Джиза хорошо знала и изящного господина с небесно-голубыми глазами и усами «а-ля император», который стоял в повозке рядом с водителем, приветственно махая шляпой всем, включая толпу. Это был Леонид, седьмой граф ди Рипафратта, лучший друг ее мужа и единственный в мире человек, к которому муж ее ревновал. Этот аристократ, владелец одного из самых роскошных дворцов Модены, пользовался весьма противоречивой славой. Одни считали его человеком блестящей культуры, щедрым меценатом и ведущим представителем националистического общества «Звезда Италии», другие же придерживались иного мнения, менее лестного: бездельник чистейшей воды, которому в жизни ничего не нужно, кроме радостей Вакха и Венеры.

Его пальто с норковой опушкой едва сходилось на животе, и, стоя в повозке, он нависал над другом, сидящим на водительском месте, хотя гордость и подсказывала ему, что надо выдерживать подтянутую и величавую позу.

– Приветствуйте новый век, новую прекрасную эпоху! – скандировал он, довольный, как полководец, вернувшийся с победой. – Поздравьте «Де Дион», первый автомобиль, бороздящий улицы нашего славного города!

За карабинерами, бродягами и уличными мальчишками процессию быстрым шагом, чтобы не отстать, замыкали вечные коллеги Фредо и Леонида: уважаемые отцы семейств, агрономы, коммерсанты и руководители почтовых отделений, которые с детства велели называть себя «Полуночными Вралями». Время посеребрило им виски, но не погасило в них страсть к необычному, поэтому они и сопровождали двоих посланцев прогресса, посмеиваясь в усы над переполохом, вызванным среди горожан повозкой без лошадей.

– В путь так в путь! – торжественно провозгласил граф местное присловье, когда повозка поравнялась с укрытием Джизы. – Пусть пробудится к знанию то, что спрятано! Пусть откроются дороги, о существовании которых мы даже не подозревали! Именно к этой миссии призывают нас наши предки!

Из гущи притихшей толпы раздалось одинокое дрожащее «Браво!», словно долетевшее из темноты театральной галерки, и всеобщее изумление сразу же обернулось взрывом аплодисментов.

– Да здравствует автомобиль! – звучали крики. – Да здравствует граф Рипафратта! Да здравствует Феррари!

И это свидетельство всеобщего восхищения водитель автомобиля и Леонид восприняли, обменявшись сочувствующими и понимающими взглядами.

Джиза голубоко вздохнула, не зная, смутиться или улыбнуться навстречу счастливой улыбке мужа.

В конце концов, Фредо говорил ей о подобной чертовщине еще в первый вечер их знакомства.

Они познакомились четыре года назад на балу на рыночной площади в Марано на Панаро. Родители Джизы владели там длинным холмом с рядами вишен и семью бочками бальзамического уксуса.

В этих местах батраки ходили пешком, испольщики и фермеры ездили на двуколках, а мелкие землевладельцы, такие как ее отец, верхом на гнедых лошадях. Никто ей раньше не говорил о трехколесных велосипедах с моторчиками, об омнибусах или малолитражках, и ее подкупило, с каким восторгом Фредо слушал рассказы горожан обо всех транспортных новшествах. Этот человек, вежливый и тактичный, и в то же время сильный и смелый, как кирасир, сам построил себе мастерскую, где давал работу полдюжине местных мужчин, и был способен мечтать, как мальчишка.

Вначале, когда любовь только начинала расцветать, эта увлеченность Фредо казалась ей наивной и безвредной чертой его романтического характера. А потом она с испугом обнаружила, что беременна, и они спешно стали устраивать свадьбу. И вот тут Джиза поняла, что для ее жениха автомобиль давно стал настоящей одержимостью.

Держа в руках руль автомобиля под изумленными взглядами сограждан, Фредо Феррари не мог забыть, насколько длинен был путь, который привел их к этому триумфу.

Все началось десять лет назад, в тот вечер, когда Леонид вернулся из путешествия в Париж на Всемирную выставку.

Прошли всего три недели, но он вернулся в город совсем другим человеком.

Фредо пришел встречать друга на вокзал и остолбенел, увидев, как тот, весело крикнув «Вот так!», ловко спрыгнул на землю из вагона первого класса. В вытянутых руках путешественник держал лакированную китайскую трость для пеших прогулок. На голове у него сидел низкий цилиндр, украшенный голубой лентой, а из-под пиджака дерзко высовывался жилет в горошек того же цвета.

Фредо двинулся ему навстречу в некотором смущении: он не был уверен, что стоит сейчас проявлять их обычную дружескую фамильярность. А благородный путешественник тем временем принялся размахивать лакированной палкой, чтобы привлечь внимание носильщиков, и кричал им:

– Эй, мальчики, сюда!

Приосанившись и приободрившись, Фредо спросил:

– Ну как, Лео, тебе понравился Париж?

– А я побывал не совсем в Париже, – возразил тот, расплывшись в широкой улыбке.

И только теперь Фредо заметил у него на ногах невиданные двухцветные сапожки, верх которых скрывался под гамашами крупной вязки.

– На самом деле я путешествовал по блаженной стране фантасмагорий, как Роланд на спине Гиппогрифа, – продолжал он, и глаза у него сверкали восторгом.

Носильщики тем временем выгружали из багажного вагона его чемоданы.

– Я видел будущее, старина. И ездил я, чтобы познакомиться с ним лично.

– Конечно, – поспешил осторожно поддержать его Фредо, словно боясь разбудить лунатика. – Ну и как?

Леонид развел руки в стороны и попытался что-то сказать, но вместо этого только пошевелил губами, не находя нужных слов. Из груди его вырвалось что-то вроде рычания, он вонзил в землю кончик палки и заявил с торжеством:

– Грандиозно, друг мой, сверх всяких ожиданий! Ты даже представить себе не можешь, какие дары сулит нам сияющая заря нового века!

Фиакр доставил их в отель «Реале» прямо к ужину.

– Милая домашняя еда, – со вздохом произнес путешественник, плеснув немного красного вина в дымящийся бульон. – Это единственное, чего мне не хватало на берегах Сены. Что же до остального, то я плясал вокруг невиданных волшебных новаций, как мальчишка!

Увидев, что друг все еще чувствителен к соблазнам традиционной кухни, Фредо тактично подвел его к рассказу, что же он такое увидел в Париже, и Лео не заставил себя упрашивать.

– Всемирная выставка представляет собой девять гектаров чудес, и в первый же день, чтобы увидеть ее всю целиком, я на лифте поднялся на вершину самой необычной из башен, когда-либо воздвигнутых человеком, – сияя от восторга, произнес он. – Инженер Гюстав Эйфель сконструировал ее из железа, и она парит над Парижем на высоте, в три раза превосходящей высоту нашей жалкой Гирландины!

Он слегка приподнял плечи, словно извиняясь за прославленный монумент, а потом с удовольствием продолжил:

– Знаешь, что я понял, побывав там, на вершине башни? Я понял, что в будущем совсем не останется места для удивления, мон шер ами, ибо все обещанное сбудется!

Фредо всегда знал, что путешественники меняются после возвращения домой, но сейчас у него возникло впечатление, что перед ним случай из ряда вон выходящий. Леонид не только выучил французский язык, он, казалось, умел теперь предсказывать будущее.

– А ты знал, что среди павильонов выставки есть один, где обитают разумные животные? – прозвучал голос Леонида.

– Как это? – переспросил потрясенный Фредо.

– Французы привезли из колоний целую деревню, четыреста настоящих негров из плоти и крови, – объяснил Леонид. – Они там живут, занимаются своими делами на глазах у публики и не подают ни малейшего повода их бояться.

В Париже он, несомненно, набрался блеска и уверенности в себе, однако когда он однажды хлопнул в ладоши, подзывая официанта: «Ici monsieur, s’il vous plait!» («Сюда, месье, будьте добры!»), то люди за соседними столиками даже растерялись. Официант подошел к столику с почтительностью, явно зарезервированной для официальных визитов монарших особ. Он опасался, что речь сейчас пойдет о каком-нибудь зарубежном капризе, но, когда понял, что Леонид просто попросил добавки тертого пармезана, сразу облегченно заулыбался.

– Среди всех помещений выставки самый необычный – Дворец машин, где хранятся последние достижения механики, – продолжал свою восторженную речь наследник графа Эрколе Мария. – Попробуй представить себе кафедральный собор, выстроенный без единого кирпича. Только из стекла и стали!

Единственным, что могло в глазах Фредо сравниться с такой фантастической конструкцией, была белая громада Миланского собора, стоявшего на краю Большой площади, и он сразу же попытался представить себе на месте Дуомо^[1] эту диковину.

– Собор, само собой, без алтаря? – осторожно уточнил он у Леонида.

В это время вернулся официант с тележкой, на которой красовался солидный треугольник сыра.

Пока официант натирал пармезан над тарелкой путешественника, тот слегка наклонился над столом и с заговорщицкой улыбкой сказал Фредо:

– А на кой леший увековечивать старинные верования?

В его небесно-голубых глазах блеснул озорной огонек.

– В двадцатом веке человек сам себе станет единственным богом.

Натирание сыра закончилось досрочно, и официант многозначительно приподнял бровь, быстро вернул пармезан на место в тележку и степенно удалился, на ходу осеняя себя крестным знамением.

Леонид снисходительно покачал головой, не обращая внимания на шумок, поднявшийся за соседними столиками, и опустил специальную ложечку в тарелку с тертым сыром.

Даже манера пить бульон у него стала совсем другая. Он старался, как и подобает аристократу, делать это бесшумно, с оттенком веселой иронии, словно этот старинный запах овощей и отварного мяса доносил до его ушей веселые нотки.

– Вот черт! – вдруг воскликнул он. – Я опять забыл рассказать тебе о самом необычном! Эти распроклятые немцы решили проблему!

Фредо, опасаясь очередного скандала, ограничился тем, что попросил его говорить тише.

– Я ездил на новом механическом кабриолете господ Деймлера и Бенца из Штоккарда, и это действительно чудо! – снова ошеломил его Леонид. – Поскольку ассистенты, бежавшие за нами следом, стали задыхаться, мы их обогнали! И через четверть часа наша скорость все нарастала!

Фредо хорошо знал, что несколько лет назад попытки заставить экипажи двигаться без лошадей успехом не увенчались. Паровые двигатели с чугунными резервуарами слишком утяжеляли машины. Если же им все-таки удавалось перемещаться достаточно долго, чтобы вызвать аплодисменты публики, они проползали эту дистанцию со скоростью улитки. Только электрическим аккумуляторам удавалось сдвинуть с места такое транспортное средство и заставить его относительно быстро пойти вперед, но на этом дело и кончалось.

– Слушай, Лео, – шепнул он на ухо путешественнику, – а ты уверен, что это не трюк?

– История человечества пестрит пробами и ошибками, – изрек Леонид с понимающей улыбкой и, вытащив из кармана пиджака стальной портсигар с насечкой под шагрень, извлек из него экзотическую темно-коричневую сигарету. Какое-то время он разминал ее в пальцах, потом, уставившись горящим взглядом в глаза Фредо, продолжил:

– Все дело в совершенно новом двигателе, который изобрели двое фрицев. Этот двигатель способен толкать повозку вперед с силой коня, при этом не уставая.

Фредо, увлеченный его энтузиазмом, захотел разобраться:

– Откуда же он берет свою энергию?

– А вот это – самое интересное! – снова изумил его Леонид. – Он питается насыщенной смесью из газов, полученной из яванского ладана, и называется «двигатель внутреннего сгорания».

Фредо повторил это выражение с огромным почтением, как магическое заклинание. Он не был до конца уверен, что знает, где находится Ява, но наверняка где-то очень далеко. Вот почему столько труда положили на то, чтобы открыть этот эликсир.

Леонид бережно закурил сигарету и выдохнул облачко дыма, отдававшее светской фривольностью, амбициями и неожиданностями, а потом закрыл глаза, как предсказатель, готовый войти в транс.

– Автомобиль! – внезапно крикнул он, с такой силой стукнув ладонью по столу, что опрокинул бутылку вина, и если бы не Фредо, вовремя поймавший ее за горлышко, она бы упала и разбилась. – Вот изобретение, которое приравняет человека к богам, и я не успокоюсь, пока не стану владельцем одного из экземпляров!