В пятом классе Варенька впервые поняла: хорошее не может длиться вечно. Новая училка математики рассадила их с Максимкой на разные парты, чтобы не шушукались и не отвлекались от урока. Варя проплакала в туалете всю большую перемену и явилась в класс с красными глазами и распухшим носом. Девочка, с которой посадили Макса, торжествовала. Она решила, что Максим теперь безраздельно принадлежит ей. Рыжие косички Анфисы с каждым днем становились все более затейливыми, а школьные блузки обрастали немыслимыми кружевами. Впрочем, её радость была недолгой. Вскоре новая соседка по парте заметила: Максим обращает на нее внимания не больше, чем на портреты учёных, развешанные по стенам. Это открытие, разумеется, не обрадовало. Анфиса одинаково возненавидела и Максима, и Варю и стала вынашивать план мести. А что Максим? Он ухитрялся посылать Вареньке с задней парты записки с правильными ответами на задачки и давал перед уроками списывать домашку. Макс по-прежнему подходил к ней на большой перемене, чтобы вместе съесть бутерброды или яблоки, не обращая внимания на завистливые взгляды девчонок и подколки мальчишек.

Годы мчались стремительно, словно курьеры на самокатах. Максим и Варя окончили десятый. Наступили последние в их жизни длинные каникулы.

Варя неожиданно для себя начала писать стихи. Эмоции рвались наружу и выплескивались в ликующие строки:

Светило солнце по-июльски ярко,

Бежать за солнцем помогал нам ветер.

Упрёки взрослых приводили в ярость

Детей, кричавших: «Мы уже не дети!».

Родители внушали надоедливо

Нам истины. От скуки травы никли.

Никто не понимал: у нас последние

Великие школярские каникулы…

Варе не хотелось думать о том, что случится через год. Она догадывалась: дружба – не точное, слишком простое слово для её отношений с Максом. Ей хотелось постоянно быть рядом с ним, слышать его прорезавшийся пару лет назад басок, подпевать, когда друг детства играл на гитаре, спорить взахлеб о новом фильме или книге. Ну, а Максим… Он светлел лицом, когда видел Варю. Когда она появлялась утром в классе, школьные будни из уныло-серых сразу становились радостными и цветными. Девчонки замечали в Максиме эти перемены, люто завидовали Варе, но что тут поделаешь? В конце концов в классе все привыкли, что Варя и Максим – пара, и смирились с их нежной дружбой.

В пятницу вечером Варины родители уехали на дачу, и она внезапно решила пригласить Макса домой: посмотреть новый фильм на большом экране домашнего кинотеатра.

Максим явился с кульком клубники и бутылкой шампанского. Такое случилось впервые, раньше он забегал к ней домой запросто, без всяких подарков. Напротив, мама Вари старалась накормить его чем-нибудь особенно вкусным – грибным супом, картофельными зразами с грибами, рыбными котлетами или домашними тортами. Однако теперь Макс сам явился с угощением. Он выглядел торжественным и загадочным.

– Мы должны отметить окончание учебного года, вот! – объяснил Максим, глуповато улыбаясь. Варя прекрасно изучила друга за десять лет, поэтому удивилась так, словно парень принес в гости не обычную бутылку и ягоды, а что-то невиданное – например, тигренка или большого говорящего попугая.

Поначалу они старались делать вид, что все идет, как обычно. Мол, что такого? Мы просто смотрим кино. Как раньше. Внезапно шампанское подействовало, их руки несколько раз случайно столкнулись, затем тесно сплелись, и подростки начали лихорадочно и неумело целоваться. Вначале они не очень понимали, что делать дальше, подобное с ними происходило впервые, однако остановиться уже не могли. Все произошло внезапно. Крепкие руки Максима, нежная кожа Вари, ее удивленный и одновременно радостный взгляд… Вскоре два человека шестнадцати лет сами не заметили, как оказались на диване в затемненной комнате, служившей одновременно и столовой, и гостиной.

Оба были влюблены, молоды и неловки. Максим давно желал близости с Варей и втайне готовился к решающему моменту: смотрел фильмы с эротическими сценами, даже поглазел разок на порнушку. Они с приятелем неожиданно наткнулись на нее в интернете и просмотрели с начала до конца на одном дыхании – краснея, хихикая, отпуская глупые замечания и толкая друг друга в бок.

В жизни все оказалось по-другому, чем в кино: и проще, и одновременно прекраснее. Максим внезапно испытал прилив желания и теперь еле сдерживал себя.

– Сейчас, сейчас! – шептал он, неуклюже пытаясь освободить Варю от легких летних тряпочек.

– Погоди, не спеши! – просила она, помогая парню стягивать с нее футболку и джинсы.

Макс одновременно и хотел Варю, и боялся опозориться. В глубине души парень понимал: сейчас происходит самое главное – то, от чего их с Варей любовь либо расцветет, либо засохнет, и они назавтра станут чужими навсегда.

– Может, не сейчас? – робко прошептала девочка. Она вдруг подумала, что из-за какого-нибудь глупого слова или одного неверного жеста то большое и яркое, неназываемое, что вспыхнуло между ними, как светящийся шар, может рассыпаться, исчезнуть, не дойдя до финальной точки. Если все пойдет не так, как показывают в романтических фильмах, они не смогут дальше оставаться друзьями и будут назавтра прятать глаза, пробегая мимо.

Варя попробовала представить себе, что не замечает Макса, что он теперь для нее чужой. Как будто она сама сидит за партой с кем-то другим, например, с Витькой Гуревичем и одновременно переглядывается с Колей Калюжным. Или что Макс не подходит к ней, как обычно, на большой перемене с каким-нибудь новым приколом и не ест с хрустом ее яблоко… Нет, это невозможно. Лучше оставить все, как было, и даже не начинать.

Внезапно она почувствовала, что Макс изменился. Он стал другим прямо сейчас, в эту самую минуту. Он был уже не влюбленным мальчишкой, а молодым и сильным мужчиной. Этот мужчина ее хотел и собирался добиться своего во что бы то ни стало.

– Нет, дорогая моя, сегодня и сейчас! – прошептал Макс, и его язык оказался у нее во рту. Варя почувствовала, что острое желание, неведомое ей прежде, пересилило все прежние страхи, и что эта новая сила все решает теперь за нее, несет вперёд, как ураган пушинку, и власть этой силы заставляет ее забыть и прежние страхи, и неловкость, и стыд – вообще все на свете.

Макс действовал властно и нежно, ей почти не было больно. Когда он понял, что все получилось, парень испытал одновременно усталость и гордость собой. Ну, а Варя…Удовольствия и разрядки, о которых она читала в книжке о сексе, надежно спрятанной от родителей, она не получила. Впрочем, в той же книжке было написано, что для первого раза это нормально.

Когда все было кончено, Варя с изумлением поняла, что любит Макса по-прежнему и совсем не хочет с ним расставаться после их неловкой близости. Они лежали на расстеленном родительском диване и молчали. Макс нежно погладил ее бледную кожу на животе, поцеловал куда-то в район пупка и устало отвалился на спину. Варя тесно прижалась к любимому мужчине, юному и страстному, и подумала, что с этой минуты станет с нетерпением ждать следующего раза, когда у них все получится уже по-настоящему. Как у мужчин и женщин в фильмах «детям до шестнадцати». Жаль, что родители в воскресенье вечером вернутся с дачи. Где они с Максом теперь будут любить друг друга? Ничего, что-нибудь придумают…

– Ты смотрел старый фильм «Ромео и Джульетта»? – внезапно спросила Варя. Она подумала, что героям Шекспира было почти столько же, сколько им с Максом сейчас.

–Нет, это женское кино. Я всё больше по фантастике и по боевикам, – пробасил Максим. Он лежал с закрытыми глазами и счастливо улыбался.

– Отлично, как-нибудь вместе посмотрим, – сказала Варя и засмеялась. Она подумала, что запомнит этот день навсегда.

Они полюбили гулять по старым московским улочкам, и однажды после прогулки к Варе внезапно пришли стихи:

Докрасна в горниле города

Трубы с крышами покатыми

Закаляют наши горести

Неуёмными закатами.

Там, где в гнёздах бьются ласточки

И шумят, качаясь, лестницы,

Город плавит наши слабости

На характеры железные.

Там, где крыши всё азартнее,

Всё звончей исходят ливнями,

Нас куют в плывущем зареве

Маросейка и Неглинная.

Пламя властвует над городом

В предзакатном ожидании.

Нас сжигает тихой гордостью

Верность улице Неждановой.

Верность помыслам обманчивым

И везению непрочному,

И отчаянному мальчику

Из недавнего отрочества.

Проверка номер два

Если бы не Серега, Кира ни за что не забралась бы на скользкую после недавнего дождя тумбу, стоявшую возле стены. На стене висел свеженький плакат со свастикой. Он был такой отвратительный, что Киру затошнило. В ней всегда вызывало ярость, когда какой-нибудь закомплексованный говнюк, как правило дебил и урод, заявлял о превосходстве одной нации над другой. Вот и здесь… Кривыми черно-красными буквами на самодельном плакате было намалевано: «Вышибем всех черножопых из нашего города!». Под ним была нарисована свастика, чтобы уж никто не сомневался: дело рук бритоголовых.

Сергей с подсадил напарницу и остался стоять на стреме, чтобы мгновенно стащить ее с тумбы в случае опасности и вместе дать деру.

Задание, которое Кира и Серый получили в штабе, было предельно простым: сорвать в одном из дворов на московской окраине нацистский плакат, стереть свастику и написать взамен мерзкой пачкотни «Нацизм не пройдет!». Вместо свастики им поручили нарисовать знак пасифик и голубя с оливковой ветвью. Показать озверевшим бритоголовым уродам, что их команда выступает за мирное политическое решение любых конфликтов. Да, только так и не иначе!

Когда они добрались до места, Кира мигом оценила обстановку. Писать, рисовать и одновременно следить за тем, что происходит вокруг, было нереально. Серега очень кстати навязался в напарники, вот только его дурацкие обнимашки были ни к селу, ни к городу. Какого лешего он к ней прижимался, когда подсаживал на тумбу? Что этот чел о себе вообразил? Тоже мне, Ален Делон! Во-первых, он не в ее вкусе, а во-вторых, она здесь по заданию ребят, а не ради интрижки с этим похотливым миротворцем. На романтические отношения ни с кем из их компашки она не подписывалась. Впрочем, сейчас не до Серого. Надо дело делать. Жирные намеки на шуры-муры можно легко перевести в шутку. Главное, чтобы на этот раз все прошло гладко, без любопытных дядек, которые некстати выскакивают из подъезда, лезут с глупыми разговорами и ненужными расспросами, а их собачки выражают симпатию тем, что обслюнявливают джинсы и пачкают их лапами.

То, что и в этот раз все пойдет криво и косо, Кира поняла сразу – когда отодрала плакат фашиков и приступила к рисованию. Художественных талантов у нее отродясь не было, и она мысленно поблагодарила «Учениц Леонардо» за трафарет. Впрочем, для того, чтобы отодрать плакат и худо-бедно нацарапать новый лозунг, особого мастерства не требовалось. Главным сейчас было не сверзиться с тумбы, не сломать ногу, не засветиться и тем самым не подвести ребят.

Тумба оказалась и впрямь скользкой, к тому же сдирать плакат пришлось стоя на цыпочках. Кира кое-как справилась с первой частью задания. Плакат уже валялся в луже, а она тем временем пыталась нарисовать при помощи краски из баллончика и трафарета знак пасифик. Блин, ну почему в детстве ее не записали в художку? Знак пасифик, как она ни старалась, выходил каким-то кривым и кургузым. Краска капала на кроссовки, пот заливал лицо, вытянутые руки вскоре начали ныть, а шея затекла.

Результат оказался, мягко говоря, на троечку.

Она уже хотела стереть все нарисованное тряпкой с ацетоном, которые захватила с собой, и начать все заново…

– Атас! Бросай все! Прыгай! – заорал Сергей., перекрывая шум дороги возле супермаркета

Она спрыгнула ему в руки и возмущенно передернула плечами. Придется объяснить парню: на задании ее лапать не обязательно. Разжевать, как первоклашке, коль скоро он не понял, азбучную истину: ей неприятны его тесные, отнюдь не братские объятия.

Внезапно Кира учуяла аромат туалетной воды. Весьма приятной, пахнущей хвоей. Ого, «Ален Делон» купил одеколон! Раньше подобных гламурных замашек она у Сереги не замечала. Он одевался в стиле «первое, что увидел в шкафу, то и напялил», с глажкой тоже не парился. Видать, в этот раз он подготовился к выходу на задание, как к настоящему свиданию.

– Они едут сюда! Бежим! – заорал Серый и больно дернул Киру за руку. Они рванули с места, промчались метров двести, и парень втолкнул ее в незнакомую подворотню.

– Откуда ты знаешь эти выселки? – удивилась Кира. – – Ты же, вроде. центровой мальчик?

– Потом расскажу! Скоро их мотики будут здесь! – крикнул Сергей. – Если нас поймают, мало не покажется.