– Что, укол сделают – и нога вырастет? Или таблетку дадут? – во весь голос расхохоталась Дарья, – Нет, Натка, не придумали еще такого укола. И учителка твоя пусть не лезет не в своё дело, так ей и передай! Нашлась тоже, докторша! Пусть книжки читать учит, а не как ноги лечить!

Натка опустила голову, покраснев ещё больше, и продолжила натирать бабушкино колено остро пахнувшим лекарством. Вообще-то, муж учительницы литературы был фельдшером на местном пункте. И это он посоветовал жене сказать такое Натке, когда, встречая жену после занятий, увидел девочку, которая шла, крепко стиснув кулаки и стараясь не потерять равновесия на комковатой дороге.

Еще от учительницы Натка узнала, что есть лекарства, снимающие боль и судороги в мышцах… Но бабушку было не переспорить, и девочка понимала, её удел – это каждодневное терпение. И боль.

Глава 3.

– Нет, и не думай – никуда не поедешь! Никакого института, еще чего! Незачем тебе это, до добра не доведет! Я уже договорилась с председателем, как школа закончится – возьмет себя в контору, что-то там писать будешь! И здесь работать научат!

Бабка Дарья и слышать не хотела о том, чтобы Натке отправиться в город, за двести километров от деревни и поступить в институт. Школу в деревне уже давно сделали десятилеткой, а расположенные в ней леспромхоз, и колхоз-миллионер обеспечивали приток хороших учителей в местную школу. Да и саму деревню уже и деревней было не назвать – скорее большое село Семёновка.

Вот и у Натки в аттестате были одни пятёрки, даже по физкультуре учитель выставил ей каким-то образом отличную оценку, но заикнуться бабушке про поступление в институт она долго не решалась.

Как-то классная руководительница Елена Степановна спросила у Натки, куда же она собирается поступать, кем хочет быть, и с удивлением услышала:

– Я, наверное, здесь останусь, с бабушкой. Она сказала, что в соседних Озерках есть училище, там учат на швею. Вот туда и могу пойти – можно утром уезжать на учёбу, а на вечернем автобусе возвращаться. А далеко куда-то она меня не пустит…

Собралась Елена Степановна, и весенним тёплым вечером отправилась к дому Рыбаковых, чтобы поговорить с Дарьей Ивановной о будущем её внучки и попытаться убедить её в том, что девочке просто необходимо учиться дальше.

– Знаю, зачем ты явилась! – недобро встретила гостью сама Дарья, стоя на крыльце своего дома и сложив на груди натруженные руки, – Иди домой, и не в своё дело не суйся.

– Отчего же не в своё! – мягко улыбнулась учительница, – Я учитель, по этому вопросу к вам и пришла. Дарья Ивановна, вы на меня не серчайте, я ведь ни вам, ни внучке вашей зла не желаю. Но ведь у Натальи просто блестящий аттестат, она способная и старательная! Какая швея, зачем вы её туда толкаете? Она может легко поступить в институт! Тем более, что у неё еще и льготы какие-то будут, нужно узнавать. Дадут общежитие, стипендия будет! Вы её спросите, кем она сама хочет стать.

– Ишь, выискалась! -тихо, но с такой злобой проговорила Дарья и шагнула с крыльца навстречу гостье, – Учить меня вздумала? Так я сама тебя так проучу, мало не покажется! А ну, пошла отсюда! В своём дворе будешь командовать! Институт! Еще чего придумала, вот вырасти своих сначала, а потом поговорим! Ну? Марш отсюда!

Ничуть не стесняясь вытаращившейся на происходящее из своего двора Вали Крушининой, и протестов самой Елены Степановны, Дарья вытолкала учительницу за калитку, щедро посыпая её громкой бранью. Потом хлопнула щеколдой, заперла калитку, и пошла в дом, где испуганная Натка давно забилась в самый дальний угол, и теперь горько плакала, закрыв лицо руками.

В тот день бабка Дарья впервые побила Натку. Взяла пластмассовую ярко-синюю хлопушку, купленную недавно в хозмаге, чтобы выбивать половики, и отходила девчонку как попало, до красных рубцов по всему телу, повторяющих узор самой хлопушки.

Натка молча сносила побои, только закрывала руками лицо, ни звука не слетело с её крепко сжатых губ, и бабку это сердило ещё больше – удары становились всё чаще и размашистее…

Когда Дарья сама очнулась и опустила руку, тяжело дыша, Натка отняла руки от лица и так глянула на бабку, что у той кровь ринулась в лицо жаркой рекой. Не было в Наткином взгляде ни злости, ни гнева, была только такая укоризна и…любовь, что дрогнула каменное бабкино сердце.

Нет, не настолько, чтобы приласкать внучку, прощения попросить, а лишь настолько, чтобы повесить на гвоздь в сенях эту проклятую хлопушку. Хлопнув со всей силы дверью, Дарья ушла в хлев, якобы по делу, а сама прислонилась к низкой дверке, привалилась спиной и закрыла глаза, пытаясь успокоить рвавшееся наружу сердце. Голубка вопросительно смотрела на хозяйку умными и добрыми глазами, будто понимая, что той сейчас нелегко, и Дарья обхватила кормилицу руками, обняла и припала к тёплой шее – только и есть у неё, что Голубка, чтобы пожаловаться, а другим слабины своей не показать…

Натка же после побоев не проронила ни слезинки. Просто встала и пошла к умывальнику – умыть разгоряченное лицо. И на бабушку она не сердилась, ей было всё равно, не было внутри ничего – только чернильно-чёрная пустота.

Умывшись, отправилась Натка в свой закуток и обернувшись в зеленое покрывало отвернулась к стене. Пустыми глазами смотрела она на старенький ковёр с лебедями, покрывающий стену, на камыш, изображённый по краям чуть потёршегося и потускневшего от времени пруда на ковре…

Дарья вернулась в дом поздно. Заглянув к Натке, она хотела бы позвать её поужинать, но поняла, что внучка спит и не стала её будить. Невыносимо было ей посмотреть сейчас еще раз в лицо внучки, побитой её тяжёлой, натруженной деревенской работой рукой…

Налив себе в кружку воды, Дарья отрезала краюху хлеба и стала есть, глядя в темноту, разлившуюся за окном. Весенний ветерок доносил до неё звуки гуляющей где-то по улицам молодёжи, смех и песни девчат, хохот парней… Нет! Не отдаст она Натку, никуда та не поедет, ни в какой городской институт! Не позволит Дарья совершить с внучкой то же, что стряслось когда-то с дочкой… Дарья обхватила руками голову, горьким показался ей сейчас хлеб.

Уже стихли все звуки, когда пошла Дарья в кровать. Однако услышала, как мечется и стонет внучка во сне, она опрометью бросилась в маленькую комнатку, отгороженную лёгкой шторкой.

Натка вся горела и бредила, звала во сне маму, чуть взмахивала рукой, будто от чего-то защищаясь. До утра просидела Дарья у кровати внучки, ни на миг не сомкнула глаз. А по утру позвала соседку и попросила, чтобы та сходила в медпункт и пригласила к ним фельдшера.

Глава 4.

– Вот, видишь, ты и так здоровьем слаба, какой тебе город? – говорила негромко Дарья после того, как фельдшер осмотрел Натку, – Занеможешь там, кто станет за тобой ходить? Там ведь учёба трудная – не чета нашей школе, где тебя все жалели, из-за того, что ты калека с детства… Там никто не пожалеет, не поможет!

– Бабушка, ты не волнуйся, я сделаю, как ты скажешь. Только дай мне поспать, тяжко мне, – прошептала в ответ Натка и отвернулась к стене закрыв глаза.

Михаил Кузьмич, местный фельдшер, стоял у двери, складывая с свой потёртый чемоданчик шприц после укола, который он поставил Натке.

– Ты, Дарья Ивановна, вот этот порошок ей давай, я написал сколько раз в день. Завтра снова загляну к вам, укол сделаю, но, если станет девочке хуже – зови, хоть днём, хоть ночью. Если лучше не станет, отправим в город.

– В город? – испуганно всплеснула руками Дарья, – Да ничего, отойдет, я ей травок заварю… Подстыла может, погода-то еще…

– Погода?… Ну да, обманчивая, – нахмурился Михаил Кузьмич, – Ты мне ответь, что за рубцы у неё на руках? И на теле тоже. Вспухшие…от ремня?

Дарья молчала, хотя что уж – лицо её стало пунцовым, и от этого ответ был понятен и без слов. Хлопнула крышка фельдшерского чемодана:

– Ты, Дарья, имей ввиду, я за тобой пригляжу, и за девчонкой твоей… Еще раз подобное увижу – не серчай – сообщу, куда следует! Чай не в средние века живем, такими делами заниматься! И не простуда это у Натки твоей, а нервное! Я ей успокоительное выписал, и укрепляющее. Витамины бы ей, хорошие. В городе лечение получше было бы… Ну, посмотрим, я ей и витамины поколю. Вот, и тебе выпишу бумажку – купи, в нашей аптеке есть, при медпункте, сама пей как написано. Поняла?

– Поняла…спасибо тебе, Михаил Кузьмич.

Проводив за калитку фельдшера, Дарья заглянула во внучкину комнатку – Натка спокойно спала после укола, и даже чему-то чуть улыбалась во сне.

Как ни ломало-колотило тогда Дарью, а всё же совладать с собой она не смогла. Не отпустила она внучку учиться, ни в городской институт, ни в техникум. Получила Натка в школе свой аттестат с пятёрками, к нему серебряную медаль, и поехала в сопровождении бабушки в Озерки – подавать документы в профессиональное училище, на швею.

Лето пролетело незаметно для Натки, в домашней работе и строгих разговорах бабушки, которая чуть ли не ежедневно рассказывала уставшей Натке, какие все злые и испорченные в этих «институтах и училищах», и что опасно доверять всем, абсолютно каждому. А Натке, у которой после домашних хлопот по большому бабкиному хозяйству слипались глаза, было безразлично, злые там люди или нет. Она думала только о том, что скоро наступит осень, и бабушка наконец-то позовёт соседа забивать свиней и птицу, уж тогда и работы станет поменьше.

В последнюю неделю августа Дарья велела внучке собираться. Спозаранку отправились они к остановке автобуса, отъезжавшего в город. Бабушка недовольно пыхтела, и всю дорогу до города недовольно хмурила брови. Что поделать, как бы ей ни хотелось, но ехать пришлось – Натка выросла из всего, оформилась фигуркой, да и обувь всю сносила до непригодного состояния… Купить всего в деревенском магазине было невозможно, потому и скрипела теперь бабка. Хочешь, не хочешь, а отправлять каждое утро внучку на учёбу в Озерки в обносках ей было самой стыдно.

Город Натку поразил до глубины души! Мало того, что она в последнее время и так была в предвкушении нового – учёба, пусть даже и в Озерках, но это каждодневная дорога туда и обратно, это занятия, а не только уход за домашней скотиной, таскание воды с колонки и прополка грядок в огороде…

– Бабушка, можно мне книги…посмотреть? Вон, смотри, какой большой отдел. Давай зайдем? – Натка просящим взглядом смотрела на бабушку.

– Ладно, иди! – недовольно буркнула бабка Дарья, – Я пока отрез себе на юбку погляжу, тоже обносилась вся.

Натка поскорее бросилась смотреть книги, пока та не передумала! Она брала в руки приятно пахнущие типографской краской книги, гладила корешки, читала названия и оглавления. Время остановилось, или просто Натке этого так хотелось, но она поглядывала на вход в отдел – скоро бабушка позовёт её и покупать ей все равно ничего здесь нельзя.

Дарья не то, чтобы не любила книги. Она и сама часто читала, но в основном газеты. А «бесполезные книжонки», как называла она то, что иногда приносила домой Натка из библиотеки, она считала глупостью, и напрасной тратой времени.

– Если б не были казённые – сожгла бы! – ворчала она, глядя, как увлеченно Натка переворачивает затёртые странички, – Было бы что полезное – как там за коровой ходить правильно, как нетеля раздоить! А это что? Тьфу!

– Ну, что ты тут застряла? Нашла что для учёбы? Про швейное дело? – раздался над ухом увлёкшейся Натки строгий бабушкин голос.

– Да, нашла, – с готовностью ответила внучка и протянула Дарье несколько книг, – Можно мне хотя бы две из этих?

– Да все бери, раз надо, -буркнула в ответ Дарья, которой стало неловко от просящего Наткиного взгляда, и от удивлённо-осуждающих глаз стоявшей у прилавка продавщицы.