Растрёпанные косички, заплаканные глаза, сдёрнутая шапка в руках.

Я даже не успеваю спросить, что случилось.

– Это правда? – её голос дрожит, маленькие пальцы сжимаются в кулаки.

– Что, милая?

– Что папа нас бросил.

Я не дышу.

Сердце резко проваливается куда-то вниз, а в голове только одна мысль: нет. Не сейчас. Я ещё не готова.

– Кто тебе это сказал?

– В школе… – Надя шумно втягивает носом воздух. – Девочка какая-то… Или мальчик… Я не помню. Они смеялись и сказали, что папа ушёл в другую семью. Что у него новая жена .Что… что он больше никогда не вернётся.

Я смотрю на неё и не могу сказать ни слова.

Она ждёт.

Ждёт, что я рассмеюсь, покачаю головой и скажу: «Глупости, милая. Это просто слухи».

Ждёт, что я скажу ей ложь.

Но я не могу.

Я вижу, как в её глазах загорается надежда. Как она ищет подтверждение, что это неправда.

Но я не могу её обмануть.

– Мама… – она делает шаг ко мне, шепчет, словно боится произнести это вслух. – Он правда нас бросил?

Я открываю рот, но слова не идут.

Что я могу сказать?

Что он собрал чемодан и ушёл, не оглянувшись? Что я рыдала ночами, но он ни разу не позвонил? Что я молилась, чтобы он одумался, но его не волновало, как мы тут без него?

Что он выбрал другую семью, другого ребёнка, другую женщину?

Я сглатываю и тихо киваю.

– Да.

Я слышу, как Надя резко втягивает воздух.

И всё.

Она падает на колени прямо в прихожей и закрывает лицо руками.

– Значит, правда…

И рыдает, захлёбываясь слезами.

Громко, надрывно, срываясь на всхлипы, сжимая шапку так, что пальцы белеют.

Я не могу её остановить. Не могу сказать ничего такого, что бы сделало этот момент легче.

Опускаюсь рядом, хватаю её в охапку, прижимаю к себе, глажу по голове.

Она дрожит в моих руках, цепляется за мою кофту, давится всхлипами.

– Он же нас любил, мама… – её голос ломается. – Он же говорил… Он обещал…

Я обнимаю её крепче, глажу по голове, целую в макушку.

– Наденька, солнышко, тише…

Но она уже не слышит.

Вдруг тихие шаги.

Я вздыхаю, поднимаю голову и вижу, как Кира стоит в дверях детской.

Глазки сонные, волосы растрёпаны. Она зевает, тянет к себе плюшевого зайца, а потом видит Надю.

Видит, как сестра рыдает.

– Надя? – тихонько спрашивает она. – Ты чего плачешь?

Надя резко поднимает голову.

– Папа нас бросил!

Голос полный боли. Громкий. Почти крик.

Кира моргает.

– Чего?

– Папа ушёл! Его больше не будет!

– Нет… – Кира качает головой, смаргивая слёзы, которые ещё не понимает. – Нет, это неправда!

– Правда! – Надя вскрикивает, глядя на неё с отчаянием. – Он не любит нас, Кира! У него теперь другая семья!

– Ты врёшь!

Кира топает ножкой, сжимает своего зайца.

– Ты врёшь! Папа скоро вернётся!

– Не вернётся!

– Вернётся!

– Нет!

– Вернётся! – Кира уже плачет, захлёбывается, губки дрожат. – Он обещал!

– Он солгал!

Я сжимаю виски, тяжело дышу.

– Девочки…

– Он не бросил нас! – Кира трясёт головой, шмыгает носиком. – Он не мог… он не мог…

Надя вскакивает, лицо залито слезами.

– Он ушёл, Кира! Он собрал чемодан и ушёл!

Кира смотрит на неё, потом переводит взгляд на меня.

– Мамочка… – её губы дрожат. – Это правда?

Я сглатываю.

– Правда, солнышко…

– Папа не любит нас?

Я резко выдыхаю.

Боже, как же больно…

– Нет, Кирюш… Это не так…

– А как?

Я не знаю, как объяснить это четырёхлетнему ребёнку.

Как сказать, что её отец выбрал другую семью?

Кира всхлипывает, утыкается в зайца.

– Я хочу к папе…

Надя взрывается.

– Его нет! Папа не придёт! Папа нас не хочет!

Кира рыдает в голос.

– Нет! Я хочу к нему! Хочу, чтобы он меня обнял! Хочу, чтобы он пришёл! Хочу, хочу, хочу!

Она падает на колени, качается взад-вперёд, ревёт так, что у меня сердце разрывается.

Я бросаюсь к ней, обнимаю, глажу по спине, но это не помогает.

Рядом рыдает Надя.

Обе мои девочки.

Обе разбиты.

Обеим больно.

Я чувствую, как внутри меня что-то ломается окончательно.

– Он нас больше не любит, мама?..

Этот шёпот врезается в меня сильнее ножа.

Я закрываю глаза, обнимаю их крепче.

– Я вас люблю, мои родные… Я вас никогда не оставлю…

Но этого мало.Этого никогда не будет достаточно.Потому что, сколько бы я их ни любила…

Им нужен был отец, которого у них уже никогда не будет.

***

Я думала, что дна уже достигла.

Но оказалось, что дно всегда можно пробить ещё глубже.

Прошло шесть месяцев с того дня, как Вадим закрыл за собой дверь.

Шесть месяцев тишины.

Шесть месяцев, за которые он ни разу не позвонил.

Шесть месяцев, пока я ждала, пыталась понять, пыталась объяснить девочкам, почему папа не появляется.

И вот теперь, спустя полгода, он вдруг вернулся.

Но не ко мне.

Не к девочкам.

А просто чтобы завершить свои дела.

– Мам… – мой голос дрожал. – Он был за границей. С ней.

Мама замерла.

– С Оксаной Долговой?

Я кивнула, чувствуя, как внутри всё кипит.

– Полгода, мам. Полгода он развлекался где-то с этой гадиной, отдыхал, строил новую жизнь. А теперь, когда вернулся, вспомнил, что неплохо бы оформить развод!

Я сорвалась на смех. Горький, рваный.

– Ты понимаешь? Даже не сразу! Не сразу, мама! Ему было настолько плевать, что он подумал об этом только сейчас!

Мама зажала рот ладонью.

– Господи, Алёна…

Я схватилась за край стола, пытаясь сдержать дрожь.

– Мы с ним три года работали на этой фабрике! ТРИ! И он даже не смотрел в её сторону!

Оксана Долгова всегда была из другого мира.

Дочь хозяина фабрики. Богатая. Уверенная. Знала, чего хочет, и всегда получала.

Её отец показывал Вадиму на неё.

Постоянно.

Намекал.

Подталкивал.

“Такая жена тебе бы подошла, Вадик. Умница, красавица, из хорошей семьи.”

А Вадим смеялся.

– Ты только посмотри на неё, – говорил он мне как-то вечером, когда мы вместе уезжали с работы. – Ну что мне с ней делать?

Я тоже смеялась.

Мы тогда смеялись вместе.

А теперь?

Теперь всё это оказалось ложью.

Он уехал с ней.

Вместо того, чтобы разобраться в своём браке.

Вместо того, чтобы поговорить со мной.

Вместо того, чтобы подумать о дочках.

Он просто собрал вещи и уехал с ней.

– Алён, давай ты сядешь… – мама дотронулась до моего плеча.

– Нет.

Я не могла сесть.

Не могла успокоиться.

Я ненавидела его.

До дрожи. До тошноты. До боли в груди.

Шесть месяцев.

Шесть месяцев я не спала ночами.

Шесть месяцев ловила себя на том, что слушаю, не хлопнет ли дверь.

Шесть месяцев пыталась объяснить дочкам, почему папы нет.

А он валялся на пляжах с богатенькой невестой.

Я глубоко вдохнула.

Всё.

Я больше не жду.

Я больше не надеюсь.

Я не верю в его сожаление.

Ему не было больно.

Он даже не вспоминал о нас.

Через два дня после его возвращения ко мне пришёл адвокат.

Не сам.

Не Вадим.

Он не нашёл времени поговорить со мной лично.

Просто прислал человека в дорогом костюме, с ровным голосом и холодным взглядом.

– Вам стоит подписать, – сказал он.

Я молчала.

– Ваш бывший муж теперь в достойной семье. Вам не стоит надеяться на его возвращение.

Я медленно подняла на него взгляд.

– В достойной семье?

– Да.

Я судорожно втянула воздух.

– То есть со мной было недостойно?

Адвокат не смутился.

– Просто другой уровень.

Другой. Уровень.

Эти слова врезались в меня, как нож в грудь.

– Вы ведь понимаете, чьим зятем он станет, – продолжил он. – Борис Александрович лично позаботится о будущем Вадима.

Фабрика.

Они всё купили.

Не только Вадима.

Меня они тоже купили – за жалкие алименты, которые он теперь присылает каждый месяц, как налог на совесть.

Я подписала документы.

Без истерик.

Без слёз.

Просто поставила подпись и молча вернула их адвокату.

Что мне оставалось?

Тягаться с дочерью хозяина фабрики?

Пытаться что-то оспаривать?

Ради чего?

Ради мужчины, который предал нас?

Я вышла из кабинета, сделала несколько шагов по коридору и остановилась.

Всё.

Конец.

Я больше не его жена.

Не его семья.

Он не мой.

Я развернулась и пошла к выходу.

Прямо мимо его кабинета.

В этот момент дверь открылась.

Вадим.

Мы столкнулись взглядами.

Я не помню, как дышала.

Помню только, что в его глазах не было ни капли сожаления.

– Всё подписала? – спросил он ровно.

– Да.

Он кивнул.

Я ждала.

Хоть чего-то.

Хоть слова.

Но он просто развернулся и захлопнул дверь.

Я ушла с фабрики в тот же день.

Как я могла там остаться?

Как могла ходить по тем же коридорам, где он теперь будет рука об руку с ней?

Как могла видеть людей, которые всё знали, но молчали?

Я не могла.

Прошло ещё два месяца.

Теперь я работаю продавцом в продуктовом.

Не потому что мне нравится.

Просто другой работы в посёлке нет.

Я не жалуюсь.

Но мама жалуется.

Сегодня она в очередной раз смотрит на меня с грустью, пока мы пьём чай на кухне.

– Алёна, ты могла бы найти что-то получше.

Я пожимаю плечами.

– Где, мам?

– У тебя высшее образование… Ты не для этого училась, чтобы работать в каком-то ларьке.

Я тихо усмехаюсь.

– А что ты предлагаешь? Вернуться на фабрику?

Мама сжимает губы.

– Конечно, нет.

– Тогда что? Ларек это единственное место, где я могу сейчас заработать.

– Ну а как ты дальше собираешься жить?

Я провожу пальцем по краю кружки.

– Посмотрим.

Мы молчим.

– Он каждый месяц присылает алименты?

Я сжимаюсь.

– Да.

– Ты хоть тратишь их?

– Нет.

Мама ахает.

– Почему? Это же для девочек!

Я сжимаю пальцы на кружке.

– Потому что это грязные деньги, мама.

Она тяжело вздыхает.

– Алёна…

Я сжимаю кулаки.

– Я сама вытяну девочек. Ради них. Ради себя.

Мама гладит меня по голове.

– Ты сильная, доченька. Ты всегда была сильной.

Я прижимаюсь к ней и закрываю глаза.

Где-то внутри всё ещё жила любовь. Остатки надежды.

Но я задушу их.

Потому что он не заслуживает даже моей ненависти.

Вадим больше не должен для меня существовать.

Глава 2

Вадим женился.

Я узнала об этом случайно.

Кто-то в посёлке сказал.

Вадим и Оксана поженились.

И улетели в очередной медовый месяц.

Как будто и не было у него прошлого.

Как будто он всегда был с ней.

Я не плакала.

Я не чувствовала вообще ничего.

Просто вышла на улицу и долго смотрела на серое, осеннее небо.

Жалко было только одного.

Я любила человека, которого никогда не существовало.

– Доченька, так больше нельзя.

Я вздрогнула.

Мама сидела напротив, в своём старом свитере, с чашкой чая в руках.

Она смотрела на меня долго, пристально, с болью.

– Мам…

– Мы должны уехать.

Я моргнула.

– Что?

– В Москву.

Она выдохнула, поставила чашку на стол.

– Продадим дачу, возьмём ипотеку, купим квартиру. Начнём заново.

Я уставилась на неё, будто она говорила что-то нереальное.