В кассе, отстояв очередь, – как много музыкантов у нас в стране, я оплатил требуемую сумму, вернулся обратно в отдел и, забрав свой аккордеон, направился было к выходу, но замер. В дверях стоял Братский и, улыбаясь, разглядывал меня.

– О, доброго дня, Олег Игоревич. Какими судьбами? Только не говорите мне, что вы тут случайно оказались, ни в жизнь не поверю.

– Здравствуй, Макс. Ты прав, не случайно.

– Развейте мое любопытство. ГРУ или КГБ?

– Хм, быстро ты меня вычислил. А как сам думаешь?

– Не так и быстро, честно говоря. К концу нашей встречи там, в детдоме. Иначе я бы себе не позволил лишнего в нашей беседе. Я так понимаю, именно этим обусловлена наша сегодняшняя встреча?

– Да, хотелось бы поговорить. Тебе придется пройти в нашу машину.

Почувствовав движение сзади, я обернулся и посмотрел на двух крепких парней, они вышли из разных залов, отрезая мне дорогу назад, но не подходя.

– По музыкальным магазинам вычислили?

– Ты очень умный парнишка, – улыбнулся Братский. – Когда я вышел из детдома, то отдал приказ установить за тобой наблюдение. Но ты ушел до этого, почти сразу после меня. Зная о твоем подарке, кстати, действительно гениальный мальчишка, ты знал, кому дарить, я и решил, что прежде чем ты отправишься на море, захочешь купить себе новый инструмент. Деньги у тебя всегда откуда-то появляются, что тоже вызывает подозрение. Дальше дело техники и, как видишь, мы с тобой встретились.

– Вы так и не сказали, откуда вы.

– А это так важно? – спросил тот и повел подбородком, явно отдавая какой-то приказ.

– Да в принципе, нет, – быстро выхватывая из-за пояса пистолет и взводя оружие, сказал я. – Все замерли. – Вы двое, к этой стене… руки выше! Олег Игоревич, пройдите туда же.

Кроме нас, в холле было шесть человек, из них один продавец, тот самый, из струнного отдела, и пятеро явно покупателей. Ладно, хоть детей не было. Одна из женщин было взвизгнула, но тут же испуганно замолчала, и я их отогнал к той же стене, но велел встать немного в стороне.

– Откуда у тебя оружие? – выполняя мой приказ, спросил Братский, неторопливо двигаясь к стене. Я сделал два шага назад, чтобы между нами было больше расстояния.

– Олег Игоревич, вы как ребенок. Любой, кто умеет копать и научится работать щупом, может накопать себе сколь угодно оружия. Мне вот в пионерском лагере делать было нечего, заскучал, покопал и нашел такой вот перспективный экземпляр. Под Ржевом действительно шли страшные бои, теперь я это точно знаю. Даже два танка в лесу нашел.

– И стреляет после лежания в земле? – восхитился тот, нисколько не теряя самообладания.

Пистолет, находившийся на высоте живота, грохнул выстрелом в моей руке, тот продавец, что меня явно сдал, со стоном ухватился за плечо, и осел на пол. Задумчиво осмотрев пистолет, я перевел взгляд на Братского.

– А вы знаете, стреляет. Может, еще раз проверить?

– Одной демонстрации вполне достаточно, – поспешно сказал Братский. Вот теперь веселость слетела с него, и на меня смотрел натуральный волчара, аж холод по спине.

– Теперь вы все трое достаете табельное оружие, аккуратно за рукоятки кладете на пол и толкаете ко мне. Не волнуйтесь, забирать не буду. Проблем по службе вам не устрою.

Как только те выполнили, я велел поднять полы пиджаков и по очереди покрутиться под моим взглядом.

– Ну что же вы, Олег Игоревич, про второй пистолет не сказали? Давайте его тоже сюда.

Как только у меня под ногами очутились четыре единицы огнестрельного оружия, я затолкал их ногами в угол к урне и, присев на корточки, положив ТТ на колени, достаточно быстро разобрал. Три макаровых и одна беретта. Все детали, включая вылущенные из магазинов патроны, я побросал в урну. После этого вернувшись и встав в шести метрах от строя заложников, спросил у Братского:

– Скажите, Олег Игоревич, я так понимаю, на меня теперь начнется настоящая охота?

– Я же говорю, что ты вполне умен, хотя ты и нашел способ заставить нас засомневаться в этом, – демонстративно посмотрел тот на раненого продавца. Две женщины с моего разрешения уже наложили тампоны из платков и почти остановили кровь.

– Теперь при попытке моего захвата, а я точно буду сопротивляться, может и до стрельбы дойти? Не хотелось бы. Я так понимаю, ваш интерес ко мне строится на том принципе, что я слишком много знаю, что простой ребенок, да еще детдомовец, знать не должен, я прав?

– Да.

– И забрав меня, думаю, что обратно в детдом вы меня не отпустите, даже узнав правду. Так вот, для того чтобы вы даже не думали стрелять в меня и пылинки сдували, я поясню, откуда у меня такие знания. Думаю, прояснит ситуацию мой год рождения. Я родился в две тысячи втором году в городе Москве, в государстве Российская Федерация, а уже в две тысячи шестнадцатом меня убили, выкинув из окна квартиры на семнадцатом этаже. Как я попал в этот мир, я думаю, вы знаете.

– Озеро с вышкой, – настороженно меня разглядывая, медленно сказал Братский.

– Именно. Хотелось бы дать намек, с любым человеком можно договориться, я не исключение, силой от меня сложно чего-либо добиться. Кстати, мне тут нравится, добрые и спокойные люди, светлые, я таких и не встречал никогда. В той жизни тем более. Детские дома тут очень хорошие. Правда, само государство мне не сильно нравится, в основном из-за дерьмовой политики, а вот улучшение жизни граждан, это да, тут вы молодцы. Хотя можно было и лучше.

– И что, в будущем по-другому? – криво усмехнулся Братский.

– Для примера, в будущем был реальный случай, новенький воспитатель изнасиловал одну из наших девчат. Каков был ответ, как думаете?

– Вызов милиции, арест и суд?

– Мы его не сдали полиции, милиции у нас уже нет, преобразовали. Облили бензином и подожгли. Он так и носился по двору, пока заживо не сгорел. Никто его не тушил. Поджигали мы, не старше двенадцати лет, чтобы уголовного наказания не было. Дело развалилось, менты нас не тронули, хотя об этом случае долго писали газеты. Называли зверенышами. Ну и как вам сравнение?

– Мне такое будущее не нравится.

– Знаете, после попадания в шестьдесят девятый год, мне тоже оно разонравилось. Я уже обвыкся здесь, мечты исполняются, не так ли, Олег Игоревич? Кстати, не смотрите в окно, тут отличная звукоизоляция и выстрела никто не слышал. Это, кстати, ваш стукач, что меня сдал, сказал, прямо так и сообщил, когда я гитару пробовал. Мол, играй, как хошь, тут отличная звукоизоляция, хоть стрельбу устраивай. Я его за язык не тянул. Ладно, время тратить не будем, у меня слишком большие планы, а день идет к концу. Попрощаемся.

– Подожди, – сделал полшага вперед Братский. – Что значит Российская Федерация?

– То и означает, что развалился Союз в девяносто первом на множество республик, а Россия осталась демократическим образованием. В народе даже анекдот ходил. Мол, американцы разработали десятилетнюю программу развала Советского Союза, потратив на это несколько миллиардов долларов, а коммунисты сами развалили его за полгода. Вот такие пироги. Я вам больше скажу, в Союзе коммунистов не осталось, только приспособленцы, все настоящие коммунисты легли на фронтах Отечественной войны, первыми поднимаясь в атаку, так и полегли, а те, кто в тылу отсиживались, выжили. Нет у нас генофонда, мразь одна в верхах.

– Кто?

– Развалил? Горбачев Михаил Сергеевич. Ваш Брежнев сам его ввел в члены Политбюро ЦК КПСС в конце семидесятых, самым молодым считался, а когда он после смерти Черненко занял пост генсека, то и начал творить. За несколько лет народ так оголодал, даже продукты пропали с полок магазинов, что развал Союза был встречен с радостью. Устал народ. Танки расстреливали правительственные здания, где засели последние коммунисты. Те из окон прыгали с партбилетами в руках, погибали, но не сдавались. Демократия победила. Потом, когда народ понял, что такое демократия, дернулись, да поздно было. Кавказ в гражданской войне, везде националисты режут русских, сотнями тысяч гибли или бежали в Россию русские из этих отделившихся республик. Потом власть взял Борис Ельцин, из правления Москвы. Сжег партбилет и повел народ дальше в пропасть. В народе получил кличку Борька-алкаш. В общем, безвластие, приоритеты молодежи поменяли, все пацаны хотели стать бандитами, девчата проститутками. И становились, что примечательно. Профессора закрытых институтов и университетов просили милостыню в переходах, те, кого выкинули из квартир, жили на вокзалах, в подъездах и подвалах. Чтобы прокормиться, рабочие заводов ездили в Турцию или другие страны, закупали дешевые товары и продавали на рынке. Железный занавес рухнул, можно ездить куда хочешь, однако денег у народа уже не было. Но лучше всех устроились именно те коммунисты-приспособленцы, что и устроили развал, да их детки… Интересно, да? Не буду больше рассказывать, и так при свидетелях много наболтал. Если будет еще одна встреча, продолжим.

Причина, почему я прервался, была в том, что в магазин входил очередной покупатель. Когда я замолчал, он прошел тамбур и оказался в холле. Удивленно дернулся, обнаружив стоявших у стенки людей с поднятыми руками, лежавшего в крови мужчину, ну и меня с пистолетом в руке.

– Пройдите к стенке. Волноваться не надо, я сейчас уйду, а у вас возраст, да еще, похоже, вы сердечник.

Старичок, что и был тем самым посетителем, постукивая тростью и держась за сердце, прошел к стенке, где я разрешил ему присесть на край бетонного горшка с фикусом.

– Песни, получается, не твои?

– Даром создания не обладаю. Благодаря совершенной памяти я занимался натуральным плагиатом. Эти песни будут написаны позже. Кстати, песня «День Победы» в семьдесят пятом заняла первое место на конкурсе. Еще перед уходом… я ведь что угодно наболтать мог, а проверить сложно. Даю такую возможность. Предатели, что работают на иностранную разведку. Их больше двух десятков, из них два генерала. Сообщу имя одного. Генерал-майор Поляков, сейчас полковник ГРУ. По собственной инициативе в шестьдесят первом году пошел на сотрудничество с ФБР, получил псевдоним «Топхет». По имеющемся сведениям, за период с тысяча девятьсот шестьдесят первого по восемьдесят шестой год передал ЦРУ информацию о девятнадцати советских разведчиках-нелегалах, действовавших в западных странах. О ста пятидесяти иностранцах, сотрудничавших с разведслужбами СССР и примерно о полутора тысячах действующих сотрудников разведслужб СССР. Это не считая двадцати пяти ящиков секретных документов. В восемьдесят шестом году был арестован, в восемьдесят восьмом году по приговору суда расстрелян за измену родине. Работайте, товарищи… Ах да. Оставьте мне почту для связи, возможно, я на нее буду присылать некоторую информацию.

Положив блокнот на пол, я толкнул его к Братскому. Тот пребывал в изрядно задумчивом состоянии, но блокнот принял, вытащил из держателя карандаш и быстро начеркал несколько строк. После чего таким же манером отправил блокнот обратно. Проверив записи на разборчивость, я убрал его обратно в карман.

– Помните, Олег Игоревич, со мной можно договориться. А теперь прощайте.