Преодолевая содрогание, я встал и стиснул зубы так, что заболели челюсти. Мой мир рухнул в пропасть, а «Золотой Дрейк» продолжал стоять на потрескавшейся, покрытой солью равнине. Надо убираться, только сначала надо взять с собой останки, чтобы можно было провести человеческий обряд погребения.

Я знал, что надо жить дальше. Сейчас трудно, а завтра будет только хуже, потому что смерть и безнадёга тут – главные повелители. Я был готов двигаться, скорее по инерции, чем по собственному выбору. Но это всё понимал разум. Холодный, логичный, расчётливый, а сердцу было необходимо, наконец, поверить. Принять… И предаться скорби.

Как бы там ни было… Надо позаботиться о её останках. Необходимо как-то сопроводить её в последний путь. И, самое главное, надо разобраться, почему мир оказался таким жестоким. Я, конечно, сам далеко не ангел. Если же разбираться досконально, я совсем не ангел, а как бы не наоборот. Внутри бушевала буря, состоявшая из разнонаправленных эмоций, таких как горечь, скорбь, тоска и ярость, но… Но с этим я потом разберусь: когда будет время для этого, когда все дела сделаю, если, конечно, доживу до этого момента.

Вместе с Соболем мы вынесли останки Светланы, чтобы оставить внутри разбитого спасательного модуля только пустоту и горькую память. Несколько шагов – и я снова оказался под открытым небом с его ледяной пустотой и злым, пылающим абрисом чёрной дыры, некогда бывшей нашим Солнцем. Под ногами хрустела соль, вокруг бесплодной долины высились блеклые, словно выгоревшие, скалы, отражая полное отсутствие надежды.

Через мгновение я поднял голову к лиловому небу, чувствуя, как дико хочется заорать, да так, чтобы содрогнулся Трон Вечности. Но у меня осталось лишь молчание.

Как мешок с прахом супруги оказался в одном из моих крипторов, я не запомнил. Соболь решил, что оставлять такой ценный актив, как спасательный модуль, пусть и разбитый, будет через чур расточительным. Ещё сутки после посадки мы занимались тем, что собирали разбросанные по долине обломки, сорванные детали обшивки и крепили капсулу на палубе «Золотого Дрейка».

Всё было верно. Случившаяся полвека назад трагедия не отменяла того, что нам требовались редкие сплавы и другие компоненты из нашего времени и мира.

Я не мог находиться рядом с людьми, потому призвал из Руны своего Обжору и отправился на нём на поиски обломков. Ами и Чор собирались отправиться со мной, но их компания тяготила, поэтому мы бродили вдвоём с верным паразавром. Нехитрый поток простых мыслей преданной животины, шедший фоном, немного отвлекал от произошедшего, маскируя тоску и скорбь.

Наконец, всё было закончено, и мы с Обжорой вернулись к «Золотому Дрейку». Никто из команды старался даже не смотреть на меня, им всем хватило такта, чтобы оставить меня наедине с моим горем. И они все были правы. Сейчас я был не в себе. Со мной лучше было не заговаривать и хорошо бы совсем не трогать. Лишь Ами мельком бросила на меня взгляд, полный сожаления и сочувствия, но я не смог даже кивнуть в ответ – слишком много всего перекипело и вспенилось в голове. Перекипело – и сгорело до тла, оставив после себя сосущую пустоту.

Так закончился наш злополучный поход за моей супругой. Вместо радости от её спасения я обрёл тяжёлую, невыносимую правду. Сердце внутри превратилось в льдину, я знал, что никогда не забуду этот миг внутри спасательной капсулы, где меня ждала моя жена – на полвека позже, чем нужно. Все усилия и надежды оказались напрасны.

После завершения всех дел, придуманных Соболем, «Золотой Дрейк» наконец-то величественно и неторопливо взмыл в глубины лилового неба Единства.

Оставшись в каюте один, я обессилено упал на койку. Впереди предстоял путь назад, такой же нелёгкий как мы проделали сюда. Сказать, что я был без сил – ничего не сказать. Нет. Физически со мной всё было в полном порядке, но внутри развернулась во всю ширь чёрная дыра отчаянья.

Достав из криптора личные вещи Светланы, я долго держал в руках её криптор, не решаясь его активировать, а когда решился… Внутри оказался её журнал.

Пока я пытался дышать ровней, из динамика послышался знакомый женский голос. Голос из прошлого. Светлана говорила прерывисто, вроде как каждый день включала диктофон, фиксируя происходящее, как делала, когда ей было необходимо произвести вскрытие. Она застряла в капсуле после аварийной посадки, окружённая хищниками, напавшими, когда она попыталась покинуть спасательный модуль.

260.

В описании инсектоидных тварей без проблем опознавались отродья Червей. Светлана спокойно говорила о том, что даже табельный однокаскадный пистолет АПГ не с первого выстрела берёт многих из них.

Она действовала правильно, нигде не поступив иначе, чем я сам бы поступил. Проблема была в недостатке ресурсов. Всего две сотни игл запаса исчерпались очень и очень быстро.

«Каждый день пытаюсь прорваться, – говорил и говорил её голос, – но их слишком много. Я не могу отойти достаточно далеко от капсулы за светлое время суток. Прости меня, Кир… Может, я просто недостойна спасения. Не хватает сил позаботиться о нашем сыне…»

Я лежал и слушал, как она день ото дня теряла остатки надежды, а с ними – и силы. Последние фразы писались уже слабым голосом, будто она старалась убедить сама себя, что я когда-нибудь услышу эту запись и пойму, что она не сдавалась без боя. Света извинялась.

А потом записи обрывались: резкий треск и тишина, мёртвая, как долина вокруг капсулы.

Я хотел бы сказать, что знал, как справиться с этой новостью. Но отчаяние и горе переполняли меня. В груди поселилась пустота. Я не сводил глаз с обручального кольца: моя прекрасная, храбрая Светка погибла, в этой железной крысоловке много-много лет назад, а я пришёл за призраком.

В памяти всплыло воспоминание того дня, когда мы, ещё будучи курсантами, решили пожениться, не обращая внимания на насмешки окружающих. Мы тогда были юны и влюблены.

Я верил, что Бог есть в этом мире, а она верила лишь в нас и науку, но это никак не портило наши отношения – напротив, делая их только крепче.

Обратный путь прошёл, как в тумане. В каюту Чор приносил мне пищу, я же даже не пытался считать время, которое вело себя странно. Оно то ускорялось так, что я переставал успевать считать дни, то тянулось бесконечно медленно.

Церемония похорон состоялись на окраине Манаана, где я попросил Соболя сделать остановку. Место я выбрал там именно потому что уже однажды похоронил там в небольшой роще, своих сослуживцев из этого и предыдущего мира.

На кладбище никого не было. Стояла тишина. С пригорка было видно как Исс несёт свои чёрные воды. День я бы назвал погожим, но мне на это было плевать.

– Поможешь копать? – коротко спросил я.

– Конечно, приятель, – ответил Чор. – Я чемпион в копании.

Мы с Чором принялись за дело короткими лопатами. Ами и Соболь остались без инвентаря, но и так было неплохо. Соболь молча смотрел на меня, его аугментированный глаз равнодушно светился красным цветом, словно считывая моё состояние.

Почва оказалась твёрдой, но мы всё же расковыряли её. Минуты текли, как смола, под аккомпанемент звуков лопат вгрызавшихся в почву.

Когда перенёс её кости в могилу, накрыл их тканью, у меня тряслись руки. Возникло ощущение, что сейчас рвётся последняя нить с прошлым. Кто я без прошлого? Но таков удел. Здесь покоится моя жена, и её не вернуть.

После того как мы погребли Свету, я задумался над памятником. Неподалёку от холма был тяжеленный обломок гранитного утёса. Активировав Руну Домена Диких Строителей, силой Звёздной Крови приказал золотистым существам перетащить его к свежей могиле. Уже там, ещё раз воспользовался Руной, на этот раз это была Материя. Гранит поплыл покорный моей воле, а я хорошенько припомнив образ Светы из моего первого воспоминания, быстро и точно её изваял из податливого камня, меняя форму лишь силой мысли.

Памятник получился большим, в полтора человеческих роста, но она получилась как живая и во всех деталях. В форме и накинутом на плечи медицинском халате. На постаменте оставил две надписи на русском и едином: «Светлана Губина» и изобразил схематичный православный крест.

Когда вернулся к реальности, над головой в небе Единства снова сгущались лиловые сумерки, ветер усиливался, принося с собой жар из-за реки.

Я поднял взгляд на небо и тихо произнёс:

– Мне нужен был повод считать Единство своим домом. И он есть. Чужаком я пришёл в иной мир, но теперь он мой – земля, которая полита кровью и упокоила близких и сослуживцев больше не может быть чужбиной. Здесь лежат мои близкие и товарищи, а значит, быть новой родине здесь.

Казалось, никто даже не смел дышать в этот миг. Ами, вся строгая, напряжённая и молчаливая, вдруг всхлипнула и разрыдалась на широкой груди Соболя. В Чоре я видел тревогу и понимание: словно он знал, что я не успокоюсь на простом оплакивании. Чуть поодаль Соболь неуклюже и растерянно поглаживал Ам’Нир’Юн по спине. На его лице застыло выражение растерянности, словно он не знал что делать с плачущей женщиной.

– Уходим, – выдохнул я.

На следующий день «Золотой Дрейк» ушёл в Аркадон.

* * * * * *

Я не успел даже сообразить, что произошло, когда ощутил внезапный толчок – такой силы, будто меня впечатали в мостовую гигантской кувалдой. Первой мыслью было, что в меня въехал паромобиль: острая боль в боку словно намекала на это. Но тут же я ощутил вкус собственной крови и краем глаза уловил движение чужой ноги – тяжёлый башмак опустился мне на челюсть с таким остервенением, что любая машина позавидовала бы такой мощи.

Следующий удар прилетел куда-то в район печени. Я подсчитал, что бьёт меня человек семь, не меньше. Возможно, они ожидали моментального результата, ведь я катался по булыжникам, скрючившись, и невольно напоминал избитую куклу. Но эти громилы, видимо, не осознавали, на кого нарвались. Когда я почувствовал, что ситуация грозит стать совсем безрадостной, я собрал самообладание и в один хлёсткий рывок сломал голени ближайшим двоим. Хруст костей прозвучал угрожающе, однако мои оппоненты почему-то не заорали от боли. Они лишь сдавленно зашипели, как чайники под крышкой. Я успел заметить страх в их глазах: эти уличные отморозки не хотели привлекать к себе лишнего внимания, иначе бы их вопли могли привлечь нежелательное внимание полицейской службы. А в этом городе за такое можно было запросто попасть на каторгу.

Я взвыл внутренне, поднатужился и улучив момент, тут же вскочил на ноги, спотыкаясь от головокружения. Если бы это произошло три недели назад, если бы я не провалился в беспробудный загул на все эти восемнадцать дней, я бы, наверное, раскидал эту компанию, даже не вспотев. Но теперь же, после непрерывных возлияний, мой организм превратился в жалкую мешанину слабости, дрожи и тошнотного похмелья. Колени подгибались, голова шла кругом – но у меня оставалась небольшая фора: повышенные Атрибуты и Навыки, боевой опыт, вся прежняя выучка никуда не делись. А значит, шансы мои совсем не так плохи, даже если моя реакция сильно пострадала.

Первым же движением я выбросил руку вперёд и переломал кости запястья самому здоровому – двухметровому детине в коричневом кожаном тряпье, скорее напоминавшем плохо выделанную бычью шкуру. Он взревел, словно раненый медведь, схватился за запястье и рухнул на колени. Я ногой отпихнул его в сторону, чтобы не мешался под ногами, – добивать не стал: во-первых, уже сил на всех может и не хватить, а во-вторых, мне нужно было разгрузить собственное пространство для манёвра. Но детина оказался не последним: уцелевшие плотной стеной двинулись ко мне, и в их руках показались обломки труб и ещё какие-то железяки.

– Кровавый Генерал не так уж и крут… По мне так обычный игрушечный солдатик, – процедил один с бритой головой. – Сразу тебя отправить в Вечность, или помучаешься?

– Думаю, помучаюсь немного, – выдавил я сквозь сжатые зубы и ухмыльнувшись попытался сохранить на лице полнейшее хладнокровие. На самом деле спокойствие давалось с трудом, внутренности сводило от похмельных спазмов, а в глазах плясали странные тени.

Мутным взглядом отметил – противники почему-то мялись.