногу на ногу. На блестящих штиблетах его пыль была особенно заметна. – Но чуму можно пережить.

– Апокалипсис как чума? Альтернативненько, – Еве не хотелось соглашаться.

– Скорее чума как апокалипсис. И если так, то согласно историческим прецедентам, пережить ее или его, если вам так угодно, возможно. Но не здесь. Я сумел вас заинтересовать?

– Нет. Мне на работу надо.

– Сядьте! – рявкнул седой. – И прекратите глупить. Ваше прошлое нам мало интересно. А ваша работа, за которую вы так цепляетесь, равно как и ваша никчемная жизнь вот-вот исчезнут. Поэтому посадите на цепь ваше раненое самолюбие и сопли подберите.

Окрик подействовал. Суки они! И тогда, и сейчас. Сначала выпотрошили, вывернули наизнанку, наигрались и выкинули. А теперь пришли. И сидят, ждут, что Ева от радости запрыгает, знают – нынешнее существование ей поперек горла стоит. Только вот она скорее сдохнет, чем поддастся.

– Вам выпал шанс на жизнь. На территории заказника Ельня начато и уже фактически закончено строительство цепи поселений.

– Чтобы пережить чуму?

– Чтобы попытаться пережить чуму, – уточнил Седовласый. – Там не будет спокойно, но будет много спокойнее, чем здесь. И потому шансы выше.

Шанс, который не получка и не аванс, и в жизни выпадает только раз. Прав Седовласый, глупо врать себе: скоро мира не станет. И Евы вместе с ним. А она точно знает: умирать – больно.

– И вы предлагаете мне… – Ева оглянулась на телевизор. Лысый продолжал петь, диаграммы ползли, и на карте мира красные точки стремительно гасли благодаря усилиям объединенных войск.

Ложь. От первого до последнего слова. И скоро многие увидят, что это ложь. Начнется паника. Американское безумие уничтожит Европу.

– Я предлагаю вам место врача в одном из поселений.

– А взамен?

Седой поднялся и, смерив Еву презрительным взглядом, сказал:

– Взамен постарайтесь принести там пользу.

– За полгода до начала убрались! Всего за полгода! – устав стоять, Ева села на кочку и принялась растирать окоченевшие ступни. Волки по-прежнему не делали попыток напасть. Более того, пятнистая самка подползла и легла рядом, почти касаясь носом Евиного бедра. От волчицы пахло мокрой шерстью и болотом. Ее дыхание согревало, и у Евы появилась шальная мысль потрогать зверя.

– Одна волна, и нет мира. Патрули, армия… какая армия? Всех, небось, сожрали. А я жива! Жива, слышишь?

Волчица завалилась на бок и лапу задрала, показывая узкий киль грудины.

– И живой останусь, потому что… потому что так будет! – Евин крик заставил волков шарахнуться. Но вожак рыкнул, и стая вернулась на место.

Странные они. Больные? И пускай. Главное, что не трогают. Люди людей вот трогают всегда, а волки, значит, могут и посочувствовать.

– Мы радовались. Никто вслух не говорил, но господи ж ты боже мой, в глазах все видно! Вот придет к тебе кто-то с постной рожей, начнет языком чесать, маму-папу вспоминать, друзей, оставшихся там… а ты в глаза ему глянешь, – Ева заглянула в желтые глаза вожака. – И видишь: рад он. До усрачки рад, что в лотерею выиграл.

Волчица подобралась еще ближе и положила голову на Евино колено. Ева осторожно коснулась уха. Жесткое, сквозь редкий волос проглядывает покрытая мелкой чешуей кожа. На загривке чешуя становилась плотнее и тверже.

– Он соврал, будто меня взяли за… за прошлые заслуги. На самом деле бессмертные – те еще сучьи дети, плевать им на прошлое. Им бы игра интересной была. Поэтому на другом конце стола – генератор случайных чисел. И никаких тебе психологических тестов, коэффициентов полезности или знакомств. Либо везет, либо нет. Мне вот повезло.

Она вытерла щеки, хотя слез не было.

– Знаешь, наверное, я все-таки брежу. Вы должны меня убить.

Вожак оскалился, но оскал перешел в зевок, позволивший оценить четыре пары клыков и раздвоенный язык зверя. И Ева с тоской вспомнила о лаборатории. Взять бы у них кровь на анализ.

Перед самым рассветом зарядил дождь. Разбухшие тучи прикрывали воспаленную красноту неба, и мир не светлел, скорее выцветал, пока не выцвел до блекло-серого и влажного.

А на самой границе горизонта возникла ломаная линия стены.

Ева увидев ее застыла: неужели все это время поселок находился рядом? Она тут со страху умирала, а поселок находился рядом!

И волки, вскочив, окружили Еву плотным кольцом, вытянули морды. Холодные носы тыкались в ладонь, мускулистые тела вертелись, толкали, норовя опрокинуть, и только вожак по-прежнему держался в стороне. Вот он тихо тявкнул и потрусил к стене.

Стая потянулась следом. А пятнистая волчица подтолкнула Еву, поторапливая. В разноцветных глазах зверя ей виделось удивление: вот дом, чего медлишь? Ева и сама не знала. Идти по болоту босиком было тяжело. Замерзшие ноги ходулями протыкали поверхность, продираясь сквозь проволоку стеблей и выдавливая редкие корни. Хлюпало. Или в болоте, или в носу.

Главное, дойти. Близко ведь.

Совсем-совсем близко.

Стена, приближаясь, становилась выше. Гладкая ее поверхность слабо поблескивала дождем. Он собирался в широкие горла водосточных труб, чтобы по ним попасть во внутреннюю систему водоснабжения и, пройдя несколько циклов очистки, пополнить запасы.

Ева сама отлаживала систему фильтрации.

Правда, тогда дождь казался благом.

У самого поселка получилось стать на твердую тропу. Пластиковая жила, уже покрывшаяся мхом и проросшая редкой осокой, пружинила под ногами, поторапливая. И волки остановились.

Ева не сразу сообразила, что они остановились. А сообразив, удивилась: почему? И только потом поняла: уже отсюда были видны черные крапины огневых точек, опоясавших периметр.

И сердце заколотилось: если наблюдатели увидят Еву в такой компании, то примут за монстра и пристрелят.

Шутка продолжалась.

– Это… вы правильно, да, – она вытерла мокрое лицо и попыталась отжать волосы. – Вы… вы идите. И ты иди, пятнистая. А я сама. Я уже близко, да. Со мной ничего не случится!

Голос хрипел, а горло начинало саднить. Придти и сразу в постель.

Нет, сначала объяснится, найти того шутника, который выкинул Еву из поселка, а потом в постель.

Но несмотря на все желание поскорей оказаться внутри периметра, Ева подходила к воротам медленно и с поднятыми руками. Не окликали.

Не стреляли.

И ворота были открыты. Из-за дождя она сразу не заметила. А заметив, остановилась. Это было невозможно! Как и все остальное, случившееся нынешней ночью.

– Эй… есть там кто?

Крик вышел слабым, а голосовые связки отчетливо и болезненно скребанули друг о друга. Они не связки – две веревки, в горле натянутые. А сама глотка – сухая тыква, в которой болтаются косточки звуков. Потряси и услышишь, как…

…эхом работающего генератора вибрирует почва.

…щелкают крылья ветряка, ненужного, но поставленного по чьей-то дурной прихоти.

…перезваниваются горлышки бутылок, нанизанные на веревку и повешенные над воротами.

А людей вот не слышно.

И волков тоже. Но взгляды их буравят спину, и отступать-то некуда. Ева, перекрестившись – она никогда не верила в Бога, даже после катастрофы – двинулась к воротам. Двенадцать широких шагов. И острый запах крови ударил в нос.

Заурчало в желудке, а рот наполнился слюной. Чувство голода было острым и неуместным. Ее должно было выворачивать от отвращения и ужаса. Вместо этого зверски хотелось кусок мяса.

И чтобы обжарено было едва-едва.

Ева шагнула за ворота. Первое тело она просто переступила. И второе тоже. И все остальные, попавшиеся на пути к дому. Сначала следовало согреться, переодеться и поесть. А смерть… смерть подождет.

Куда спешить, если поселок Омега прекратил свое существование?

Глава 3. Фактор разума

Время: 23:59, 22 октября 2042 года.

Место: поселение Омега, центральный бункер.

Айне разбудил вой сирены. Звуковая волна прошла сквозь толстый слой земли и стенки бункера, отразилась эхом в пластитановых опорах, вызвав вибрацию стен и потолка. Сморщилась пленка монитора, заплясали на столе серебряные фигурки и, сталкиваясь, слабо зазвенели.

Выбравшись из кровати, Айне приложила руки к стене, пытаясь уловить за судорогой сирены иные, более привычные звуки.

Генератор молчал.