Баба-яга не ответила, ища глазами цель, и лучшей с этой высоты в данном случае являлась машина. Кто в ней ехал, Розалии было абсолютно безразлично.

Помявшись, Величко залез на церквушку.

В окуляре винтовки машина выглядела божьей коровкой, и деталей разглядеть было невозможно, однако это и не требовалось. Дождавшись, когда «Таврия» остановится и водитель начнёт вылезать, снайперша нажала на спусковой крючок.

Выстрел был негромким и без выброса языка пламени: винтовка имела великолепные шумо- и пламегасители.

В кого целилась Баба-яга, капитан не понял, надеясь, что она помнит о том, что деревня стоит на незанятой ватниками территории, а видел он только крупные объекты, дома, колодец, амбар и машины.

Экран переносного пульта управления дроном был небольшим, тем не менее через пять секунд картинка в нём изменилась. Вылезавшие из кабины с двух сторон люди – водитель и пассажир – упали.

Величко вытаращил глаза, сообразив, что пуля Опустошителя поразила сразу двух человек.

– Ёшкин корень! Вы… по своим… э-э?!

Розалия не ответила, застыв надгробием на могиле.

Раздался ещё один выстрел.

На этот раз пуля попала в бак «Таврии», и машина взорвалась! Над серо-зелёным полем вытянулся язычок огня, затем прилетел приглушённый расстоянием звук взрыва. Экран беспилотника показал начавшуюся в деревне панику.

– Зря вы это делаете, – пробормотал шокированный Величко.

Снайперша похлопала ладошкой по прикладу винтовки, на лице ни следа вины или огорчения, лишь губы изогнуты насмешливо-снисходительной скобочкой.

– Добрую гармату сделали колорады!

Она встала, стряхнула с комбинезона пыль, глянув сначала на деревню, потом на комбата.

– Там везде осталась одна русня, капитан, дожидающаяся своих «освободителей», так что не переживай. К тому же этот случай легко списать на атаку дрона.

– Колорады не стреляют по мирным…

– Да? – натурально удивилась женщина. – Что ты говоришь? Сам-то случаем не из русни?

– Из-под Харькова…

– Вот и действуй, как завещал наш великий вождь.

Спутники помогли спуститься снайперше на землю.

– Забери винт, Гена, – сказала она губастому парню с тату на щеке в виде свастики. Повернулась к спрыгнувшему следом Величко: – Позицию определили?

– Н-нет, – заикнулся капитан. – Рано утром выходим на позицию к Херсону, есть там один курганчик.

– На каком расстоянии от города?

– Семь кэмэ с хвостиком.

– Отлично, испытаем винт на этом расстоянии. Где мне поселиться на ночь?

– В моём блиндаже, – поспешил ответить порядком взопревший комбат, с недоверием отметив, что Баба-яга выглядит как после отдыха в уютном прохладном местечке; лицо у неё было без единой капли пота, несмотря на жару и духоту. Честно говоря, капитан надеялся, что снайперша после стрельбы уедет, но вовремя сориентировался.

– Хорошо, расположимся там, – согласилась женщина. – Боня, возьми винт. Гена, неси сумку.

Величко повёл компанию к блиндажу.

Спутник Бабы-яги по имени Боня забрал винтовку.

Его напарник Гена принёс объёмистую чёрную сумку с лейблом на немецком языке, выставил на стол бутылку коньяка «Наполеон» и несколько пакетов и банок с закусками. Видно было, что готовилась команда Бабы-яги к отдыху конкретно.

– Выпьешь с нами? – спросила Розалия.

– Э-э… мне… жарко, – промямлил растерявшийся от неожиданности Величко. – Да!

Она рассмеялась:

– Гена, налей комбату. Где у тебя туалет, капитан?

Он покраснел, вспотев ещё больше.

– Толчок… там… наверху, под ветлой.

– Чёрт, я думала, удобства тут. Ладно, живи. – Она подняла пластиковый стаканчик с янтарной жидкостью. – За успех безнадёжного дела!

Величко, поднявший стаканчик ко рту, поперхнулся.

Луганск-23
24 августа

Муж уснул, и Снежана замерла, лёжа рядом и разглядывая лицо Тараса, не потерявшее ни грана твёрдости, лицо воина, лицо зрелого двадцатишестилетнего мужчины, готового встретить и справиться с любой угрозой. В нём не было ни зла, хотя он и вынужден был воевать всю сознательную жизнь, ни жестокости, свойственной мужчинам, способным убивать других людей без жалости и сочувствия, но оно и во сне хранило изначальную выразительную силу.

– Я люблю тебя! – прошептала она беззвучно.

Полежала, глядя в потолок, вспоминая расставание с двумя Лобовыми, генетическими братьями-близнецами Тараса, Итаном и Иннокентием, и их подругами, Лавинией и Стефанией.

«Братья» отправились в свои реалы – сорок первый и восемьдесят восьмой, но обещали общаться не реже раза в неделю, тем более что проблема с преследованием обоих искинами реалов, Старухой и «Баталером», осталась нерешённой.

Тарас же с женой вернулись в Луганск, где полковник Шелест, брат Снежаны, смог добиться полного оправдания «анархистов» и определить их в свою разведывательно-диверсионную группу спецназначения.

Молодожёнов поселили в доме на северной окраине города по улице Подбельского, где раньше жила семья уехавших в Тюмень к детям стариков Горшениных, и Лобовым досталась старенькая, как и её прежние обитатели, но ухоженная хата под пожелтевшим от времени растрескавшимся шифером.

Два дня они отсыпались, расслабленные «до состояния овощей» по словам Тараса, потом к ним заявился Шелест, и не один, а в компании двух сурового вида мужиков лет сорока пяти – пятидесяти, которые сразу понравились Тарасу, как он впоследствии признавался.

Одного звали Сандро Михеевич Волынский. Он служил в Луганском отделении ГРУ под началом командира генерала Чащина, будучи его курьером; имел звание майора и отзывался на короткое Волынский как на имя; темнолицый, но со светлым чубом и холодными светло-серыми глазами.

Его спутник, полковник Матоличев Виссарион Андреевич, был заместителем начальника штаба армий «Центр» по разведке. Кряжистый, медлительный с виду, широколицый и ясноглазый, говорил мало, зато веско и убедительно. Он оказался, кроме всего прочего, комиссаром луганского отделения Русского офицерского корпуса, которому подчинялся известный Тарасу и Снежане Борис Семёнович Утолин, полковник фронтового угла ФСБ.

Поначалу разговор приезжих вёлся вокруг обстановки на линии боевого соприкосновения после недавних успехов российских штурмовиков и взятии ими Херсона и Харькова, потом поговорили о назначении нового министра обороны и его планах чистки командования от коррупционеров всех рангов, после чего Матоличев, присматривающийся к Тарасу, сказал:

– Капитан, есть деловое предложение. Не приказ, а именно предложение. Ваши подвиги, к счастью, не стали достоянием широкой общественности, хотя их ценность неоспорима, но ситуация на Украине и около изменилась в худшую сторону, и это требует от нас принятия нестандартных решений. Потому что стандартные не помогают. ВСУ начали бить американскими ракетами не только по Крыму, но и по территории за пределами пояса безопасности, не боясь ответа, поскольку до сих пор у Главштаба не появилась политическая воля наносить удары по аэродромам, где базируются американские F-16 в Польше, Болгарии, Румынии и Прибалтике. Но и это не главное, как ни странно. Несмотря на все усилия вашей блуждающей огневой группы и даже несмотря на приказы нового министра обороны, дай Бог ему здоровья, в рядах высшего руководства и олигархических структур предатели всё равно чувствуют себя вольготно.

– Берии на них нет, – невозмутимо пошутил Волынский.

Тарас посмотрел на него с любопытством, и Матоличев, пожевав губами, ответил на его взгляд:

– Не путай людей, майор. Разумеется, Берия виноват во многом, но он на девяносто процентов оболган псевдоисториками. Маховик репрессий запустил не он, а Ежов^[1], а Берия крепко взялся за ликвидацию шпионов и предателей, из-за чего и попал под целенаправленный удар сислибов и врагов у власти. Однако не будем отвлекаться. Короче, капитан, в контрразведке создаётся специальная группа мстителей, в чью задачу будет входить ликвидация предателей Родины, перебежавших к врагу, командиров ВСУ, отдающих приказы стрелять по нашим мирным городам и сёлам, а также исполнителей этих приказов – поголовно! Чтобы другим стало страшно даже подумать о нанесении ударов по мирным жителям! В связи с этим мы создаём структуру РОВ: Российское офицерское возмездие, которое объединит общественные движения внутри страны и силовые системы. Как вы к этому относитесь?

Снежана с тревогой посмотрела на продолжавшего молчать мужа.

Уже было известно, что после двух последних ракетных обстрелов Севастополя и Ялты американскими Atakams министр обороны приказал сбивать над Чёрным морем беспилотные аппараты «Глобал хаук», наводящие ракеты, запущенные с территории Украины, но его одёрнули, и Главштаб ограничился лишь ракетным ударом по Николаеву и Одессе, уничтожив несколько западных машин залпового огня. А этого было мало. Американцы перестали бояться беззубых риторических негодований российского МИДа и продолжали помогать нацистам направлять ракеты и самолёты на цели на исконной территории России.

Возникла короткая пауза.

Гости смотрели на Тараса, на каменном лице которого нельзя было прочитать, о чём он думает.

– Господина Зе вы ликвиднули умело, – продолжил полковник, переглянувшись с Волынским, – однако его место занял не менее одиозный выкормыш ЦРУ, который намеревается продолжить долгую войну с нами до последнего украинца с целью ослабить Россию до момента, когда НАТО наберёт силы и начнёт третью мировую. Эту американскую шестёрку надо срочно ограничить, потому что он не брезгует ничем и готовит несколько химических и биологических атак. А вместе с ним следует уничтожить и всех нелюдей, спокойно отдающих приказы ракетчикам, и всех исполнителей приказов, пока на Западе не поймут, что очередь за ними.

Тарас молчал.

– А на Западе поймут? – проговорил Шелест бесстрастно.

Матоличев сыграл густыми бровями, сухо улыбнулся:

– Когда мы дотянемся до их генералитета – поймут. Если их не остановить, они легко пойдут на взаимное уничтожение.

– Но ведь если мы ударим по лидерам НАТО, альянс тут же начнёт третью мировую! – озадаченно сказала Снежана.

– Не начнёт, потому что мы их опередим, а американцы не станут воевать по той простой причине, что атомная война им невыгодна. Они хотят лидировать на планете, чтобы властвовать потоками финансов и ресурсов, чего лишатся в случае ядерной катавасии. В этом они не дураки. Однако хватит уже рисовать новые красные линии, над нами враги смеются.

Снежана посмотрела на Тараса.

– Нет! – вдруг нарушил он молчание.

В комнате стало тихо.

– Что – нет? – поднял брови Шелест.

Тарас прямо посмотрел ему в глаза.

– Я не палач, Олег Иванович, поэтому – нет.

Матоличев и Волынский снова обменялись взглядами, скорее озабоченными, чем разочарованными или осуждающими.

– Мы тоже не палачи, – пробурчал полковник. – Однако нелюди, наслаждающиеся пытками людей и зверствами по отношению к пленным, не говоря о женщинах и детях, жить не должны! Привести примеры?

– Не надо.

– Знаешь, сколько мирных жителей Бучи поубивали укропы, устраивая провокацию? Сто шестьдесят человек!

– Не надо! – сжал зубы Тарас. – При всём уважении, я не смогу стать ликвидатором.

– Но вы же служили в ЧВК, – напомнил Волынский, – и ликвидировали не одного нациста.

– То время ушло. Готов служить и дальше, только не в качестве судьи и исполнителя приговора.

– Можно я добавлю?

Матоличев кивнул.

– В Севастополе погибло шестеро, из них трое детишек. Но в Ялте от взрыва кассетного боеприпаса погибли тридцать три человека, из них десять детей! Это на тебя не производит впечатление?

Тарас потемнел.

– Производит. И я готов служить Родине… но не в качестве мстителя и убийцы! У вас всё?