Тимоха переложил руку на ногу.

– Да вот… сразу после… массажа. Чтоб его… – голова его дёрнулась налево. – А наш добрейший доктор утверждает, что есть прогресс…

Есть.

Я знаю, что есть. Он ведь и ходит сам, даже способен по лестнице подняться и опуститься. И кресло своё, на колёсах, не признаёт. И в целом между приступами Тимоха выглядит почти обычно, разве что чутка заторможенный и движения такие, плавные, как у человека, привыкшего, что любое резкое способно причинить боль.

– Пройдёт, – говорю я, не слишком веря в сказанное.

Тимоха поправлялся. Медленно, как понимаю, тяжело, но всё же. Если бы ещё не эти приступы, судороги, которые случались вдруг, совершенно беспричинно, словно напоминая, что всё не так и просто.

– Пройдёт, – он опёрся рукой на подлокотник.

– Погоди, я и тут послушать могу… вон, на ковре сяду.

Закуток этот, облюбованный братом, нравился и мне. Стена за спиной, шкафы по сторонам. И ощущение, что ничего-то больше и нет.

Буча притащила шарик и сунула его Тимохе в руку.

– Меня женить хотят, – поспешно сказал я, прежде чем братец придумал особо вескую причину, которая не позволит провести урок здесь. – Договор о помолвке заключать будем.

– С кем?

– С Анчутковыми. С Сиси.

– Милая девочка.

– Ребенок.

– Можно подумать, ты взрослый, – он позволил себе улыбку, и я выдохнул. После приступов Тимоха словно… гас, что ли? Не знаю, как ещё объяснить.

– Я всё равно старше.

– Так и должно быть, – он почесал Бучу за ухом. – Выпусти свою… имя придумал?

– Не-а… ну не Мурзиком же называть.

Тень выпускаю, и Тимоха подталкивает Бучу к моей. А та, тоненько взвизгнув, делает вид, что ей ну очень страшно, и пытается спрятаться за мной. Буча обиженно отворачивается и только длинный хвост её разматывается. Хвост тонкий, что струна, а на конце кисточка. И эта кисточка дёргается влево-вправо. Вправо-влево. Она переливается, перекатывается живым клубком, завораживая не только Тень, но и меня. В какой-то момент Тень не выдерживает. И когтистая лапа высовывается из укрытия, пытаясь поймать эту кисточку.

– Можно и Мурзиком, – Тимоха сжимает-таки пальцы и выдыхает.

Я знаю, что ему страшно, что однажды всё так и останется, это вот скованное, разбитое болезнью тело, над которым он не хозяин. И хотел бы я сказать, что так не будет, но…

– Не солидно как-то, – возражаю. – И не подходит… а вообще не понять, какого он пола. Или она. Буча ведь девочка?

– Без понятия. Никогда не задумывался, – Тимоха осторожно наклоняется и, подхватив ступню, закидывает её на колено второй ноги.

– Помочь?

– Без сопливых обойдусь.

– Я не сопливый… так-то… дед сказал, что тебя тоже женит.

– Это вряд ли, – Тимоха спокойно разминает стопу, перехватывая её пальцами левой. Правая придерживает, но пальцы её шевелятся. – Разве что снизойдёт до мещанок. Ну или найдёт совсем уж кому деваться некуда. И то… сомнительно.

– Да ладно… – отвечаю. – Ты же…

И ловлю взгляд, в котором предупреждение. Ну да, о таком Тимоха говорить не готов.

– С Татьяной помолвку расторгли, – перевожу тему.

И снова уловка помогает, потому как Тимоха разом забывает и про ногу, и про судорогу. Сжимает кулаки.

– С-скотина, – его голос шипит, и Буча, которая пыталась поймать тень, опутать её кольцами, оборачивается. Моя тоже. Они чуют волнение и готовы защищать, но…

Знать бы от кого.

– Плохо, да?

– Плохо, – Тимоха отпускает ногу. – Но если Анчутков… в общем, ты ж дурить не станешь?

– Не стану, – качаю головой.

Здесь не поймут.

Свобода воли. Выбора… ага, тут воля одна – родительская, ну или патриарха, коим дед является. А любовь и вовсе блажью считают. То ли дело долг и род, и прочие очень важные вещи.

– Хорошо…

– Она видит тени. Сиси, – говорю осторожно. – Там, в поезде… она мою точно видела. И не испугалась. И значит, у неё дар?

– Тогда понятно.

Мне вот категорически ничего не понятно, а потому жду, пока Тимоха снизойдёт до объяснений. Он же не спешит. Сидит, задумчивый такой.

– Наш дар у женщин редко бывает. У Танечки вот проснулся.

Это я знаю.

Как и то, что у Танечки не только дар, но и тень имеется, которую она сама на изнанке добыла. И что тренируется Танечка, пусть и отдельно от прочих, но всё же. И что это не принято, но…

– Вокруг нашего дара много слухов ходит, – Тимоха растирает стопу и движения его злые, нервные. – Нехороших.

– Это вроде как, что если охотников выбить, то и тени исчезнут?

– Вроде, – соглашается Тимоха и медленно наклоняется, чтобы дотянуться до носков. – Про женщин говорят, что они из близких, из тех, кто даром Её не отмечен, жизнь тянут. Особенно из мужей… причем в эту ерунду даже Охотники некоторые верят.

То есть, найти жениха Татьяне не так просто?

– С другой стороны, от жены с сильным даром и дети сильные родятся.

– С даром?

– Именно. В старых семьях это знают…

– Но?

– Что «но»?

– Если б просто знали, то тут уже бы вереница из женихов стояла бы.

– В своё время и стояла.

Тимоха попытался натянуть носок. Я дёрнулся было помочь, но к счастью, предложение не озвучил. Братец мой – ещё тот баран упёртый. Прям сразу видно, что кровный родственник.

– До того как…

– До того, – кивает Тимоха. – А потом несчастье это… и отец из рода ушёл. Слухи…

– Что кто-то из наших открыл полынью? Дед… сказал.

Взгляд внимательный такой. Но Тимоха снова кивает:

– Да. Он требовал следствие провести. Синодников позвал. Канцелярию государеву… других… всех просил приехать, кто мог. Но…

– Оказалось, что не мог никто?

– Именно. Точнее не захотели. Несчастья порой бывают. И прорывы, и стихийные провалы. Твари всякие… особенно тут, на границе. А дед… он упрямо не хотел верить, что это несчастье – само по себе, беспричинно. Что… просто не повезло.

– И его сочли ненормальным?

– Скорее уж помешавшимся от горя. Но не настолько, чтобы представлять опасность для окружающих. Ему выражали сочувствие. Следствие… да, проводилось. Не могло не проводиться. Но всё признали несчастным случаем.

– А слухи тогда…

– Слухи… вспомни, ты был на грани истощения. Какие мысли в голову лезли?

Те мысли и близко вспоминать не хочется. Меня и сейчас передёрнуло от понимания, насколько я был на грани. Нет, не смерти, а того, чтобы выпустить тень и…

– То есть… вариант, что кто-то… перенапрягся настолько, чтобы взять и… – я взмахнул рукой. – И сотворить…

– Скажем так, я в это не верю. Но с точки зрения большинства эта теория куда правдивей, той, которую предлагает дед. И чем больше он настаивал, тем…

Сильнее все уверялись, что его одержимость не на пустом месте возникла. И что за попытками свалить вину на таинственного недруга дед скрывает неприглядную правду о свихнувшемся охотнике.

– Дерьмо, – сказал я совершенно искренне, и заработал лёгкую оплеуху.

– Нехорошо ругаться, – Тимоха произнёс это с укоризной. – А так… в общем, доказательств не было. Обвинений роду тоже не предъявляли, но…

Желающих породниться с потенциальными безумцами не нашлось.

Точнее какие-то нашлись.

– Мой договор был заключён ещё в год моего рождения. А вот Танечке пришлось сложно… – Тимоха постучал по подлокотнику. – Дед пока не говорил?

– Нет.

– И ты помалкивай.

– Не дурак.

– Вот и хорошо…

– Но всё равно ведь узнает.

– Это да, – Тимоха вздохнул. – Но… глядишь… если о вашей помолвке объявят… Анчутков опять же…

То и сестрицу не сочтут отверженной.

М-да.

Перспектива, однако.

Не так я себе спасение рода представлял. Но жаловаться грех.

– Кстати… а почему она… в смысле, почему Сиси вообще с нашим даром? Анчутков же не охотник. И дочь его… и её муж, кажется, тоже не был. А девочка вот… другой крови.

Объяснение, которое приходило в голову при всей своей логичности никак не увязывалось с трепетным образом Аннушки. Нет, такому, как Аполлоша, грешно рога не наставить, заслужил, но… Алексей Михайлович тоже не охотник. А кого-то третьего в эту схему давних страстей совать – это уже не любовный треугольник, а бразильский сериал выходит.

– Ты… – Тимохина лапища легла на голову. – Этого только вслух не ляпни, да?

– Да понимаю, но…

– Приёмная она, – лапища убралась. – Родная дочь… умерла.

Чтоб тебя.

И хорошо, что сейчас спросил. У Тимохи. Потому как с такими данными мог и вляпаться.

– Не сплетен ради, но чтоб знал. Родная внучка Анчутковых мозговую горячку подцепила… и случилось это там, где приличных целителей не сыскать. Тот, который нашёлся, он… в общем, не помог. Тогда Анна едва не помешалась.

А дед мог бы и предупредить.

Это ж… это хорошо, что я с Тимохой говорю, а так-то…

– Её в Петербург привезли, вроде бы как в лечебницу даже отправить хотели, да… а потом всё успокоилось. И появилась Сиси. Анна её родною считает. Точнее знать знает, что не родная, но считает. Вот пусть и считает.

Странно, что муженёк эту приёмную принял.

Или его не посвящали?

Или…

Вспомнилась давящая сила генерала. Может, и посвятили, заодно намекнув, что не след разрушать душевное спокойствие супруги. Один хрен, как понимаю, с детьми он не возился, так что одним больше, одним меньше – разницы особой нет. Зато понятно, почему генеральша в отсутствии целителей нервничает.

Многое понятно.

– И что делать-то? – спрашиваю.

А Тимоха, хохотнув, взъерошил волосы и ответил:

– К помолвке готовиться. И радостную рожу перед зеркалом тренировать, чтоб невеста не обиделась. Ну а пока… давай, попробуй отпустить свою тень подальше, сколько можешь. Не корчи рожу, будто у тебя запор, наоборот, расслабься. Не надо силой, пытайся наладить мягкий контакт. Она и так тебя слышит. И имя уже придумай, а то как не родная, право слово… вот обидится и уйдёт от тебя к Танюхе.

Врёт же ж.

Не уйдёт.

Не могут тени брать и уходить. Это я уже знаю, как и то, что мы с нею теперь до самой смерти связаны, моей или её вот. Или одной на двоих. Хотелось бы, конечно, верить, что мы будем жить долго и счастливо, но… в общем, реальность – она другая.

– Тимоха, – я решился-таки задать вопрос, который давно на языке вертелся. – А если бы… если бы тогда дед тоже погиб, кто бы стал главою рода?

Тимоха замер.

И взгляд его сделался тяжёл. Неприятная тема. И мне даже почти совестно, что лезу в душу, но не лезть нельзя. Больно уж всё тут… накручено.

– Отец, – сказал он.

– А когда он ушёл.

– Сбежал.

– То утратил право? Даже если б дед погиб, то… главою был бы ты?

– Не совсем, – взгляд не становится мягче. – Я бы считался главою рода, но сугубо формально. Реально род передали бы под совместную опеку Синода и Романовых.

Даже так?

– А почему…

– Видать, до судебных прецедентов вы с Татьяной ещё не дошли. Так издревле заведено. Чтобы защитить. Чтобы у других не возникало желания подмять под себя ослабевший род. Синод обычно отправляет своего дознавателя, а тот уже следит и за воспитанием, и за управляющими. И Романовы проверяют, чтоб не было злоупотреблений.

– И как? Не бывает?

Тимоха хмыкнул:

– Бывают, конечно, но… не такие. Главное, что обобрать сложнее. Или устроить наследникам скоропостижную кончину. Романовы… они к таким вещам серьёзно относятся.

Интересно.

Очень интересно.