– А. Слушай, ну ты у него спроси. Я не против, но лучше всем вместе как-то, да? Ты же так это видел, да?

– Ну да.

– Ну вот позвони ему, если он будет согласен, я с удовольствием, Сань.

– А если нет?

– Что?

– Ну если не согласится? Будешь играть?

– Ну, не знаю, Сань, надо подумать. Я с Максом в проекте сейчас в одном. Не хочу портить отношения, сам понимаешь.

– Я-я-ясно.

– Да, вот так как-то.

– Своего мнения у вас так и не появилось.

– Сань, ну не надо так.

– П-почему это, м-м?

– Ты пьяный что ли?

– Почему не надо-то?

– Сань, я не хочу ругаться. Давай ты проспись и поговорим. И Максу позвони, он будет рад.

– Дим, а можешь мне админку от группы дать? Я по-приглашаю. По-братски, а?

– Сань. Я бы рад. Но Макс нам запретил. Ты нас тогда всех подвёл всё-таки.

– Я-я-ясно…

– Без обид, Сань.

– А если буду от СПИДа умирать – ты с-сбросишь денег?

– Что?..

– Или у Макса попросишь разрешения сбросить?

– Сань. Иди нахуй.

– Сам иди.

Алло, Глебыч, здаров

– Привет, Саш

– Как дела?

– Нормально.

– У меня з-завтра концерт.

– Я знаю. Ты нас не соберёшь.

– Что?

– Саш. Я бы с тобой сыграл. Но ты это не соберёшь уже. Группы больше не будет.

– Что?

– Я всё понимаю, Саш. Тебе если нужна помощь какая-то – я помогу. Я твой друг. Но группы больше нет. Тебе лучше поговорить с Максом.

– Почему гр… группы больше нет?

– Саш, это не собрать больше.

– Я-я-ясно. А можешь мне админку дать?

– Могу. Но ты поговори сначала с Максом

– Не хочу я, блядь, с ним говорить!

– Ты позвони. Если он не даст – я дам админку.

– Блядь, Глеб!

– Позвони ему.

– Алло, здорово!

– Здорово.

– Макс! Максимушка! Это я, привет!

– Я понял, Сань. Привет.

– Короче. Макс, я что з-звоню. У меня завтра конц. Не хочешь выступить со м-мной с ребятами?

– Завтра?

– Д-да.

– Ну. Давай.

Молчание.

– То есть, ты серьёзно готов?

– Да.

Молчание.

– Макс. Я… Я очень рад. С-с-пасибо.

– Не за что, Сань.

– Просто, я рад, что ты готов… Н-ну, как в старые добрые номера, ха!.. «На сцене группа «Зёрна»», ха!

– А тебе правда это нужно, Сань?

– …Что?

– Ну группа. «Зёрна». Выступление общее.

– Ха! Да! Будет другая энергия! Как ты всегда говорил…говоришь! Концерт мощный, звук, электричество, Макс. Я очень рад, что ты готов, Макс.

– Да. Я готов.

– Максимка-а-а-а! Максимушка! Макс. Ты даже не знаешь, через что я тут прошёл. Спасибо тебе.

– Я готов, Сань. Мне же это ничего не стоит вообще.

– Круто, Макс! Просто круто!… Так как? мы, может сегодня начнём…

– Я ради тебя вообще на всё готов, Сань. Вообще. Готов на всё ради человека, который меня кинул через хуй, и даже не извинился.

Молчание.

– Та-ак… Я-я-я-сненько. Вот тебе и М-м-акс! Я извинялся, Макс.

– Когда?

– Я писал тебе из Не…Не… пала

Молчание.

– И ты прочитал! Да, Максимушка. Максимушка прочитал, и не ответил.

Молчание.

– А всем ребятам потом сказал, что я даже не извинился, блядь. Вот такой у нас Максимушка!

– А. Эти легендарные извинения Саши Даля – через сообщения. Жену ты тоже через СМС бросил?

– Пошёл ты нахуй.

– Ты думаешь, можно извиниться за сорванный тур?

– Ах, ты тут значит решил наказать меня, да? Макс-судья! Макс-справедливость! Безумный Макс! Наказать и осудить! И всех против меня на… строить.

– Я никого не настраивал, Саша! Ты подвёл нас и, уж прости, они на тебя так же…

– Не-е-е-т, блядь. Нет, Макс. Ты же всегда подъёбывал меня… Всегда! И выставлял самовлюблённой рок-звездой. Как будто я тяну всё на себя, да Макс? Это ты-ы-ы! Ты-ы-ы-ы. Ты меня втянул во всю эту идиотскую па!…па… па-гоню – нам надо там выступить! Нам надо т…так сделать; А я просто пел, Макс. Просто пел, как умел. Мне же плевать было, сколько там пришло кого. Но мания величия при этом – у меня, Макс? Хотя это тебе всегда ва… важнее было. Ты только делал вид, Максимушка. П-признай! А сам был рад до жопы, когда после концерта с тобой три калеки фоткались.

– Я к тебе приходил, несколько недель назад. Что ты сказал?

– Ч-что?..

– Что я тебе мешал. Я тебе мешал. Я сам к тебе пришёл. Но вместо того, чтобы извиниться, ты сказал, что я мешал. Я больше не мешаю.

– Потому что ты хотел меня ис-спользовать!

– Я не мешаю, Сань.

– Тебе было наплевать, что у меня произошло – с женой, с Ритой. Да! Тебя волнует только эта сранная му… Музыка. Не наша дружба уже двадцать с лишним.

– Волнует.

– Не то, что я тебя с дет…сада знаю, Максим!

– И я тебя, Сань.

– И то, что ты мне дорог.

– Сань.

– Нет – «музыка»! Ты хотел, чтобы мы выступали, да? И мои поклонники приходили и смотрели на тебя.

– Твои?! Мы группой были когда-то, 13 лет, бля…

– Да никому не нужна была группа, Макс.

– Что?

– А нужен был я! Я. Саша Даль. Я один всё со…собирал.

– Ты?

– А вы всегда были просто грузом, Макс!

– Что?

– Балластом, который меня тормозил.

Молчание.

– Класс. Поздравляю.

Молчание.

– Макс, я может чут…ка погорячился, но…

– Что тебе нужно? Админку? Я дам.

– Максим, погоди…

– Я как раз за компом, Сань. Вот открываю группа, участники, поиск…

– Макс, я не…

– Саша Даль – о, ты даже вступил снова! – назначить администратором.

– Макс, да погоди ты…

– Назначено. Всё. Я бы тебе её сразу дал, если бы ты нормально попросил.

Молчание.

– Макс, я так сказал не потому, что я вот так…

– Сань, ты неблагодарный. Может, мы могли проебать группу, и я сам косячил, и ты много сейчас правильно сказал, резко, но… правильно. Но ради всего этого всю нашу, как ты говоришь, дружбу – вот так?

– Макс-с… а ты знаешь, возможно у меня… – Последнее звучное слово он сказал в короткие гудки – словно маленький трёхбуквенный тук-тук выехал на встречную на индийской дороге, фэйл, авария, регистратор ловит трещины на лобовом.

13. Девушка в джинсовке, с чокером и каре, утром после прошлого концерта в Питере

Эти комнаты, в которых я его находила. Спящего, без сил. Обкуренного, пьяного. С простым дворовым лицом. С бумажником под подушкой. С гитарой у стенки. Ох уж эти комнаты. Тонкие стенки, за которыми так громко любят друг друга чужие люди, слушают музыку, пьют, курят траву. Или спят восторженные поклонницы, прислушиваясь к его неожиданному храпу. Комнаты, в которых не закрываются двери. Комнаты с выцветшим чистым бельём. Комнаты на одну ночь. Пунктир из комнат – вписки, вписки, вписки. Квартиры организаторов. Хостелы, редкие дешёвые гостиницы. Маленький человек. Синева под глазами, несмелая штриховка щетины. Такие красивые руки. Я любила смотреть, как он спит. Прямо как сейчас, здесь в Санкт-Петербурге, после вчерашнего концерта. Вчера он, конечно, устроил. Зажёг как в молодости. Трава, алкоголь. Я.

Он так устал. Он так облажался. Я никогда ему этого не скажу. Навряд ли я вернусь к нему когда-нибудь.

Ездила за ним с концерта на концерт, из города в город. Волочилась по дорогам – железным да морозным, находила на перронах, ледяных и жёстких вокзальных скамьях. В душных барах, маленьких анти-кафе, где пахнет дешёвым кофе и ломкими вафлями. В плацкартных вагонах: коричневых старых, синих новых. В ржавой карусели поездов и вокзалов, на которую он запрыгивал который год. В последнем ряду полупустого зала. Он словно пытался сбежать от меня. А я шла следом.

В воскресном аэропорту, в вакууме ожидания. В хвосте самолёта, в небе над Бишкеком по пути в Дели. Сидела в соседнем кресле, смотрела в щёку.

Я находила его посреди оранжевой пыли, вони и благовоний. Среди флегматичных коров, громких рынков. Смотри, это я выбираю серьги рядом с девушкой в дредах, что бросит тебя через неделю. Я мелькала в зеркале байка на оживлённом перекрёстке, по пути из Мандрема в Арамболь. Подпевала тихонько на джейм-сейшене. Стояла в храмах за спиной, видела твои слёзы.

Я ехала за ним до Непала. Шла вдоль ступы, незаметная среди паломников, монахов, вела рукой по медным барабанам – отставая на шаг. Отвлекала его на Випассане, сидела через ряд, в женской половине. Теряла его после побега.

Находила в тесных гримёрках с прожжённым биллиардным столом. На пути к Казани с полным мочевым пузырём. Посреди ледяного поля у обочины, застёгивающим ширинку. На фудкорте с бигмаком и картошкой фри. Он почти не замечал меня. Я будто диктовала ему на ухо, а он почти не слышал. Я больше никогда к нему не приду.

Каким я запомню его? И весь этот долгий путь за ним – из города в город? Может, на безымянном полустанке, где фонарь слепит сквозь окно? А путейщики остервенело стучат по колёсам, тут, там? А проводница ломает лёд в туалете, льёт в него кручёную струю из грелки, отводя деловитое лицо от пара? Я была той блондинкой у окна, той брюнеткой в очереди к титану. Я дёргала ручку туалета, пока он видел себя в зеркале с надписью – «Возможно, на тебя смотрит миллионер». И в торговом центре, у ряда писсуаров, под которыми геометрически одинаковые лужицы, будто геометки, вот ты и зачекинился – шептала свои скупые слова в каждом городе. И в провинциальной витрине, посреди ярко-жёлтой рекламы, в тусклом зеркале гримёрки. Это я проходила на той стороне, несла обрывок мелодии. Это я пробивалась к нему сквозь редких зрителей, донести цветы, мелькнуть у бара – каре, джинсовка, чокер – подсказать строку. Он почти не видел меня. Я больше никогда к нему не приду.

С ноутбуком на груди, в ворохе обёрток, крошек, в комнате перетянутой нитями дыма. Заставляла бросить видео с падающими людьми на половине. Гнала на кухню, к гитаре, диктовала слова, аккорды. Вкладывала струны в пальцы. Я больше никогда к нему не приду.

Вот он выходит на мороз – подышать, у питерского канала – подсовывала строчку, припев. Вот это старенький баркасик, или лабиринт трещин на льду, почему бы тебе не спеть про это, Саша?

С одной чашкой кофе на день в кафе – карябай в блокнотик, набирай мозолистым пальцем в старом айфоне. Полпесни здесь, полпесни там.

Пела поездами между Челябинском и Екб. Лежала с тобой в реке в Туле, на мою лодыжку ты клал руку, и её же опускал чуть ниже, это у меня рот в жёстких скобах морщин, это я ехала из другого города с дочерью, это я дарила тебе ненужную картину, это я звала тебя на радио, орала Лепса в баре тебе назло, это я была стюардессой с платком на шее, прикрывающим несуществующий шрам, это я у бара с чокером на шее, каре, в джинсовке, это всегда была я, Саша, вот уже пятнадцать лет, бегу за тобой по трапам, впискам, вагонам и кухням. Это всегда была я, Саш. Всегда.

Здесь в питерской комнате, губами вдоль шеи, точки сосков, «Ультрафолет», чокер, ты впадал в меня, как впадали все до этого, ты так промахнулся.

Я больше никогда к нему не приду.

14. Копия верная

«Копия верна»

Печать врéзалась в тонкое девичье запястье, оставив надпись, девушка подняла восторженный взгляд на мужчину на входе – щетина, следы недосыпа, дворовое, простое, но доброе лицо, девушка спросила:

– А вы сами встречаете? Круто!