– Что на тебя нашло? – прорычал он, поднимая меня с пола. Потряс, словно куклу. Я боялась, что у меня оторвется голова.

– Я вас ненавижу, – прошипела я, сделав узкими глаза.

– Что обо мне наговорили в доме Элата? М? – он вперился в меня таким злым взглядом и так близко притянул меня за ворот платья к своему лицу, что я чувствовала его дыхание. Пахло ромом и табаком.

– Что вы бесчестный человек, и мне нужно держаться от вас подальше!

Мне хотелось разбить его мечты втесаться в общество герцога. Я почти не врала. Да, мы с подругой пришли к убеждению, что мой отчим подлец, но пусть он думает, что и остальные в замке Элата такого же мнения.

Мои слова больно ударили по нему. Я даже в свете ламп увидела, как на его лбу от напряжения выступила испарина, и как безобразно скривилось его красивое лицо. Еще бы! Я только что обрушила его надежды найти себе богатую невесту, входящую в круг герцога. И возможно, в любой другой, с кем Элата даже не общались. Слухи, если они появились, быстро расползутся по всему королевству.

Я видела, как мое вранье поколебало уверенность Джозефа, что после смерти матери он остался ровней всем тем, с кем я легко общалась. Я невольно поселила в нем мысль, что он интересен высшему обществу лишь как красивая вещь, которой можно любоваться, но не обязательно хотеть брать ее в дом. И все улыбки тетушек – пустое. Точно так же можно восхищенно замирать перед красивой картиной.

Я сжала зубы. Мне так и хотелось выплюнуть ему в лицо, что теперь его тоже можно продать. Как вещь. Чтобы какая-нибудь стареющая женщина потешила свое самолюбие, держа возле себя молодого красивого самца. Но он никогда не будет ей ровней.

В одно мгновение мне даже показалось, что Джозеф ударит. Но нет. Он отпустил меня. Отцепил руки от моего платья, и я выдохнула. Я не замечала, что все время стою на цыпочках, чтобы не повиснуть на его руках, точно марионетка.

Глава 4. Еще одно письмо

– Ты наказана, – произнес отчим холодным тоном. – Больше из дома ни ногой. Пока я не приму решение, что с тобой делать.

Он развернулся и вышел. Как выяснилось, за дверью толпились слуги. Они убедились, что опекун меня не прибил, и тоже разошлись. А я опустилась на ковер. Ноги не держали.

Чуть погодя в комнате появилась моя личная горничная. Лина раздела меня, умыла и расчесала волосы. Все молча, понимая, что любое слово может вызвать слезы. Они копились во мне. И прорвались, когда служанка ушла, и я осталась в полном одиночестве. Я накрылась с головой одеялом, чтобы мой вой не услышал весь дом. Какая же я дура! Зачем надо было дразнить отчима?

Утром я завтракала в своей комнате. Джозеф, как подсказала Лина, с утра умчал по делам. Я забеспокоился, не поехал ли он к барону, чтобы поскорее получить ответ. Но горничная уверила, что хозяин, взяв с собой конюха, отправился на сельскую ярмарку, чтобы там присмотреть пару ездовых лошадей. Вместо вчерашней, чья смерть лежала на моей совести.

Чуть позже, когда унесли завтрак, а я собралась на прогулку к реке, Лина шепнула, что меня приказано не выпускать за ворота. В саду гуляй сколько хочешь, но за ограду ни-ни.

– Хотите, я составлю вам компанию? – спросила горничная.

Лина – хорошенькая рыжеволосая девушка, была в нашем доме новенькой. Появилась сразу после смерти мамы. Иногда мне казалось, что отчим нанял служанку, чтобы та следила за мной. Или я ошибалась, или горничная хорошо знала свое дело, так как она ни разу не попалась. Да, она копалась в моих личных вещах, но только по долгу службы. И всегда спрашивала разрешения, чтобы не вызвать у меня подозрения.

– Нет, мне надо побыть в одиночестве, – сказала я, позволяя снять с себя пеньюар и ночную рубашку.

По тому, как расширились у Лины глаза, я поняла, что со мной что–то не так. На руке цвел огромный кровоподтек, а на плече остались следы от цепких пальцев отчима.

– Он когда-нибудь меня убьет, – выдохнула я, рассматривая себя в зеркало.

Показать бы кому, как со мной обходится душка-Джозеф. Но тогда, обвиняя его, я покривила бы душой: я сама спровоцировала его на жестокость. Не останови он меня на дороге, я наверняка убилась бы. Любой камень, попавший под колеса, перевернул бы коляску и отправил меня к праотцам. Мне было стыдно за вчерашнюю истерику, но и просить у Джозефа прощения я не собиралась.

Переодевшись, я оставила Лину чистить вещи, а сама направилась в сад. Взяла зонтик, чтобы утреннее солнце не испортило лицо. Спустившись, я опять обнаружила на подносе письмо. И все тому же барону Пьеру Монгулю. Переживая, что второе письмо даст понять обоим мужчинам, что первое затерялось, я цапнула конверт и вновь скрылась в тайном убежище.

Вскрывала конверт без осторожности, поскольку, как и первое, не собиралась отправлять адресату. Я пребывала в уверенности, что в нем мой отчим торопит барона с решением. Или даже снижает цену, чтобы быстрее от меня избавиться. Но действительность меня ошеломила.

«Дорогой Пьер!

Пока я ждал от тебя ответа, обстоятельства изменились. Приношу свои извинения, но наша сделка относительно моей падчерицы не состоится. Взвесив возможности, я решил ничего не менять в своей семье».

Я выдохнула, думая, что на отчима подействовала моя попытка убиться. Все же я была дочерью его любимой женщины. И ему не следовало относиться ко мне как к вещи, которую можно продать. Вполне вероятно, что Джозефа отрезвили мои слова. Ему не понравилось, что все видят в нем негодяя, и он решил доказать обратное.

Наивная!

«Все дело в том, что я сам собираюсь жениться на леди Анне. Она носитель графского титула, доставшегося ей от отца. За неимением других наследников мужского пола, этот титул перейдет к ее ребенку. Почему бы ему не быть моим сыном? Еще раз прошу прощения. Надеюсь, ты уничтожишь предыдущее письмо. Оно нас обоих выставляет в невыгодном свете.

Твой старинный друг, Джозеф Берн».

Не помню, сколько я сидела с открытым ртом. Как же сильно надо мной издевается судьба! Вчера я была невестой барона, сегодня уже являюсь суженой собственного отчима. Да, в нас не течет родственная кровь, и закон не будет препятствовать нашему союзу, но… Джозеф спал с моей матерью!

Ситуация с каждым днем становилась все сложней. Если в моей голове зрел план как-то договориться с бароном: например, пригрозить ему разоблачением и потребовать отпустить, то теперь я находилась в западне. Джозеф не тот человек, что выпустит добычу из лап.

Вчерашнее сольное выступление истеричной падчерицы привело к тому, что отчим отказался от идеи искать богатую вдовушку на стороне. Зачем, если рядом есть та, что родит ему наследника? А потом, когда у него будет сын – носитель графского титула, эта глупая гусыня может спокойно отправляться к праотцам.

Я спрятала измятое письмо там же, где лежало первое. Его нельзя посылать в таком виде. Я надеялась, что Джозеф не станет интересоваться, отправили послание барону или нет. Слуги всегда исправно исполняли свои обязанности, поэтому у него не должно было появиться сомнение, что в этот раз что-то пошло не так.

Выбравшись из чулана, я направилась в сад. Нельзя слишком долго задерживаться в тайном убежище, иначе меня кинутся искать. Думать о своем будущем можно и на свежем воздухе.

Ничего путного я не придумала. Единственное, что пришло в голову, написать Аннабель. Рассказать ей о произошедших изменениях. Еще вчера я заметила, как ее мама была неприветлива с Джозефом. Наверное, стоило попросить подругу рассказать обо мне герцогине. Взрослая женщина дала бы дельный совет. Тем более, что она хорошо знала моих родителей и не оставила бы крик о помощи без внимания. Жаль, что я не догадалась об этом раньше.

Я видела, как вернулся отчим. На его лице светилась улыбка, словно он обстряпал хорошее дело. Касалось то купленных лошадей или успокоило принятое относительно меня решение, но Джозеф пребывал в приподнятом настроении.

Не знай я, что он представляет из себя, даже могла бы влюбиться, так великолепно он выглядел в этот момент. Белый плащ, но черная одежда под ним. Смуглая кожа и темные волосы, но белозубая улыбка. Отчим был полон резких контрастов.

У какой женщины не забьется сердце при виде такого? Благородный вдовец, не оставивший без любви и внимания больную жену. Красивый мужчина с хорошими манерами. Знает толк в лошадях и женщинах. Опытен в любви. Мечта любой романтически настроенной дамы. Только вот я совсем не была романтически настроенной женщиной.

Я сидела в беседке, увитой белыми розами, и вдыхала нежный аромат. Прислушивалась к щебетанию птиц. Я чувствовала умиротворение в душе после принятого решения написать Аннабель. Не хотела возвращаться домой, хотя слуги не раз являлись напомнить, что стынет обед. Я умышленно избегала встречи с отчимом за общим столом.

В итоге дождалась, когда он пришел сам, хотя прежде никогда этого не делал. Когда Джозеф приблизился и навис надо мной, словно скала, я невольно съежилась. Он увидел это.

– Служанка сказала, что на твоем теле после вчерашнего остались синяки?

– Да.

– Ты сама виновата, – он изучал мое лицо так, словно видел впервые.

– Да, конечно.

– Запомни, не надо мне дерзить, иначе…

Я подняла на отчима глаза.

– Иначе вы меня пристрелите, как ту лошадь?

– Иначе в нашей семье не будет мира. Ты же хочешь выходить в свет, носить красивые платья и блистать драгоценностями? Я все это могу устроить.

– И что в обмен?

– Послушание, – он сел на скамью напротив моей. Расслабленно откинулся на спинку и опять уставился на меня.

– Почему вы так странно смотрите на меня? – спросила я, не собираясь давать ответ на его условие.

Джозеф смущал меня. Я видела, что он хочет высказаться, но раздумывал, стоит ли. Я нарочно увела беседу в сторону, так как была уверена, что сейчас он выдвинет еще одно условие. «Ты получишь все, что желаешь, если станешь моей женой». Но он меня удивил.

– Почему я раньше не замечал, что ты совсем не похожа на свою мать? Совсем.

Я ожидала не этого.

– Я похожа на отца, – спокойно заметила я, но Джозеф меня не слушал.

– У нее были черные волосы, крупные черты лица и изумительно зеленые глаза, ты же голубоглазая блондинка. А из крупного у тебя только глаза, но даже разрез не тот. И фигуры у вас совсем разные. Ты тонкокостная и узкая в бедрах, она же была… – он остановился, увидев, как я краснею, поймав его взгляд на своей груди. – Ты должна была хоть что-то взять от своей матери, но не взяла.

– Я копия отцовской бабушки, – уверенно произнесла я. – Папа упоминал об этом.

Отец тоже не видел сходства между нами, поэтому нашел способ утолить мое любопытство. Мне нравились густые и пышные волосы мамы. Мои были абсолютно прямые. Ни одного завитка, хотя у нее были вьющиеся локоны. Она никогда не боялась загара, так как от природы была смуглой, а я на солнце моментально краснела.

– Ты знаешь, что мама тебя не любила? Интересно, почему?

– Неправда! – я не выдержала. Поднялась, чтобы уйти. Но отчим поймал мою руку и притянул к себе. Теперь он смотрел снизу.

– Правда. Сколько раз она навещала тебя в пансионе?

– Не было нужды, – резко ответила я, попытавшись вырвать руку. – Я сама приезжала домой на каникулы.

– А по выходным? – вкрадчиво парировал он. – Я сам наведывался к тебе, помнишь? Чтобы моей любимой падчерице не было одиноко, когда к подругам приезжали родители.

Да, это было правда. Джозеф привозил мне гостинцы и подарки от мамы. Ссылался на ее плохое самочувствие. Но ведь так и было? В итоге она умерла от неизлечимой болезни.

– Какая мать откажет дочери в доме, ревнуя к ней своего мужа? – отчим продолжал ломать мою веру в любовь мамы.

– Вы не понимаете. У нее не было оснований ревновать меня к вам.

– Разве? Она – увядающая женщина, ты – молода и красива. У многих матерей в эти годы появляется к дочерям ревность. У первых жизнь на исходе, у вторых – все впереди.