Когда бумаги были уже все оформлены, они оставили Сашу в холле госпиталя и пошли в процедурную для сдачи крови, и вот тут Аким и задаёт сыну тот самый вопрос, из-за которого он, в общем-то, и пожаловал в госпиталь:

– Юрка, так что, Савченко-то умер?

– Да, бать, – отвечает сын и продолжает: – Я сам его не лечил, он в спецотделении лежал, в регенерации, меня туда и не пускают ещё, но на утренней планёрке, пару недель назад вроде, главврач сказал, что скончался. Тромбофлебит и сердечная недостаточность.

Нет, ну, Аким, конечно, не думал, что тот странный тип из башни, как его там… Юрасик… да, Юрасик… стал бы ему врать – хотя почему бы не стал? Может, и стал бы. Ведь один крепкий мужичок из той же башни предлагал купить коробки Савченко. Обещал хорошую цену. Да… хорошую цену. И что теперь ему было делать? Савченко нет. Калмыкову и Ряжкину нужны деньги. Вынь да положь им сто целковых. А из тех денег, что ему дала Елена, из восьмидесяти рублей, он потратил тридцать ещё в Преображенской. На одежду для Юнь и для себя, на гостиницу, на обеды, побрякушки всякие…

В общем, теперь все эти мысли не покидали ни пока он сдавал анализы, ни пока его прогоняли через рентгены и томографы.

Потом, когда он наконец вышел к Сашке, то сказал ему:

– Саня… знаешь, в полк я сегодня не пойду. Неохота что-то… Завтра.

– А что, и не надо, – сразу согласился Каштенков. – Давай в чайную?

– Давай, только сначала лодку на пирсы отгоним, а то она у меня на берегу возле дома.

Так и решили сделать, а едва Сашка увидал лодку, так и ахнул:

– Ядрёна тина… Ты глянь! Побили, значит, лодчонку тебе?

– Побили, – бурчит Саблин. – Давай, толкай.

Они столкнули лодку с прибрежного ила и с грязными сапогами залезли в неё. Аким завёл мотор, а Каштенков стал его уже как следует раздражать причитаниями:

– Корму пробили, и дно… и борт вот тоже. О… всю побили… А какая лодка была.

– Да знаю я всё лучше тебя, чего ты мне всё это опять перечисляешь? – недовольно бурчит Аким.

– Вот тебя если послушать… так вы по болоту ехали, а в вас постреляли немного, и вы постреляли немного, только тебя чуть тюкнуло по затылку да по руке задело; а если смотреть на тебя, а потом твою на лодку… то ясно становится, что вас там на болоте в клочья рвали, – разумно рассуждает младший урядник Каштенков. И снова сокрушается: – Эх, как жалко. Такая лодка была… Одна из лучших в станице.

– Саня, заткнись ты уже, а? – злится Саблин, которому эти слова как нож в сердце. Он и сам всё видит. Вроде пока ехали по болоту с Васей и Денисом, думал, что ничего страшного, лишь бы до дома лодка довезла, а тут… Глядеть тяжело: вся лодка в сварке.

Но товарищ не заткнулся, а лишь сменил тему и, как ни в чём не бывало, стал рассказывать, что слышно в полку и как идёт формирование шестой сотни.

– На всю роту шесть грузовиков выделяют, – говорит он. – По штуке на взвод дают, ещё один миномётчикам… Один на штаб сотни Уварову.

– Угу, – бурчит Саблин; он согласен, пусть Сашка лучше про грузовики рассказывает. И ведёт лодку вдоль берега к уже виднеющимся пирсам, у которых, как всегда, крутится много казаков и местных мальчишек.

– Грузовики уже на той неделе придут, – и тут он вспоминает: – Слушай, а вот БТР нам во взвод уже прислали, так прислали не новый, а из второй сотни, на нём и цифры их написаны. Я сказал водилам наши нарисовать. А потом я узнал, что он после капремонта, на мину наскочил сначала, а потом как встал, рядом с ним китайцы вдарили снарядом, в общем, битый весь, весь заваренный, как твоя лодка…

«Вот дурак!».

Саблин злится на товарища, но ничего вслух ему не говорит.

Глава 4

Всякому человеку хоть иногда хочется, чтобы другие люди проявляли к нему уважение и интерес. Вот и у простого болотного казака Дениса Калмыкова такое желание случалось. И тут как раз выдался ему повод покрасоваться. Именно в этот день, когда все остальные станичные, его однополчане и люди, промышляющие рыбу в болоте, стали проявлять к нему неподдельный интерес. Стоило Денису появиться в чайной, как другие казаки, что с утра обсуждали в заведении свои уловы и иные важные дела, стали звать его, человека, не избалованного вниманием, к себе за столы. Но так как со всеми желающими он посидеть никак не мог, казаки сдвинули столы и усадили Калмыкова во главе. Усадили и стали ему подносить и спрашивать: а ну, Денис, рассказывай, куда с Саблиным ходили? Что делали? Как вы от переделанных отбились? В общем, о том, что Аким с товарищами ходил на Камень, а на обратной дороге встретил нелюдей, в станице уже все знали. Видно, с первой заставы уже пришла радиограмма в полк. И Сашка сразу разобрался в ситуации:

– О… дружок твой… уже готовый, кажись, – говорит он, увидав, как Калмыков, улыбающийся и красный, машет им рукой, мол, идите сюда. Да, кажется, Денис уже крепко выпил.

Конечно, все, сидевшие в чайной, стали смотреть на вошедших, и в первую очередь смотрели на него, на его голову, всё ещё в бинте.

– Аким, а с головой что? – спрашивает кто-то из казаков из-за стола, что был справа от двери.

– Да нормально, жить буду, – отвечает Саблин и идёт дальше к столу, за которым был Денис. А стол ломится от закусок и выпивки. Казаки уже разгорячились. И почему-то Акиму всё это веселье не понравилось. Он подошёл к казакам и, поздоровавшись, сказал Калмыкову:

– А ты что тут празднуешь-то?

– Да вот с товарищами… мы это… поговорить сели… – как будто оправдывается Калмыков.

– О, – сразу оживились выпивохи, что потчевали Дениса. – Начальство пожаловало!

– Уж и попраздновать казаку нельзя! Выпил бы с нами, Аким.

– Ему теперь нельзя, не положено. Он теперь командир взвода.

– Пошли, – говорит Саблин Калмыкову, не слушая подвыпивших балаболов. – Провожу тебя до дома.

Денис особо и не противится, только долго ищет свою фуражку, потом наконец находит её и встаёт: ну пошли.

Его видавший виды квадроцикл тут, у чайной. Каштенков едет с ними.

– Ты сильно не гони, – просит Саблин товарища, видя, что тот и вправду «хорошо взял».

– Я тихонько, – обещает Денис и ведет квадроцикл не спеша.

Так они доезжают до самого края станицы; до болота тут уже далеко, воду качать сюда затратно… Естественно, что растительность на участках… ну, скудная, что тут сказать. Хатки все низкие, как пришибленные, и панельки солнечные везде старенькие, с низким КПД. У одной такой пришибленной хатки с невысоким, неровным забором Денис и останавливает свой квадроцикл под навесом.

– Зайдёте в гости, может? – Калмыков не предлагает, он скорее просит.

– Ну зайдём, – удивляя своего зама, соглашается Аким.

– Маша! – сразу кричит Калмыков, открывая перед казаками дверь. – Маша, гости у нас!

Суета, малые дети, их четверо – те, что постарше, видно, в школе – прибежали смотреть на гостей. Всё в доме старое, но в общем чистенько. Душно здесь, но откуда тут быть прохладе, если кондиционер больше гудит, чем нагоняет холода. А ещё – вот этого Саблин не жаловал – лампы все тусклые.

Мария, худая и немного испуганная баба, старалась что-то собрать на стол, а что там соберёшь, если у тебя столько ртов, а тыква и кукуруза вся вялая без воды. Ни сала, ни яиц в доме нет. Вяленая дрофа – видно, Денис добыл в песках – да улитки, несколько штук. Водку, правда, нашла, полграфинчика. Казаки сели за стол, выпили по одной, немного поговорили с хозяйкой насчёт детей, да и собрались уходить. Денис хотел разлить ещё по одной, но Саблин ему сказал, накрыв свою рюмку ладонью:

– Хватит, завтра трезвым будь, я с утра в полк пойду, потом, как освобожусь, – думаю, к полудню – соберёмся, ты, я и Вася, и все наши дела обсудим.

– Ага, – соглашается Калмыков и ставит графин на место. – А где?

– Да в чайной, где ещё, или в столовой, в полку…

***

Но посидеть-то товарищам надо. Не только Сашка хотел слышать про приключения Саблина в болоте, Аким и сам хотел знать, что происходило в станице и как шли дела с формированием шестой сотни, особенно ему хотелось знать, как себя ведёт его новый-старый командир. Они уселись за свободный стол, никого звать не стали, хотя казаков, хороших их знакомцев, в этот час собралось в чайной уже немало. Нет, поздоровались с товарищами и сели особняком. Заказали себе немного водки, а Аким решил расщедриться, заказал ещё два пива. Ну а как… Саня за него, почитай, две недели отдувался в роте. Как сделали заказ, Аким и интересуется у товарища:

– А Короткович про меня не спрашивал?

– Да как же, не спрашивал! – Каштенков даже засмеялся. – Каждое совещание, каждую оперативку начинал с тебя, – тут он принялся изображать сотника Коротковича. – А что, командира первого взвода всё ещё нет? Младший урядник, когда же мы увидим прапорщика? Когда он соизволит в сотне появиться? Вы не знаете?

– Ну, – Аким берёт стакан с холодным пивом прямо с подноса официантки.

– Что «ну»? – Саша берёт свой.

– Ну а ты ему что?

– Да а что я ему? Что я ему могу сказать: не могу знать, ваше благородие. Откуда мне ведомо, когда ты из болота вылезешь? Я на твоём месте вообще все эти катания по болоту отложил бы, пока сотня не укомплектуется. Там дел… – Сашка отпивает пива и машет рукой, – делать-не переделать. Я всё оборудование: рации, РЭБ, снарягу – на склад принял по описи.

– Посчитал хоть? – спрашивает у товарища Саблин. – А то будет как с минами в прошлый раз.

– Посчитал, посчитал, – убеждает его Саня. – И БТР принял. Боеприпасы ещё не принимал, а тяжёлое оружие будут уже по комплектации личного состава выдавать, так вот Короткович мне каждый день говорит: давай список личного состава, давай список… – тут младший урядник поднимает рюмку. – А списка нет, к нам во взвод и двадцати пяти человек ещё не записалось.

– А кого не хватает? – Аким тоже берёт рюмку.

– И штурмовых не хватает, и снайпера, первого номера у нас ещё нет… И стрелка на БТР нету… Ну, давай… – он подносит свою рюмку к рюмке Саблина.

Они чокаются и выпивают. Сашка закусывает и продолжает:

– Хотел Горлочёва позвать, Андрея, первым номером, так он узнал, что зову его в первый взвод, говорит: нет, не пойду, – и ещё он добавляет, подумав и понизив голос: – А ещё мне думается, что не хотят казаки идти в сотню к Коротковичу.

И это заявление, в общем-то, имеет смысл. Короткович считается командиром жёстким, из тех, что «любой ценой». И идти к такому в ударный взвод… ну да… желающих будет немного.

– Ну и хорошо, что Горлочёв не пошёл, – говорит Аким – дескать, не очень-то и хотелось – и начинает ковыряться в закусках.

– Хорошо? – удивляется Каштенков. – Чего хорошего, он снайпер-то неплохой. А у нас только молодой Валенцов, второй номер. Сын Серафима Валенцова. Неопытный, один призыв всего у него.

– Горлочёв, – отвечает ему Аким, – больно важный, нам бы кого попроще.

– А, ну это – да… важный… водится за ним такое, – тут с ним заместитель соглашается. – Но всё равно, Аким… Не идёт к нам народ. Все три взвода в сотне укомплектованы, ну почти… А наш нет. Конечно, Короткович будет злиться. Его можно понять, ему Волошин, командир второго полка, по шапке даёт.

И это как раз Саблина не удивляло. Первый взвод в сотне, как и первая сотня в полку, считаются самыми боеспособными. Как где тяжко, так туда сразу направляют первый номер. Надо плотную оборону прорывать, опять она же. Потери в первых взводах всегда выше, чем во всех остальных, люди всё это знают, вот и не идут.

– Ладно, – наконец говорит он, – завтра поговорю с Коротковичем, а там уже и видно будет. Не волнуйся, Саня, соберём мы взвод как-нибудь, – заверяет Аким своего зама.

– Да я особо и не волнуюсь, – говорит Каштенков и посмеивается, – я волновался, пока тебя не было, а теперь чего мне волноваться, я зам, теперь это уже твоя забота.

Он снова берёт своё пиво и с удовольствием отпивает из стакана.

***