– А ты чего к нам? По делам? Или?.. – сменил тему Бахаев.

– Или, сержант, или.

Узкие глаза Бахаева широко раскрылись:

– Один?! Нельзя одному в Зону, сам знаешь! Никак нельзя!

От волнения он сбился на бурятский. Гончар разобрал только упоминание Ороолона – шамана-оборотня, подстерегающего одиноких путников.

– Не парься. – Олег успокаивающе дотронулся до плеча сержанта. – К вечеру выйду к реке, дальше пойдем уже с Косорылым. Кстати, надо бы узнать, как у него дела.

Увидев в руках Олега смартфон, Бахаев тактично отошел в сторону.

За судьбу Косорылого Олег не беспокоился – чай, не мальчик, как-нибудь справится. Просто здесь, на КПП, оставалась последняя возможность синхронизировать действия, в Зоне связи не будет.

Толик ответил после первого гудка – явно ждал звонка.

– У нас все отлично, – хмуро отозвался он.

Что-то не похоже, подумал Олег, но делиться наблюдением не стал.

– Вы где? – спросил он.

– Подошли к коллектору. Ждем, когда вертолет уберется.

Вдалеке действительно слышался приближающийся шум винтов – последние полгода патрулирование периметра стало нормой.

В голосе Косорылого слышалась досада, и Гончар понимал почему. Вход в Зону через ворота сталкерам всегда был заказан. Да только раньше отойди чуть в сторону и перелезай через стену, а если в Зоне совсем припечет, то обратно можно и через ворота. Пожурят немного, административку выпишут и отпустят. А сейчас – как крыс в коллектор загнали. Через забор даже совсем отмороженные не решались.

Заброшенный коллектор – трубу диаметром чуть меньше человеческого роста – проложили еще в советское время, когда собирались построить какой-то секретный завод. Но не построили, успели лишь залить фундамент, который теперь топорщился бесполезными сваями. А когда шестиугольник Зоны накрыл тайгу, выход из коллектора вместе со строительной площадкой оказался внутри Зоны, а вход – за ее пределами.

Гончар до сих пор гадал, знал ли Бахаев о коллекторе или нет? Скорее всего, знал и молчал. Потому что никому от этого знания лучше не будет. Перекроют коллектор – сталкеры другую дыру найдут, только лишнюю злобу затаят. Не могут они без Зоны, уже не могут.

– Я тоже сейчас двинусь, только дела на КПП улажу, – сказал Гончар. – Встречаемся как договорились?

– Да, все в силе, – подтвердил Толик.

– Понял. Отбой.

Закончив разговор, Олег направился в «контору».

Глядя на его размеренную походку, Бахаев отметил: за полгода, что они не виделись, Гончар почти не изменился, даже седины на висках почти не прибавилось, разве что стал спокойнее. Когда дочка в Зоне находилась, на нем лица не было. Дерганый был, злой, поднеси спичку – взорвется. Бахаев до сих пор не понимал, как относиться к поступку Олега. Отправить собственного ребенка в неизвестность, в иной мир – чтобы решиться на такое, нужно быть очень сильным человеком. Или равнодушным. Или понимать что-то такое, чего все остальные не понимают.

В «конторе» Олег заполнил маршрутный лист, расписался в журнале за инструктаж – чистая формальность, никто инструктировать его не собирался. С удивлением глянул на новенькие мониторы на столах. Поделенные на шесть частей экраны демонстрировали участок стены. Он уже хотел спросить, зачем несколько раз дублировать одну и ту же картинку, но потом сообразил: мониторы показывали разные локации. На одном из экранов изображение двигалось. С вертолета снимали, догадался Гончар.

Дежурный, заметив постороннего, быстро свернул экран, на котором космический фрегат обстреливал летающую тарелку, но, узнав Олега, расслабился и вновь загрузил игрушку.

Закончив с делами, Гончар наскоро выкурил непременную перед выходом в Зону сигарету и попрощался с сержантом. Бахаев схватил протянутую руку и что-то забормотал на родном языке. Потом расстроенно покачал головой и побежал к вышке.

Ворота с натужным скрипом отъехали в сторону, образовав небольшой проем – ровно столько, сколько нужно, чтобы пройти одному человеку. Но настоящая Зона начиналась не сразу за воротами – метров сто было отведено под буферную зону, или Чистилище, как ее иногда называли сталкеры.

Уходивших в Зону Бахаев всегда провожал с вышки. Отсюда граница Зоны выглядела сплошным белым маревом, стеной плотного тумана, скрывшего и забайкальский лес, и небо над головой. Бахаев знал, что там, за стеной, тайга, там растут сосны и ели, водятся лисы и волки, течет река, весной цветет багульник. Но обо всем этом он знал по рассказам других – тех, кто мог переступить границу. Сам он так никогда и не отважился шагнуть за барьер – дед запретил. «Нельзя туда человеку, – говорил старый шаман, пока еще был жив, – духи запрещают». Духам дед верил безоговорочно, а сержант Бахаев безоговорочно верил деду. Но проводить путника в опасное путешествие внук сагаан боо считал своим долгом.

Человеческая фигурка на фоне белой стены выглядела неестественно четко. По древнему бурятскому обычаю сержант завязал на железном шесте лоскут ткани – на удачу, – прикрыл глаза и за неимением шаманского бубна принялся негромко выстукивать ритм прямо на металлическом корпусе прожектора. Он негромко запел, прося духов проявить благосклонность к путнику.

Бахаев чувствовал, как сознание медленно опускается в нижний мир, перед глазами замелькали тени, пока еще призрачные, неясные, и вдруг все резко закончилось.

– Сержант, твою мать! Где тебя черти носят?! – орал снизу майор. – Звонил полковник Костюченко. Немедленно свяжись с Гончаром! Нельзя ему в Зону! Человек из Интерпола – не тот, за кого себя выдает.

С трудом очнувшись от шаманского морока, Бахаев набрал номер, но Олег уже выключил смартфон.

Кубарем скатившись с вышки, Бахаев завопил рядовому:

– Открыть ворота!

Хотя сержант толком не понял, о чем говорил майор, но словами «нельзя в Зону» в «Восточном Периметре» не бросались. Ясно было одно – Олегу грозила опасность. Не дожидаясь, пока створка ворот отъедет в сторону, сержант, обдирая пуговицы, протиснулся в открывшийся проем. Краем глаза успел заметить, как белый туман смыкается за спиной Олега. Задыхаясь, Бахаев рванул по дороге до самой белой стены и резко затормозил. Сделать шаг и оказаться по ту сторону барьера не получалось – какая-то сила не пускала. Аномалия? Духи предков? Или он сам, трус, слизняк, тряпка, не смог перебороть страх?

Тоненько заскулив, Бахаев опустился на снег: еще он понял, что не закончил свою песню, а значит, на этот раз духи не смогут защитить Олега.

3

Когда до белой завесы остался один шаг, Гончар, как всегда, на секунду застыл на месте. Он не чувствовал страха, пауза была своеобразным приветствием, данью уважения Зоне, возможностью для Аномалии вспомнить его.

Шаг вперед.

Вдох, задержать дыхание.

Почувствовать, как нечто прикоснулось к сознанию.

На мгновение увидеть мириады звезд.

Ощутить холод бездны.

Испытать ужас и восторг.

Выдохнуть.

И вновь перед глазами раздолбанная бетонка с подтаявшим грязноватым снегом, давным-давно проложенная военными. Необычным выглядело лишь небо – сплошная ровная белизна, словно художник, создавая пейзаж, оставил незакрашенной часть белой бумаги. Сколько раз за восемнадцать лет он бывал в Зоне? Давно сбился со счета. Но каждый раз это белое ничто над головой изумляло и тревожило, как в первый раз.

– Ну, здравствуй, давно не виделись, – задрав голову к небу, произнес Гончар.

Тут же в ответ чирикнула какая-то пичужка. Ее поддержали несколько птичьих голосов. Вдалеке глухо треснул подтаявший снег, под тяжестью белки качнулась еловая ветка.

– Вот и поздоровались.

Шагать было легко – здесь, на открытом месте, плотный наст держал отлично. Ловушек в этой части Зоны опасаться не стоило – серьезные аномалии почему-то поблизости от КПП никогда не появлялись. Олег подумал, что если так пойдет и дальше, то к реке он выйдет вовремя. И как сглазил! Уже вскоре обледенелая корка истончилась и стала легко проламываться под берцами, ноги вязли в снежной каше.

«До вертолета как-нибудь добреду, – решил Гончар, – а дальше заберу вверх. Хочется верить, на склонах снег уже растаял».

Нога опять провалилась в рыхлый, мокроватый снег, проломив наледь. «Может, не нужно было разделяться с Косорылым, а двигаться всем вместе через коллектор? Послать к дьяволу все бумажки… Там место повыше, наверняка снег сошел».

– Как думаешь? – спросил Гончар вслух, но Зона молчала, ни чириканья, ни качнувшейся ветки в ответ.

Летом, когда глаз цеплялся за буйство зелени, аномальная территория почти не отличалась от обычной забайкальской тайги, но сейчас разница бросалась в глаза: здесь не было тени. Вообще. Никакой. Утром на КПП, когда солнце только-только поднялось над горизонтом, снег прочертили длинные тени деревьев, а здесь – ничего подобного. Если летом казалось, что художник забыл закрасить небо, то зимой становилось видно: он схалтурил дважды – еще и тени забыл добавить. Но в целом природа Забайкальской Зоны осталась прежней – в отличие от Фолклендов, где животные, растения, горные породы трансформировались, превратились в нечто сказочно-демоническое. Мутировало все, кроме пингвинов. Зато в обеих Зонах почему-то совершенно не пострадала вода – ни химический состав, ни структура. И аномалии в воде никогда не встречались. Возможно, потому и пингвины не изменились – небось, успели сигануть в воду, когда начался катаклизм.

За размышлениями Гончар не заметил, как дошагал до упавшего вертолета. Сейчас корпус «вертушки» с остатками белой краски и надписью «МЧС России» отлично просматривался за деревьями.

Вертолет здесь лежал давно, с самого появления Зоны, когда ее еще пытались исследовать с воздуха. Это потом стало ясно, что двигатели внутреннего сгорания здесь не работают, как и источники тока. Но пока выяснили, что это не случайность, не какие-то понятные и привычные отказы, техники побили изрядно.

Была у этого вертолета одна странность – время от времени его лопасти начинали сами собой вращаться. Никакой закономерности в движении не просматривалось, но Гончар каждый раз обращал внимание на поведение машины, будто ждал какого-то знака. В августе, во время последнего визита Олега в Зону, лопасти безжизненно свешивались вниз, а вот сейчас ожили – бешено метались, визгливо скрипя и ломая ветви подросших березок. Олег даже остановился, глядя на неожиданный перформанс. За все восемнадцать лет, что существует Зона, он не помнил, чтобы они двигались с таким ожесточением.

Вскоре Гончар свернул с дороги в лес, забирая выше по склону. Идти действительно стало легче – снег лежал плотнее, кое-где стали попадаться проплешины голой земли. Привал он решил устроить у Трех скал – трех отдельно стоящих останцов высотой метров в десять. Внимательный глаз мог разглядеть на скалах петроглифы – рисунки, выполненные охристой краской. Местные легенды уверяли, что рисунки эти предсказывают будущее – меняются в зависимости от того, кто и когда на них смотрит. Олег, сколько себя помнил, всегда видел одно и то же – одинокого путника. Или ничего. Но люди с буйной фантазией рассказывали об инопланетянах, порталах в иное измерение, монстрах и прочие сказки.

Гончар снял рюкзак и приложил ладонь к гранитному валуну. Теплый. По привычке мазнул ближайший останец беглым взглядом и застыл на месте. На скале разыгралось целое сражение: нарисованный путник отбивался от нарисованных тварей.

Олег подошел ко второму останцу. Здесь был изображен крадущийся зверь. Медведь? Росомаха?

Третья скала порадовала рисунком, на котором было два человека. Один протягивал другому какой-то предмет.

– Эй, – негромко произнес Олег, оглядываясь вокруг. – И что это значит? Сказать-то что хотела?

Зона опять не ответила. А ведь могла.