Через год, начав вступать в интимные отношения с девушками в колледже, я был гораздо успешней. Хотя «сексуальная революция» шестидесятых каким-то образом обошла Ирландию стороной, в семьдесят первом году в кампусе оказалось уже достаточно любопытных и образованных девушек, знающих, что они тоже имеют право на оргазм. Они были готовы делать то, о чем читали. Я следовал американской бейсбольной традиции бить по четырем базам по очереди. Как ни странно, я почти всегда добирался до четвертой базы, и это, безусловно, быстро повысило мою уверенность в себе. Некоторые из парней ненавязчиво спрашивали моего совета, прикрывая просьбу шутливым подтруниванием, но никакого секрета тут не было.

За прошедшие годы я научился очаровывать их. Это не так уж сложно, если вы неплохо выглядите и умеете производить впечатление язвительного острослова и умника. Делайте вид, что не замечаете их. Затем постепенно начинайте проявлять некоторый отстраненный интерес, будто перед вами лабораторный образец. Слегка ткните ее длинной палкой с некоторого расстояния. Игнорируйте ее в течение длительного времени, чтобы посмотреть, как она реагирует. Затем резко атакуйте. Это почти всегда срабатывает.

В колледже я ухаживал за девушками, пока они не уступали, но бросал их, как только те начинали задавать вопросы о моем происхождении или семье. У меня была репутация загадочного одиночки, и женщины, будучи от природы любопытными, думали, что способны что-то раскопать. Может, они считали, что смогут заменить мне мать? Матери у меня не было никогда, поэтому это казалось мне бессмыслицей. Я попал в некую закономерную череду событий: преследуй, заявляй права, побеждай, двигайся дальше. Меня поражало, что эти женщины пытались залезть мне в душу, стоило нам переспать. Будто я был обязан делиться с ними частью себя. В моей жизни никогда не присутствовали женщины, и я просто не знал, что с ними делать. Одна девушка, которую я оставил хныкать в предрассветной постели, запустила кружкой мне в голову и назвала «ублюдком». Я отомстил следующей ночью, переспав с ее сестрой-близнецом.

Некоторые девушки мне нравились больше, чем другие. Я, конечно, не испытывал ненависти к женщинам, но и не чувствовал привязанности ни к одной из них. Кроме Лоры.

Я почувствовал в ней нечто необычное с первого дня. Когда я увидел Лору впервые, она шла с двумя подругами через университетский двор. День был холодным, и когда они смеялись и болтали, изо ртов в воздух поднимались клубочки пара. На ней был длинный плащ и красный шерстяной шарф домашней вязки, повязанный вокруг шеи. Она помахала мне и улыбнулась. Я на мгновение был поражен подобной непринужденностью и не знал, как реагировать. Но Майкл, с которым мы шли, окликнул ее, и я понял, что она машет не мне, а ему, и почувствовал себя глупо.

Майкл Конделл представил Лору как свою сестру, и, признаюсь, я был поражен тем, что братья и сестры могут выглядеть так по-разному.

Что довольно забавно, если вдуматься.

После этого я начал ухаживать за ней, но, в отличие от других девушек, она не проявляла ко мне особого интереса. Лора была смугло-красивой, своенравной, энергичной, импульсивной и независимой. Она была на год старше меня, читала по-французски книги по философии и политике. Встречалась со всякими регбистами, богатыми парнями со своими машинами. Мне было трудно соперничать с ними, но когда я попытался узнать ее получше, хотя бы поверхностно, то понял, что хочу не просто переспать с ней. Я хотел, чтобы она осталась в моей жизни. Мне казалось, что окружавшая ее золотая аура сможет каким-то образом подхватить меня и вознести на ее пьедестал. Даже сейчас я не могу объяснить, что именно отличало Лору от других. Я и раньше встречался с красивыми девушками, но они не смогли затронуть во мне так называемые сердечные струны. Может, дело было в том, как искрились ее голубые глаза, когда она смеялась, или в том, как целеустремленно она шла. Возможно, это была ее уверенность. То, что Лора была по-настоящему уверена в своем месте в этом мире, пока мы, остальные, просто притворялись.

Моя обычная тактика с Лорой не сработала. Казалось, она вообще не замечает меня. Я понимал, как выглядят моя одежда из секонд-хенда и убогое жилье, и знал, что, если хочу, чтобы у меня проявилась надежда на успех, мне придется заново придумывать свою историю. Поэтому я подружился с Майклом и начал искать подход к ней через него. Меня приглашали к ним на обеды, я сидел за столом против Лоры, не обращая на нее внимания и притворяясь, что увлечен разговором с ее матерью, громко восторгался рододендронами ее отца и т. п. Когда у меня обиняком пытались выяснить что-то о моем происхождении, я уклонялся от этих разговоров, намекая на отца, постоянно находящегося за границей по важным, но непонятным делам. Намекнул на загородный дом, который однажды смогу унаследовать, и был достаточно туманен и загадочен, чтобы отбить охоту к дальнейшим расспросам. А Лора по-прежнему меня игнорировала.

Я изменил тактику и теперь начал уделять ей некоторое внимание, интересовался ее курсовой работой, предложил помощь с эссе и звал с нами выпить. Иногда я ненавязчиво пытался расспросить Майкла о ней, но он реагировал с раздражением. Ревновал, полагаю. Майкл был голубее некуда. Что никогда не обсуждалось и не упоминалось. Позже, во Франции, я пытался помочь ему стать нормальным. В то время мы искренне верили, что это возможно. Может, мы и догадывались об обратном, но не были готовы принять этот факт. Я ему нравился. Меня это не беспокоило. Он был полезен. Мне Майкл тоже нравился, но не в том смысле, в котором, знаю, хотелось бы ему. Однако то, что он был Лориным братом, помогало мне с ней сблизиться, хотя она по-прежнему казалась невосприимчивой ко всем известным мне уловкам соблазнения.

В конце концов, вдохновленный «Сирано де Бержераком» Ростана, которого мы как раз проходили, я решил послать ей любовное письмо. Черновиков для него я написал больше, чем для любой из моих книг. Были витиеватые версии, была одна ужасная со стихом «собственного» сочинения, полностью передранным из Китса, была версия с шекспировским сонетом, но в конце концов я просто написал о том, что чувствую к ней, какой красивой ее считаю, как улыбаюсь, думая о ней, и как надеюсь, что однажды она позволит пригласить ее на ужин. Из всего написанного мной этим текстом я горжусь больше всего. Он был честным.

Через два дня после отправки письма я вышел из аудитории и обнаружил, что Лора меня ждет. Она взяла меня под руку, обернула свой красный шарф вокруг наших шей и целомудренно поцеловала в щеку. Думаю, я любил ее тогда. Если это теплое и головокружительное чувство и есть любовь.

Наш роман был медленным, кротким и нежным. Я позволил Лоре определять скорость развития наших отношений. Решив поставить преграду ее любопытству касательно моего происхождения, я солгал, что я живу со строгой тетей, что сводило на нет возможность приглашения к себе в гости, но Лору не интересовал ни мой дом, ни мое прошлое, ни мои родители. Теперь, когда Лора решила, что мы вместе, ей был интересен лишь я. За несколько коротких месяцев мы стали настоящей золотой парой, и я купался в солнечном свете, отраженном от нее. Я больше не казался себе похотливым неряшливым мальчишкой в пальто из секонда.

Когда в конце концов мы занялись любовью, это оказалось совершенно не похоже на всё испытанное ранее. Это случилось ранним мартовским днем в доме ее родителей, и зимнее солнце отбрасывало тени на выложенный плиткой пол кухни, пока мы пили чай из фарфоровых чашек, прислонившись рядышком к печи. Мы обсуждали наши планы на лето. Лора предложила уехать из Дублина. «Чтобы побыть наедине», – сказала она и быстро посмотрела на меня, а потом снова отвела взгляд. Я понял, что Лора имела в виду, но решил ее подразнить: «Наедине? Зачем?» Затем убрал прядь ее темных волос с глаз и нежно поцеловал в губы. Сначала она ответила неразборчиво, а потом повернулась и встала передо мной так, что мы оказались лицом к лицу. «Они вернутся только после четырех», – прошептала Лора и повела меня за руку вверх по лестнице в спальню. Там мы быстро разделись и нырнули под одеяло, застенчивые и робкие, и так там и оставались следующие два часа, нежно прикасаясь друг к другу и пробуя на вкус, и, начав двигаться в ней, я по-идиотски наивно думал, что жизнь хорошая штука и всё будет хорошо.

Может, я обманывал себя. Думал, что люблю ее и любим ею и мы оба настоящие, нормальные, взрослые, искренние люди. И хотя в прошлом мне, может, и нравилось, что нам завидуют, то теперь просто хотелось, чтобы все остальные чувствовали себя такими же счастливыми, как и мы. С Лорой мне было хорошо, и я не мог представить, что когда-нибудь моя любовь к ней может быть кем-то вытеснена. Я был ужасно незрелым.

Ну зачем мы только поехали во Францию тем летом 1973 года!

Через девять лет я встретил Элис. Она не шла ни в какое сравнение с Лорой, но к тому времени я уже знал, что не заслуживаю такой девушки, как Лора. Элис была простой, преданной, сдержанной и доброй. Она была убежищем от моих кошмаров. Я никогда не испытывал к Элис такой страсти, как к Лоре, но еще три месяца назад мы отлично ладили. Мы с Элис друг друга дополняли.

Отбить Элис у Барни Дуайера не составило труда. Он был явным неудачником и, начав встречаться с такой девушкой, замахнулся на то, что ему не по зубам. До сих пор удивляюсь, что она в нем нашла. Чувствую ли я себя виноватым из-за того, что отшил его? Не особо. В любви и на войне любые средства хороши, не так ли? А если говорить правду, то нет, не совсем не чувствую. К чему обманывать и притворяться? В жизни нет ничего справедливого, и я потратил впустую слишком много времени в попытках исправить это.

Полагаю, что ожидания Элис были невелики, потому что оказалось удивительно легко произвести на нее впечатление, соблазнить и жениться на ней. Она легко уступила. Барни не имел ни единого шанса. Я был просто лучше. И он знал это.

Естественно, все ожидали, что моя жена будет более общительной, более «светской», что ли. Кем-то вроде Лоры. Но они не знали меня. Никто не знает меня. Поэтому я выбрал Элис.

5. Барни

Мы встречались около десяти месяцев, и всё это время Элис рисовала картинки с животными и растениями для книг про природу. Они были очень красивыми и подробными. Она так серьезно относилась к этой работе, что изучала каждую крошечную жилку на каждом листике под микроскопом у себя в комнате. Она была прямо очень увлечена. А потом издатель дал ей почитать переплетенную копию детской книги, и на этом всё кончилось.

Я был у них, когда она впервые прочитала это Юджину. Там рассказывалось что-то о летающем кресле, и поскольку мы с Юджином играли в похожую игру, книга сразу зацепила его. Он захотел, чтобы она прочитала ее еще раз. И еще. Она решила, что это чудесная книга, потому что для нее мнение Юджина было очень важным. По мне, так ничего особенного. Даже сейчас, когда эти книги разошлись по всему миру и всё такое, я всё еще думаю, что они просто неплохие. На обложке стояло имя автора: Винсент Дакс. Но когда нас познакомили, он сказал, что его настоящее имя Оливер Райан. Непонятно, зачем это. Напиши я такую книжку, то захотел бы, чтобы все знали, что это именно я ее автор.