Мужчина назвал город, я напряглась, но его название ни о чем не говорило. В горле встал ком, я всхлипнула, вновь заплакала, не могу так больше, не могу не знать, кто я, откуда, кто мои близкие и где они.

– Не плачь.

Мужская ладонь ложится на плечо, горячая, она обжигает кожу через больничную сорочку. Кусаю губы, глотая слезы, он заставляет меня смотреть на него, поднимая за подбородок пальцами. Моргаю, слезы текут сами собой. У него красивые глаза, тонкий аромат табака и хвои щекочет ноздри.

– Не плачь, я найду того, кто это сделал, я обещаю.

– Обещаешь?

– Да.

– И не бросишь меня?

– Нет, не брошу. Только не плачь.

Его пальцы скользят по лицу, вытирают слезы, а я задерживаю дыхание. Рядом с ним спокойно и безопасно, даже сердце начало биться чаще.

– Мне пора. Я еще приду.

– Хорошо.

Он ушел, так и не назвав своего имени. Зазвонил телефон, он даже не достал его, не ответил, встал и вышел.

Странно все. Кто этот мужчина? И почему я уверена, что он не совсем простой? Легла, вздохнула, нужно успокоиться, нужно не нервничать, все будет хорошо, он обещал.

Я верю.

Глава 8. Игнатов

– Говори, только порадуй меня, Марат.

– Так в том-то и дело, что пока нечем.

Широкими шагами иду по длинному больничному коридору, уже почти ночь, все спят, на посту у дежурного горит только лампа. Сама женщина взволнована, а вот я какого-то хера решил сам прийти и посмотреть на Барби.

Лучше бы я этого не делал.

Гнев – да, это именно он, – который я с трудом сдерживаю, рвется наружу, переполняя меня.

Как вообще можно было обидеть такое милое создание? Да, Барби, да, в чем-то и где-то глупенькая, потому что молодая, но, сука, вот так украсть, а потом наверняка неизвестно что сделать, нет, на это способны только абсолютные черти.

– Что значит нечем?

– Так это пока нечем.

– Марат, почти трое суток прошло, как мы их нашли.

Выхожу из отделения, не дожидаясь лифта, спускаюсь пешком.

– Даже опера в фильмах так быстро не работают.

– А ты хочешь пойти в полицию и повысить раскрываемость? Марат, я сейчас материться начну, очень грубо и очень долго. Вы чем занимаетесь, чаи гоняете целыми днями? Это что, инопланетяне, что на них ничего нет?

– Да все я понимаю, но ты сам видел, в каком они состоянии, там только зубы с коронками остались.

– Вот и ищите по зубам.

Отключился, уже вышел на улицу, вдохнул прохладный воздух, середина августа была прохладной и дождливой, но меня грела изнутри кипящая злость. На двух клоунов, которые хотели похитить девчонку, действительно было страшно смотреть, родная мать бы не опознала, обгорели в угли ребята.

Мы с Маратом смотрели на них несколько минут, зажимая нос, слушая веселый рассказ патологоанатома. Василий Францевич был уже немного под градусом дорогого алкоголя, вещал с задором, не вселял оптимизма.

Из рассказа было ясно, что двух мужчин возраста примерно тридцати лет сначала убили красивым выстрелом в голову, о чем говорило пулевое отверстие, после чего убиенные были облиты горючим веществом и сожжены в собственном автомобиле.

Надо бы составить фоторобот этих убиенных, которых карма настигла мгновенно, но пока все равно ничего не понятно. Получается, что я единственный свидетель, который видел похитителей Барби. Но кто-то от них избавился, так как они не выполнили задание, и сжег вместе с машиной и вещами девушки. Все сгорело дотла, как говорится, ни документов, ни телефона, ни вещей, а у пострадавшей нет памяти.

Выкурил сигарету, наблюдая, как «скорая» привезла очередного больного, надо бы сказать экономистам, чтобы придумали какую программу, да денег дать на ремонт и оборудование.

А девочка меня поразила, даже не помню, что я ей там пообещал – звезду с неба или свою душу? Ах да, найти того, кто это сделал с ней. Вот нашел, что дальше, Игнат? Но это только исполнители, должен быть заказчик, а еще его мотивы. Вот эта задача сложнее, потому что Барби потеряла память.

Все было бы гораздо проще, если бы она все поняла, рассказала, куда и к кому приехала или откуда сбежала. Марат бы ее доставил в руки папаши непутевого, ведь наверняка без присмотра дитя свое оставил, а оно вляпалось в дерьмо.

Днем разговаривал с доктором, мужик суровый, но говорил все по делу и подтвердил, что девочка ничего не помнит, но здоровью ее ничего не угрожает. Но тут возникает вопрос: не врет ли Барби? Она может умело притворяться, иметь какую-то свою выгоду или просто молчать из-за страха перед кем-то или чем-то.

А если это все умелый план, чтобы подобраться ко мне? Ну, это уже совсем паранойя, совсем уже темные мысли. Да и врагов вроде у меня нет… или я так только думаю?

Сел за руль, пришлось оставить «бентли» в гараже, пересесть на «гелендваген», по приказу Марата за мной следует охрана, которая мне на хер не нужна. Полупустые улицы города я люблю, нет суеты и пробок, горят фонари, едешь и ни о чем не думаешь.

Это напоминает мне прошлые времена, когда я был просто Александром Игнатовым, когда имел много планов на жизнь, даже мечтал завести семью и детей. Но не вышло.

Свернул в сторону закрытого клуба, надо бы мэра проверить, сегодня пятница, а значит, он там отдыхает. Прохор Иванович у нас имеет одну очень характерную слабость, но, в отличие от своего сына-наркомана, мэр неравнодушен к женщинам и рыбалке. И на том, как говорится, спасибо, что не к своему полу, а то пиздец бы был полный.

Охрана последовала за мной, не стану им препятствовать, а то Марат снова будет меня отчитывать, пусть уж ребята отрабатывают свои деньги. В холле встретили как родного, только хлеба-соли не хватало в руках девушки-администратора, а на голове – кокошника.

– Александр Александрович, мы вас не ждали, предупредили бы, мы бы подготовились лучше.

– Куда лучше? Велели бы девкам поменять стринги, а в туалетах убрать белые дорожки?

Девушка прикусила губу, но ни один мускул не дрогнул на милом личике, кто ее знает, может, так все ботоксом исколола или на самом деле непроницаемая.

– Лебедев где?

– А его нет. – Брюнетка заморгала длинными ресницами, сложила руки на полной груди и вновь открыто посмотрела.

– А если найду? – зловеще понизил голос, подошел вплотную, проговорил на ухо. Девушка вздрогнула. – Анечка, да? Ты же знаешь, что мне врать нельзя, так что выкладывай, как на исповеди, где наш прекрасный господин Лебедев.

– Он… он… на втором этаже, но там…

– Что там? – Я напрягся: девушка явно что-то недоговаривала и боялась сказать.

– О, вот Снежана Викторовна, вот она вам все расскажет. Снежана Викторовна, господин Игнатов вот…

– Пошла вон.

– Грубо, Снежана.

В поле зрения появилась хозяйка этого борделя, Снежана Викторовна, жена покойного ныне областного олигарха, владельца газет, заводов и пароходов, которого пять лет назад заказал конкурент, и заказ был исполнен.

– Игнат, ты ведь не будешь женщину, к тому же старше тебя, учить жить и общаться с персоналом?

– Не буду, но про возраст это ты зря, прекрасно выглядишь.

– Лжешь, но спасибо. Чем обязана?

– А это мы пока здесь с тобой расшаркиваемся в комплиментах, там твои девки подчищают за Лебедевым?

– О чем ты, не понимаю?

Снежана сморщила носик, смахнула с ноздрей невидимую белую пыль, в глазах нездоровый блеск, кожа бледная, но красоты даже в свои за пятьдесят ей было не занимать. Яркая брюнетка с чувственным большим ртом, этакая Софи Лорен местного разлива, а что балуется веществами – это ее дело, но это моментально отталкивает.

– Ну-ну, не понимаешь. Слушай, работницы у тебя не пропадали?

– Не поняла?

– Шлюхи все в сборе? Не считая тех, что на вахте в Дубае и Стамбуле пашут.

– Все, вроде были все. – Снежана задумалась, видимо, считая в уме своих куриц, несущих золотые яйца.– А что?

– Ничего. Веди к мэру, соскучился я по нему. На рыбалку хочу позвать, на леща.

Глава 9. Алена

– Ну и зачем ты плачешь? К чему нам эти слезы?

– Не знаю, нервы сдают, все хорошо.

– Ты идешь на поправку, а память… она восстановится со временем. Я же тебе рассказывала, это может произойти совсем неожиданно, от любого события и действия. Все что угодно может тебя толкнуть вспомнить: цветы, пение птиц на улице, любая картинка, даже запах.

– Да, я все понимаю, но все равно очень трудно смириться с тем, что ты ничего не помнишь из своей прошлой жизни. Не знаешь, кто ты, откуда, есть ли у тебя вообще родственники, мать с отцом, может быть, сестры, братья. Не могу понять, прислушиваюсь к своим ощущениям и все равно не понимаю. Да еще эта повязка на голове, я как страшила.

Опустила руки, начала разглядывать свой облупившийся маникюр, значит, я девушка современная, если его делала.

– Ну что ты такое говоришь? Посмотри, посмотри, какая ты красавица. Глазки такие голубые, волосы светлые, длинные, худенькая только, но это поправимо. Отъешься, и все будет хорошо.

Отъедаться не хотелось, особенно на больничной каше, она точно не была моим любимым блюдом в настоящей жизни.

Любовь Эдуардовна нагнулась, заставляя меня посмотреть в принесенное круглое зеркало. В нем отражалась девушка, которую я знала, но в то же время нет.

Повязка портила облик, делала меня не особо привлекательной, а еще пижама с чьего-то чужого плеча. Огромные голубые глаза, в них слезы, искусанные припухшие губы, но да, это была действительно я – девушка без имени и прошлого. Потерянная, одинокая, даже глядя на себя в зеркало, хотелось плакать еще больше.

Я верю, что вспомню все, но только когда?

Вообще, как и почему я сюда попала, что я делаю в этом городе? Почему меня никто не ищет? У меня нет ощущения, что я здесь живу, нет, совсем не здесь, а где-то далеко.

Шел уже десятый день с того момента, как меня привезли на скорой, тот мужчина приходил еще два раза. Его зовут Александр Александрович, но его помощник, грозный и суровый мужчина, называл его Игнатом.

Он пообещал мне, что найдет виновного в том, что я получила травму, и что-то мне подсказывает, что поиски затянулись. Он недоволен, смотрит странно, помощник, который представился как Марат, задает много вопросов, на которые я не знаю ответов, это меня саму раздражает.

Вообще, этот Игнат странный. Такой загадочный, молчаливый, смотрит, изучает меня. От его холодного взгляда мурашки бегут по коже, а в больнице с его приходом на всех накатывает страх. Но, как бы глупо это ни звучало, я верю, что он защитит меня и никому не даст в обиду.

– Тебя точно зовут Алена. Я чувствую это сердцем. Я правильно тебя назвала, как только увидела, ты сказочная Аленушка. Помнишь эту сказку «Гуси-лебеди»?

– Да, помню, точно, я ее помню. – Я воодушевленно посмотрела в добрые глаза доктора.

– Вот так, хорошо, а может быть, помнишь, кто ее тебе читал?

– Нет, не помню, – после секундной паузы огорченно ответила. – Но выходит, что странная у меня сказка. И гуси-лебеди почему-то похитили меня.

– Я уверена, что у тебя есть брат Иванушка, младший.

– Не знаю. Может быть, и есть, вспомнить не могу.

– Ничего, память скоро вернется.

– Любовь Эдуардовна, а что будет со мной дальше, когда выпишут? Если память не вернется и не найдутся родственники? Меня в психушку отправят? Я слышала, так говорили санитарки.

– Нет, такого никогда не будет, ко мне поедешь. У меня, конечно, квартирка маленькая, но места хватит, сын на Севере еще три месяца, на вахте он, но есть рыжий кот, с ним уж как-нибудь уживемся.

– Нет, что вы, я не хочу вас стеснять, мне бы быстрее все вспомнить и вернуться к своей жизни, к себе домой, потому что я точно уверена, что дом у меня есть.

Вновь хотелось заплакать, даже слезы навернулись на глаза.

– Не переживай, мы решим этот вопрос.

– А тот мужчина, который приходит поздно вечером, он вообще кто?