Линкор «Миссисипи» с япошками дрался,
Летало железо, раскалено,
Одной своей пушкой внезапно взорвался,
Сто сорок матросов поражено…

Америка странами повелевала,
И на Филиппинах дрожали листы,
Потом переваривала, лежала,
Как самка Дракона, – Америка, ты!

Линкор «Миссисипи» мне ночью приснился,
И сонно нащупав рукою тетрадь,
Линкору я чувственно подчинился —
Вот эти стихи ему начал слагать…

Сказка

Меланхоличные дороги
И флегматичные поля
Стоят там в блохах козероги,
Крутыми бёдрами юля.
Дракон больной, в хвощей болоте
Лежит, разбухший как рюкзак,
Кащей, слугой при Дон-Кихоте,
И спит в хлеву Иван-дурак.
Царевна с опиумным маком
Опасно углубилась в лес,
А вслед за ней, покрытый лаком
Вампира чёрный мерседес.

Опасен аленький цветочек,
Наркобарона душит страсть
И, к ране приложив платочек,
Она готовится упасть!
Иисус Христос в скупой Гааге
Сидит в кубышке под замком,
И слышен голос Леди Гаги
Царевна, полная отваги,
Легла с Иваном-дураком…

«И вот в апреле стало сухо…»

И вот в апреле стало сухо,
О, воздух тёплый-то какой!
В Москве История-старуха
Бредёт, морщиниста, с клюкой.
На Лобном месте – здесь казнили,
Пал на Болотной Пугачёв.
Смотреть на казнь его ходили
(Вот вас куда привёл, глупцов,
Ваш загорелый плут, Немцов!)
Стал на пригорке храм пузатый,
Бетонный брюхом, тучный поп.
Лужков, и Ельцин бесноватый.
Его воздвигли, нынче чтоб,
В нем Pussy Riot выступали
В зеленых, розовых чулках,
Начальство чтобы проклинали
В своих девических стихах.
Теперь томятся за решёткой,
Зато и всей стране слышны.
Но, разберёмся, разве кротко
Храм выстроил святой с бородкой?
Нет, правильные пацаны,
Читай – бандиты всей страны…
Ведь с них же дань тогда собрали
Лужков и Ельцин похмельной

«Что сеяли, то и пожали!» —
Смеётся бабушка с клюкой…
Идёт История-старуха,
И шамкая, и хохоча,
Вот прислонила бабка ухо
Вдруг к мавзолею Ильича,
И слушает его довольно,
И вновь склоняясь на клюку,
Спешит старуха добровольно
Через Москву на всём скаку.

«Армии много ели…»

Армии много ели,
Армии мясо варили,
И у костров сидели,
Вина гекталитры пили.

Армии штык точили,
Армии саблями взмахивали,
Армии девок любили,
И без стыда оттрахивали.

Девки плодоносили,
Но от кого, не знали,
Так как отцов убили,
То сиротами стали.

Чада у девок утробные.
Плачут о них места лобные,
Этих детишек прижитых,
Что от солдат убитых…

«О Питера клоповник старый…»

О Питера клоповник старый,
Фонтанки мокрой хлипкий чмок,
Волны то всплески, то удары,
И Зимнего зелёный бок…

И рыбного дождя рябого
Удары с ветром по зонту
И тень от шпиля золотого,
По Петропавловке, в поту…

«Дай мне твою молодёжную руку…»

Дай мне твою молодёжную руку!
Я – динозавром, а ты – мотылёк,
Все это глупости, дочка Фейсбука,
Я от тебя не настолько далёк.

Я человек – исчезающей расы,
Спорить не стану. Средь новых людей,
Все израсходовав боеприпасы,
Я задержался, потомок вождей…

Вы – чистоплотные дети Фейсбука,
Ездите в Канны, сидите в кафэ,
Одолевает вас сытая скука,
Ну а мой батька ходил в галифэ,

С кантом, которого дети боялись
ОГПУ, после НКВД,
Мощным Бетховеном дни нам казались,
Тыщи «Титаников» гибли в воде.

По Маросейке и по Пироговке
Столько воздвигли красивых домов,
Вот я пошарю в тебе, в чертовке,
В поисках юных твоих миров.

Твой неприятель из Древнего Рима,
Буду тебя как добычу терзать
Неукротимо и неумолимо
НКВД тебя будет пытать…

Что же, красивая дочка Фейсбука,
Свежая, словно политый цветок!
Дай мне твою молодёжную руку
Я – динозавром, а ты – мотылёк…

«Недавно, в две тыщи шестом…»

Недавно, в две тыщи шестом,
Ты ехал счастливым отцом
С семьёй, в глубине кадиллака,
А ныне один, как собака.

Недавно, всего лишь шесть лет
Писал ты, и муж, и поэт
Балладу о счастье и доме,
Вот спишь на соломе, в Содоме…

«По миру скушному бродили…»

По миру скушному бродили,
И мир нам открывался, кос,
Остатки мумий находили,
С клоками выцветших волос…

В музеях пыльных трепетали
Пред блюдами голландских рыб…
Но времени не понимали
Среди соборов мшистых глыб…

Как исторические боги,
Разрытые из недр скорей,
Надменны и единороги,
Мы походили на чертей…

Колониальные товары

Ну что ж, старик! – дождливым днём,
А мы хоть ветрены, но стары,
Давай с тобой, старик, вздохнём,
Припомнив надпись под слоном:
«Колониальные товары»
На старой улице, в подвал
Вели ужасные ступени,
И открывалась дверь в пенал,
Где Индия и где Непал,
Где осьминогом танцевал
Бог Шива в птичьем опереньи.

Там продавали ром, табак,
И жёлтый виски продавали,
Коробки с кофе открывали,
И он благоухал, о как!
Ты помнишь, мальчик мой, матрос,
Туда зашёл походкой смелой,
И дверь пружинами гудела,
Поскольку был силён, барбос!
Через витрину ты глядел,
Как он купил бутылку рома,
(Во рту табачная оскома).
Матрос был пьян, матрос был смел…
Потом в тюрьме, тюрьмы на дне
Ты вспоминал не раз их чары
И видел на тюрьмы стене,
Раджу на стареньком слоне,
Верните же, верните мне —
«Колониальные товары»…

«Ну вот и состоялась порка…»

Ну вот и состоялась порка!
Уже погасли фонари
И ваших трусиков восьмёрка
Висит на ручке у двери.

Эдмонд Дантес с маркиз де Садом
Любуются сейчас вдвоём
Твоим роскошным юным задом,
Что раскраснелся под ремнём!

Жюльетта, ты в шестом часу!
Отверстий выточенных формы,
И кавалеры колбасу
Суют в тебя весьма проворно…

И каждый этот их прибор
Нам жеребца напоминает,
Когда он стонет и страдает,
Кобылу мощно пригибает
И ударяет о забор…

«Всю ночь проспект-то не молчит…»

Всю ночь проспект-то не молчит!
Но пролетают молодые
Автомобили боевые,
И каждый крыльями стучит!

Железо острое несётся —
«Сейчас я в порошок сотру
Дороги жёлтую кору
Устрою чёрную дыру…
Никто, пожалуй, не спасётся!»

Ночной-то город мрачноват,
А вот куда идёт, скажите,
Отряд нахмуренных солдат?
Ужели в сонность общежитий?

«Под утро мне снятся советские песни…»

Под утро мне снятся советские песни
И мама в советском, несложном пальто
Ну мама, воскресни, воскресни, воскресни!..
Я буду примерным сыночком за то…

Я буду ходить в ненавистную школу,
Давиться яишницей, меньше читать,
Не стану в ботинках по мытому полу,
И может быть буду очки надевать…

Там печка горит, там стоят табуреты,
На кухне соседей толпятся столы,
Отец мой пришёл, как горят эполеты!
Погоны от Сталина, яркие, злы…

Повсюду потом, в болевых заграницах
Я буду погоны отца вспоминать,
И видеть во сне, как пришёл заступиться,
Обидчиков сына пришёл покарать.

А мама, а мама моя молодая!
Мой эльф, моя мама, принцесса татар!
Ты мне никогда не приснилась седая,
И даже сейчас, когда я уже стар…

«Древнееврейская вода…»

Древнееврейская вода
И лёгкий запах парусины.
Древнееврейские раввины,
С котомками туда-сюда,

И храм, которого портал,
Квадратный, каменный и мрачный,
Раскинулся на весь квартал,
Как ассириец в паре фрачной.

Злой бороды резной оскал,
Кинжала бронзового отсвет,
Евреев пленных он согнал
На вавилонских реках постных…

И плакал загнанный народ…
А между тем, всегда желанны,
Еврейки каждый год приплод
Им приносили постоянны…

«Гвозди уж дождь забивает…»

Гвозди уж дождь забивает,
Осень пришла – портниха,
Завтра похолодает,
Станет спокойно, и тихо.

Только не надо снега,
Рано ещё для льдинок,
– Ольга, ты любишь Олега?
Ольга грызёт ботинок…

Дом сумасшедших это,
Кончилось бабье лето…

«Советская еда родная…»

Советская еда родная,
Ломоть, что срезан с каравая,
Котлеты, борщ, сырой компот
И водки крепкий переплёт…

Объединив ингредиенты,
Приклеив, присоединив
Завода крепкие моменты,
И Серп и Молот посолив,
Был я и молод и счастлив…
Сейчас я дую на ладони,
Мои колени вдруг остры,
Как кракелюры на иконе,
Морщины резкие стары…
Мне холодно. Мне спать тревожно.
Куда идти? Уже пришёл…
Мне жизнь мою ножом сапожным
Семидесятый год вспорол…

«Во мраке тюрем погребальных…»

Во мраке тюрем погребальных,
Средь лиц печальных и нахальных
Я процветал, и цепенел,
Судьбу переносить умел…

Мои глаза сияли остро,
Я был отдельный, спорный остров,
Как будто я ходил в чалме —
Так я сидел средь них в тюрьме!

Простые брючки

Ф.

Простые брючки на персоне.
Весёлый, оттопырен зад.
Не Вас ли, сучка, на иконе
Я видел много лет назад?
О как же Вы преобразились!
Развилась грудь и строен стан!
Еврейка юная, влюбились
В героя зарубежных стран…

Какие Вы прошли бордели,
И кто Вас сзади обожал?
На чьих коленях Вы сидели?
Не знаю, и никто не знал…
Простые брючки с каблуками
И цокот каблучков-копыт,
Бесовка, я связался с Вами,
А всё мой волчий аппетит…
«Вдовы Клико» Ваш темперамент,
Подобен льду шампанских пен,
И загорится мой пергамент
От наших непристойных сцен…
Простые брючки… это ж надо!..
Однако не встречал ещё
Круглей и аппетитней зад,
И внутренностей – суп-харчо…

«Энциклопедии прошедших моряков…»

Энциклопедии прошедших моряков,
Проплавывавших над морской трясиной
Вы удивляете детальностью крысиной,
При свете ламп, вас чтущих чудаков…

Вблизи достопочтенный Бенарес
Оказывается страшным Варанаси,
И обитающийся в Ганге бес
Плывёт, сквозь океаны, восвояси…

А вот в Антверпен Рубенса нагой
Из Индии чужой спешит Даная
С тяжёлой нидерландскою спиной,
В Антверпене Анверс предполагая…

Селёдка-смерть

Там высоко подпрыгивают звери,
Парит дракон над лесополосой,
Вот там, у Лукоморья суеверий,
Стояла смерть с чешуйчатой косой…