Очень неожиданный поворот. Берия прекрасно был осведомлен о том, что внутри военной верхушки Третьего рейха, поддерживаемой абвером, с 1938 года существует группа заговорщиков, планирующая устроить переворот и сместить Гитлера от власти. Разногласия между фюрером и генералитетом усилились, когда со службы были уволены военный министр генерал-фельдмаршал Вернер фон Бломберг (герой Первой мировой войны, награжденный высшим военным орденом «За заслуги») и главнокомандующий сухопутными войсками генерал-полковник Вернер фон Фрич, утверждавшие, что Германия не готова к войне, и активно сопротивлявшиеся подготовке страны к военным действиям.

Воспользовавшись отставкой высокопоставленных генералов, Адольф Гитлер еще более укрепил свою власть. С того времени немного находилось охотников, чтобы перечить фюреру.

На столе у Берии лежали три сообщения от разных источников о том, что в число заговорщиков входят главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич^[65], переведенный в декабре сорок первого года в резерв после провала наступления на Москву, и генерал-полковник Франц Гальдер^[66], начальник Генерального штаба сухопутных войск с 1938 по 1942 год, отстраненный от должности в связи с провалом стратегии немецкого командования в битве на Волге и Северном Кавказе.

Гитлер обладал обостренной подозрительностью и без колебания отправлял в отставку всех тех, кто, по его мнению, не внушал доверия. Имелись и другие влиятельные офицеры, входившие в антигитлеровский заговор, но они были куда меньшего калибра, а потому интересны именно эти два высших армейских чина.

Вряд ли генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич и генерал-полковник Франц Гальдер пойдут на сотрудничество с Советским Союзом, но их можно было использовать втемную. Может, это исторический шанс, которым не следовало пренебрегать?

– Как зовут вашего перебежчика? – спросил Лаврентий Павлович, выдавая свою заинтересованность усиливающимся грузинским акцентом.

– Перебежчик назвал себя майором Кристианом Шварценбергом. Отлично говорит по-русски. Из прибалтийских немцев. Молод.

– А он назвал имя человека, который будет убивать Гитлера?

– Он сказал, что может назвать имя этого офицера человеку, принимающему политические решения.

– И как же они предполагают убить Гитлера?

– Все детали он обещал сообщить только этому человеку.

– Вы уверены, что перебежчик действительно немецкий разведчик и отправлен к нам для переговоров?

– То, что он из внешней военной разведки, не вызывает никаких сомнений, я понял это в первые же минуты допроса. В его поведении, в разговоре, в словах немало деталей, отличающих его от людей других профессий. На мой взгляд, область его интересов не тактическая разведка, а именно стратегическая.

– Возможно, – буркнул Берия. – Может, он пытается подсунуть нам дезинформацию? Дело наиважнейшее, должна быть исключена всякая ошибка!

– Уверен, что это не так, – твердо произнес Ханников. – Мы проводили анализ разведывательной информации, полученной от нашей прифронтовой агентуры, и проведенная аналитика всецело совпадала с тем, что он сообщил. Некоторые вещи он даже дополнил. Если желаете, могу рассказать, какие именно…

– Не нужно, мне достаточно вашего мнения, – прервал Лаврентий Павлович. – Привезите этого перебежчика в Москву, мне нужно его допросить.

– Завтра же он будет у вас!

– Завтра может быть поздно. Мне надо переговорить с ним сегодня.

– Через шесть часов он будет у вас.

– Вот это совсем другой разговор, – ответил Берия и положил трубку.

Глава 8
17 июля 1944 года. Москва. Неожиданная удача

Лежа на спине и заложив ладони под голову, Кристиан Шварценберг размышлял о произошедшем. Через крошечное мутное стекло под самым потолком тускло пробивался сумрачный свет. Наверняка этот глубокий подвал прежде использовался в качестве погреба для вина. Но местная власть приспособила его для своих тюремных нужд, пробив в стене узкое оконце.

Аналитики абвера чего-то не учли, если он оказался здесь. Хотя просчитали верно, что его будет допрашивать главный контрразведчик 1-го Прибалтийского фронта генерал-майор Ханников, которого он узнал по фотографии, показанной полковником Хансеном. Аналитическим отделом даже был составлен психологический портрет генерала, который убедительно доказывал, что начальник контрразведки фронта не оставит без внимания информацию о заговоре в ближайшем окружении Гитлера и сообщит об этом вышестоящему начальству. Не исключалась вероятность того, что в этот же день в виде краткой записки протокол допроса попадет на стол Сталину.

Но часы тикали, а ничего не происходило. Его даже не беспокоили, хотя важна была каждая минута. Как будет разворачиваться война в последующие месяцы, зависело от того, как поступят русские. Вот он, гребень истории, ее становой хребет: шаг вправо – наиболее благоприятный для страны результат, и Германия заживет без Гитлера, заключив мирное соглашение с Советским Союзом; шаг влево – и трудно даже представить, в какую трагедию для всего немецкого народа выльется недальновидность фюрера.

А может, у русской контрразведки такой тактический прием держать в полнейшем неведении своих заключенных: пусть понервничают, понаделают ошибок!

А вдруг аналитический отдел пришел к неправильным выводам, и русских совершенно не интересует ни возникший заговор против Гитлера, ни его дальнейшая судьба? Анализ и прогнозирование ситуации – дело весьма тонкое и зачастую рискованное: кроме сбора важной информации следовало перепроверить ее на достоверность и только после этого можно использовать, с учетом возможных погрешностей. Даже в этом случае нет гарантии, что все пойдет по заготовленному плану.

Полученная информация о генерал-майоре Ханникове получила высший индекс надежности (о нем узнали много любопытного, в том числе о его личных пристрастиях, о его семейной жизни; буквально разложили характер по полочкам), гарантировавший успех операции. Но что-то не заладилось, двигалось с большим скрипом, дело могло и вовсе застопориться. Не исключалось, что на одном из этапов исследования личности Ханникова (впрочем, как и других офицеров военной контрразведки 1-го Прибалтийского фронта) произошло ее некорректное интегрирование, приведшее к искажениям психологического портрета, и он вовсе не тот человек, каким видело его руководство абвера. Не исключено, что Ханников проявил излишнюю осторожность и не доложил о важном перебежчике Лаврентию Берии. Если это действительно так, то все остальное пойдет вкривь и вкось!

В коридоре послышался чей-то приближающийся тяжелый шаг, остановившийся прямо перед металлической дверью. В замочной скважине с грубоватой наглостью заскрежетал ключ, и в дверном проеме предстал надзиратель:

– На выход! Руки за спину!

Кристиан поднялся, заложил руки за спину. Конвойный защелкнул на запястьях наручники и столь же властно скомандовал: «Вперед!»

«Дождался, – зашагал по коридору Кристиан. – Очередной допрос. Видно, решили уточнить какие-то данные. Уже хорошо. Значит, дело понемногу двигается». Прошли до конца коридора, где он раздваивался и расходился в противоположные стороны. Но вместо того чтобы повернуть направо, где располагалась допросная, свернули налево, прямиком к выходу.

«Что бы бы это могло означать?» Стараясь не думать о худшем, майор Шварценберг спустился по ступенькам на побитый осколками асфальт, к ГАЗ М-1, стоявшему у самого входа.

– Вперед! К машине! – скомандовал конвоир.

Из «эмки» расторопно выскочил гибкий, как луговая тростинка, лейтенант и широко распахнул перед арестованным заднюю дверцу салона.

– В машину давай! И чтобы не дергался! – строго предупредил он и, дождавшись, когда арестованный займет свое место в задней части салона, юркнул на пассажирское кресло рядом с водителем и громко приказал: – Трогай!

Стиснутый с двух сторон охранниками (слева сидел грузный старшина с равнодушным мясистым лицом и широко поставленными глазами; справа – возрастной сержант с вытянутым лицом и маленькими колючими глазками), Кристиан Шварценберг смотрел прямо перед собой на узкую расчищенную дорогу, пытаясь понять, куда именно его везут. «Если хотят расстрелять, то уж как-то больно хлопотно, такое плевое дело можно было бы осуществить во дворе комендатуры или в первой подвернувшейся подворотне. Значит, нечто другое. Придется подождать, ситуация должна проясниться в ближайшие минуты».

Легковой автомобиль, дребезжа на стыках рессорами, живо прокатился по понтонному мосту на другой берег реки и помчался по проселочной дороге в сторону аэропорта. «А вот это уже новость!»

На краю взлетного поля стоял пассажирский линейный самолет Ли-2. Здесь же группа военных, очевидно, пассажиры, среди которых Шварценберг узнал генерал-майора Ханникова. «Эмка» аккуратно, очертив овальный круг, выехала к краю поля и остановилась. Лейтенант выскочил из салона и едва ли не бегом заторопился к генерал-майору. Приложив руку к козырьку и основательно вытянувшись, отчего стал еще гибче и тоньше, доложил о прибытии. Начальник управления контрразведки фронта легким кивком головы принял доклад, что-то произнес в ответ, и лейтенант быстрым шагом заторопился к машине. Распахнув дверцу автомобиля, он сказал:

– Выходи! И чтобы без всех этих абверовских фокусов, я этого не потерплю! – И для пущей убедительности положил ладонь на кобуру.

– Я понял, – произнес Шварценберг, выбираясь из машины. – Это не в моих интересах.

Под присмотром строгого лейтенанта он подошел к генерал-майору, и Ханников произнес:

– Вашей информацией заинтересовались в Москве. Человек, с которым вы встретитесь, обладает большим влиянием. Я даже не думал, что он захочет с вами поговорить, так что считайте эту встречу большой удачей, для вас все могло бы обернуться иначе. Расскажите ему все, что знаете, и он решит, что делать с вашей информацией и как с вами поступить в дальнейшем… Советую вам ему понравиться. Считайте мои слова напутствием.

– Как его зовут?

– Вы его и так узнаете… – усмехнувшись, ответил Ханников. – Мы летим вместе, но вас к нему доставят уже без меня. За вами приедет специальная машина.

Заглушая разговор, заработали лопасти самолета.

Механик, стоявший у трапа, замахал рукой – пора загружаться.

Кристиан Шварценберг в сопровождении лейтенанта и грузного старшины направился к трапу.

Глава 9
18 июля 1944 года. Москва. Разговор с народным комиссаром

На военный аэродром прилетели в непроглядную темень. Освещена была только взлетная полоса, по которой самолет, попав в легкую болтанку на бетонном покрытии, сбавляя скорость, вырулил к зданию аэродрома. Ночное небо было неровным: между густыми скоплениями звезд просматривались глубокие черные провалы. В сторонке, спрятавшись за вуалью перистых облаков, тускло пробивалась луна.

Сошли с трапа, где их встретила женщина лет сорока в строгом темно-синем костюме в сопровождении двух крупных мужчин в штатском. Лицо у нее жестковатое, хотя и не лишенное привлекательности. Такую даму невозможно заподозрить в проявлении нежных чувств, и тем более трудно представить, что она может получать их. Наверное, она даже не догадывается, что на свете есть любовь.

Женщина уверенно подошла к генерал-майору Ханникову, показала взглядом на двух дюжих молодцов в гражданской одежде, стоявших от нее по правую руку, и что-то произнесла. Николай Георгиевич внимательно и с подчеркнутым почтением выслушал женщину, после чего одобрительно кивнул. Под присмотром двух дюжих караульных майора Шварценберга посадили в легковой автомобиль М-1 и без промедления вывезли с аэродрома. Кто была эта женщина, для майора Шварценберга так и осталось загадкой. Но факт сам по себе весьма примечательный.

До города с полчаса ехали в безликой темноте. Оставалось только удивляться зоркости водителя и тому, как ему удавалось в тягучем мраке рассмотреть дорогу и не споткнуться колесами о какую-нибудь глубокую яму. А далее как-то внезапно выросли массивные пятиэтажки. Кое-где, словно маяки в кромешном море, в их окнах мигал свет.