– В нём… ну, прощения просил. Сказал, что поступок его не слишком красив, но так было нужно. И что он скоро встретится и сможет объяснить. А, и про тебя написал…

– И ты…

– И что я? – Тимоха взъерошил волосы. – Я… честно… сперва разозлился. Сперва он исчезает хрен знает на сколько лет, а потом, здравствуйте, я тут… и ты вот… появился. Из ниоткуда. Ну… может… я потом бы и поехал. Посмотреть. А тогда… ну…

Он неловко пожимает плечами.

– Мне бы подумать, но…

– Не дали.

– Не дали.

– А тот прорыв… ты помнишь вообще что-нибудь?

Потому что уж больно одно к одному собирается. Папенька исчезнувший вдруг выныривает из ниоткуда, а потом снова исчезает, как понимаю, окончательно. Тимоха попадает под прорыв, который его едва не добивает. Дед, вместо того, чтобы возиться с новым внуком, пытается не дать помереть старому. А Савку с матушкой берут в оборот.

Вот…

Не случайно оно.

Категорически.

– Ничего, – Тимоха качнул головой. – Потом… знаешь, я даже понять не мог, как оказался на том заводе. Меня никто не приглашал. Завод не наш. Что я там вообще делал?

Он взялся за голову.

– Пытаюсь вспомнить, болеть начинает.

– Тогда нельзя.

– Вот и целитель наш так же… нельзя. Дед думает, что меня просто кто-то попросил глянуть, по-свойски, без договора. Так бывает… но кто и как? Владельцев трясли, но они клялись, что знать про меня не знали и никого-то не приглашали. Что не было у них проблем. До того, как я полез, не было. А как и с чего полез – сам не знаю. И прорыв этот. Я бы справился с обычным. Но там темнота какая-то. Муть… помню, что страшно ещё очень. А чего и как? Буча вот вывела. Точно она.

Буча высунулась и ткнулась в ноги.

– Усохла вся…

– Усохла?! – мне Тимохина тень представлялась огромной.

– Это сейчас уже чуть отошла, да и то… раньше она раз в пять больше была.

Это как… это натуральный дракон выходит. В масштабе один к одному.

– Ты деда попроси Дымку показать, – Тимоха смеется. – Думаю, удивит… и да, твоя тоже расти будет. Но не спеши. Для тебя она и без того великовата, а если ещё, то будет тяжко удержать.

– Сожрёт?

– Не должна бы. Когда дикая или только-только вот, то может. А вы вот давненько рядом. Она уже часть тебя. А вот сил тянуть будет много. Когда она из тебя, а когда ты из неё. С твоим полем точно рассинхрон пойдёт и тогда опять сляжешь. Но если бы не Буча, я б точно не выжил.

Буча стрекочет. Почему-то мне кажется, что ещё немного и она заговорит. Вот как в сказке прямо, человеческим голосом.

– Тише ты, неугомонная… – Тимоха чешет тень и та прикрывает глаза. – Так… ты о чём хотел-то поговорить?

– Проще сказать, о чём не хотел, – ворчу, потому что и вправду слишком много всего. И прыгаю с одной темы на другую зайцем бешеным. Надо систематизировать это всё как-то. – Ты… скажи, тебе в голову никогда не приходило, что отец так поступил… почему он так поступил? На первый взгляд этот побег вот… и любовь его вдруг да случившаяся. Все умерли, а у него любовь.

Взгляд у Тимохи тяжелеет. Вот сейчас скажет, что это не моего ума дело, что… в общем-то, возможно, где-то и будет прав. Только…

– Опасные вопросы задаёшь, Савка, – братец со вздохом поднимается. – Пойдём… прогуляемся. Воздух хороший. Примораживает вон слегка… зима скоро. А зима – время затишья. Они её не больно-то жалуют, тени. На Севере, к слову, пробои редко случаются. И чем холоднее, тем реже… вот на Аляске, говорят, и вовсе не бывает. Но может, не от холода. Тамошние шаманы многое умеют. Я читал дневники одного путешественника. Не из наших, англичанин, но толково писал. Интересно… жаль, что из последней экспедиции не вернулся. Слыхал про «Террор»? Корабль…

– Тимоха…

– Идём, – это прозвучало очень жёстко. Почти приказом. А следом. – Там корабля два было, но название второго напрочь из головы вылетело… известная история. Отправились искать Северный путь и сгинули, будто их и не было^[4]. А ведь Франклин… точно, видишь, вспомнил, Франклин не в первый раз ко льдам ходил. Опыт был немалый^[5].

Идём вдоль пруда.

К ограде?

Точно… дом окружён стеной, и если там, с парадной части, от стены осталась лишь основа, на которую присобачили приличного вида чугунную решетку, такую вот, с извивами и цветочками, то здесь стена поднималась выше моего роста, серая, сложенная из валунов.

Перед этой стеной клубится колючий шиповник. Или это не шиповник? Огромные плети с шипами, длинною в мой палец. Жухлые листья ещё виднеются в переплетениях их. И совсем уж редко выглядывают из темноты мелкие красные ягоды, уже побитые морозом.

Ну и какого, спрашивается…

Глава 7

Склад изделий Российско-Американской мануфактуры предлагает Carnet de bal самого изысканного виду с инкрустацией и страницами из слоновой кости по чрезвычайно приятным ценам. Большой выбор и возможность изготовления по персональному заказу.

«Ведомости»

– Погуляй, – велел Тимоха, и тень послушно скользнула вперед, скрываясь в колючей стене. И как по мне, эта будет куда надежней каменной. Впрочем, Тимоха, остановившись, огляделся и рукой махнул. А ветки взяли и расступились.

Что за…

– Ещё в детстве мы сюда бегали, – пояснил он.

На тропу я ступал не без опасения.

Уж больно ненадёжною она казалась. Такая ниточка, что пробирается меж огромных, иные с мою руку толщиной, ветвей. Седые иглы растопырились, и вот прям вижу в них готовность проткнуть моё такое мягкое и беззащитное тельце.

– Дай, – Тимоха протягивает руку. – Ладонь. Познакомлю.

И подносит её к шипу, о который распарывает. Кровь в сумерках тёмная и, скатываясь по коре, впитывается в неё же. Так себе… растеньице.

Своеобразное.

– Что это такое?

Ветви слабо движутся, потрескивая и пощёлкивая, будто переговариваясь друг с другом. Скрип их давит на уши, и находится здесь неприятно.

Я заставляю себя стоять, когда колючая плеть касается головы.

Вторая цепляется за брюки и… если сдавят, то раздавят на хрен. И иголочками…

– Призрачный тёрн, – говорит Тимоха так, будто это что-то да объясняет. – Это растение, которое меняли… в общем, когда подрастёшь, чуть с силой освоишься, то и увидишь. Не все, конечно, но есть такие и растения, и животные, которые могут… меняться. И сами собой, и под направленным воздействием. Правда, второе вот для животных редко… всё ж не выдерживают они.

Слушаю.

И чувствую, как тонкие стебельки щекочут шею.

– Этот тёрн, если деду верить, посадили ещё когда только-только дом поставили. Защитой… ну и в целом…

Ага, если он вот так шевелится, то защита может быть вполне приличною.

– Времена тогда были тяжёлые. Граница только-только наметилась, ну и лезло из-за неё всякое-разное. А он неплохо справлялся. Ему что люди, что твари – разницы особой нет. Всех потребит при нужде. Потом уж особой нужды-то и не было, но и не выводили.

Тимоха развернул ладонь. И тяжёлый побег лёг поперек неё, даже и шипы обложил, прижал к стеблю. Это как оно? Ладно, потом разберусь.

– Он на кровь настроен… ну и так-то… дружка своего можешь привести, но лучше пока не надо.

– Что-то… не так?

– Всё не так, Савелий. Всё… и твои вопросы… не задавай их в доме.

– Почему?

– Потому что людей в нём многовато.

Многовато? Как для такой громадины, то даже наоборот. Пара лакеев, тройка горничных, кухарка с помощниками. Гвардейцы, но те больше в пристройках, в дом не суются.

– Когда… случилось несчастье… – Тимоха хлопнул по ветке, и та приподнялась. – Погибли не только наши родичи, но и все-то, кто был в доме. А были – слуги, из числа родовых, те, которые не десятилетиями, а веками Громовым служили. Гвардия… да почти вся, кроме тех, что в дозоре или вон в иных местах.

Это я слышал.

Хотя…

Туплю. Как есть туплю. И от осознания глубины своей тупости охота башкой о ветку побиться.

– Ты не доверяешь новым?

– Именно, – Тимоха кивнул. – Идём, тут шалашик есть.

Ага.

Шалашик.

Такой себе… шалашик. Из толстенных, даже не с руку – с ногу мою стеблей, покрытых тёмною, в наплывах и потёках, корой, сплетшихся так прочно, что, можно сказать, сроднившихся в одно целое. Беседка? Дом? Что-то третье?

– Мы тут в детстве играли. Прятались от наставников… правда, за такие шутки потом прилетало розгами да по заднице, но… все-то знали, что здесь можно было укрыться.

Тимоха наклоняется. Он слишком велик, чтобы просто войти. Но дом этот изнутри оказывается весьма просторным.

– Осторожно, тут порог… – Тимохино предупреждение запаздывает. – И лестница.

Он успел подхватить меня.

Лестница в четыре ступеньки уходила под землю.

– Тут пол на корнях, мы расширяли, думали тайник сделать… сделали. Смотри, – Тимоха положил руку на стену. – Тёрн не так разумен, как Тени, но в целом способен воспринимать простые команды. Прикажи зажечь свет.

Тоже кладу ладони.

Давлю ими и мысленно, скрежеща мозгами от натуги, пытаюсь приказать. Да будет свет… и по узловатым стеблям от моих ладоней расползаются тонкие нити. Свет? Натурально? Как… хотя… главное, что есть. С потолка, что выгибался этаким шатром, свисают тончайшие нити, а уж на них связками мелкие то ли ягоды, то ли ещё какая фигня, главное, что и она источает ровный свет.

– Можно приказать и он закроет дверь. Тогда сюда никто не войдёт, – Тимоха стоит, опираясь на стену. – Тут…

Указал на противоположную стену, вдоль которой вытянулись плетеные короба.

– Одеяла. Запас еды. Простой. Сухари. Сало. Сушеное мясо. Хватит, чтобы продержаться пару недель.

– Тимоха…

Он мотнул головой:

– Мне неспокойно… что-то да будет. Анчутковы зря приезжали.

А ещё недавно он был в обратном уверен. Хотя… если кто-то очень сильно не желал Громовым счастья в их семейной и личной жизни, и в целом в жизни, то этот кто-то вполне может обеспокоиться потенциальным усилением.

– Огня бояться не след. Даже если дарник шибанёт, то обойдётся. Молодые побеги выгорят, конечно, но старые поглотят и пламя, и силу. Он в целом силу любит… под корнями… сюда иди.

И снова не обходится без крови. На сей раз Тимоха, опустившись на четвереньки – сидеть на корточках у него не получается – рисует моей кровью какие-то символы, бросив короткое:

– Запоминай.

А я что? Я запоминаю.

И потом повторяю. Раз за разом, пока не начинает получаться. И потом всё одно повторяю.

– А теперь добавляешь силы…

И пол вздрагивает. Ещё недавно казавшийся монолитным, он вдруг приходит в движение. Толстенные стебли шевелятся, трутся друг о друга, расступаясь, высвобождая проход.

– Выводит он к реке… но если вдруг, то сразу не пользуйся. У реки точно будут ждать.

– Кто?

– Если бы я знал, Савка… надеюсь, что блажь это. Или там… старею. Болею. Вправду с ума схожу. Вот и предчувствия дурные… в общем, ты, главное, запоминай.

Запоминаю.

– Туда, извини, не полезу… не уверен, что сил хватит выползти, – Тимофей садится, скрестивши ноги и хлопает по полу. Дыра затягивается.

– И об этом… знали? – я осматриваюсь совсем иначе.

Шалашик?

Ага. Бронированный и с запасным выходом. Скорее уж сейфовая комната.

– Знали.

– Все?

– Все, кто нашей крови…

То есть, дедов брат, его сыновья, мой покойный ныне дядя со своею семьёй. И ещё десяток-другой человек, что просто-напросто неизбежно. Не сомневаюсь, что в этот домик таскали друзей и приятелей.

– Почему… – я касаюсь стены. А та тёплая. Живая и тёплая, и на прикосновение отзывается. – Почему никто не воспользовался?