В ноябре 1904 г. в Англии и США был размещен новый японский заем – на 60 млн долларов, – тоже из 6 %. В марте 1905 г. последовал третий англо-американский заем, уже на 150 млн долларов, и всего из 4,5 %, но опять-таки под конкретное обеспечение – на этот раз доходами от табачной монополии. Наконец, в июле 1905 г. Япония получила четвёртый заем – снова 150 млн долларов из 4,5 %.

В итоге Россия была наголову разгромлена на Дальнем Востоке, и русское правительство, желая взять реванш, обратило свои взгляды на запад. И тут Лондон достал из кармана пряник.

18 (31) августа 1907 г. в Петербурге российский министр иностранных дел А.П. Извольский и британский посол Артур Никольсон подписали соглашение о разграничении сфер влияния двух стран в Персии, Афганистане и Тибете. Причем Россия пошла на гораздо большие уступки, чем «коварный Альбион».

27 мая (9 июня) 1908 г. в Ревель прибыла королевская яхта «Виктория и Альберт» в сопровождении внушительной британской эскадры. После салюта от борта яхты отвалил баркас, на котором находилась королевская чета – Эдуард VII и Александра Датская. На борту яхты «Полярная звезда» их приветствовали Николай II и Александра Фёдоровна. Зная пристрастие русского императора к униформам и различным регалиям, Берти произвел Ники в чин адмирала британского флота. Царю преподнесли красивый мундир и морскую саблю образца 1827 г., чем несказанно порадовали нашего самодержца. В результате королевского визита произошло дальнейшее англо-русское сближение, направленное против Германии.

Так Лондон нашел себе союзников для нападения на Германию.

В 1904 г. британское правительство приняло решение напасть на Германию. Предвижу обвинения оппонентов в бездоказательности. Увы, доказательства у меня железные, как в переносном, так и в буквальном смысле, – реформы в британском флоте.

С 1860 по 1904 г. Англия в десятках баз, расположенных во всех частях света, содержала сотни боевых кораблей, большинство из которых были устаревшими. Лорды Адмиралтейства готовились к крейсерской войне со стороны России и Франции. В такой ситуации и старые броненосные корабли были способны защитить порты в британских колониях, разбросанных по всему свету.

А в 1904 г. британское правительство начинает подготовку к морской войне с Германией в Северном море и проливе Ла-Манш. Соответственно, начинается резкое сокращение кораблей в дальних морях. Так, в 1904–1905 гг. британский флот в китайских водах был сокращен с 25 до 10 кораблей. Остальные сданы на лом.

Всего же в 1904–1905 гг. было списано 154 корабля. Число британских флотов сократилось с 9 до 5. Число эскадренных броненосцев на Средиземном море сократили с 12 до 8. Зато флот Ла-Манша увеличили с 8 до 17 броненосцев.

В конце 1904 г. первый лорд Адмиралтейства Джон Фишер обратился к королю Эдуарду VII с предложением «копенгагировать» германский флот, пока его мощь не достигла критических для Британии размеров. Фишер имел в виду пиратские нападения адмирала Нельсона в апреле 1801 г. на датский флот, который мирно стоял на рейде Копенгагена, столицы нейтральной Дании.

В феврале 1905 г. лорд Адмиралтейства Артур Ли заявил: «Если при существующих условиях война все-таки начнётся, то британский флот нанесёт свой первый удар прежде, чем противная сторона успеет прочитать об объявлении войны в газетах».

Ну а в мае 1905 г. Фишер откровенно брякнул морскому министру Каудору: «Сэр, если вы хотите уничтожить германский флот, я готов это сделать сейчас. Если вы прождете ещё пять или шесть лет, то такая работа станет гораздо более трудной».

Итак, начало «Великой войны» было предопределено на Даунинг-стрит и в британском Адмиралтействе ещё в 1904 г.

А кому могла быть выгодна «Великая война»?

Австрийским генералам и группе банкиров захотелось после Боснии и Герцеговины присоединить к своей лоскутной империи ещё и Сербию. Замечу, что от южной границы Сербии до Дарданелл всего 300 км, а до Эгейского моря – только 50 км.

Французы уже сорок с лишним лет мечтали о реванше за 1870 г. и жаждали отторгнуть от Германии Эльзас и Лотарингию.

Англичане боялись за свои колонии, страдали от конкуренции мощной германской промышленности, а пуще всего опасались быстрого усиления германского военно-морского флота. Германские линкоры имели артиллерию, броню и живучесть лучшие, чем британские, а по числу дредноутов обе страны должны были сравняться к 1918–1920 гг.

Германия желала обуздать французских реваншистов и с вожделением поглядывала на огромные британские колонии, над которыми «никогда не заходило солнце».

Таким образом, в 1914 г. война отвечала насущным интересам всех великих европейских держав, кроме России.

Ввязавшись в войну, ни царь, ни его министры и генералы так и не определили целей войны. Повторяю, речь не идет о том, что эти цели были реакционны или заведомо неосуществимы. Реальных планов не было и в помине. Дело в том, что ни царь, ни министры не сумели сформулировать будущее «объединенной» Польши после победы над Германией и Австро-Венгрией. Вариантов, включая официальные высказывания Николая II, командующего русской армией великого князя Николая Николаевича, а также министров иностранных дел, хватало, но все они были противоречивы и неопределенны.

В 1916–1917 гг. русские войска захватили изрядный кусок турецкой территории, включая города Трапезунд, Эрзурум, Эрзиджан, Битлис и др. И опять царь, министры и генералы не знали, что с ними делать.

Захватили у Австрии временно Галицию, и опять же вопрос – то ли присоединять её к будущей Польше, то ли делать российской губернией, то ли дать Малороссии автономию и включить в оную Галицию? Как говорится, «лёгкость в мыслях необыкновенная».

А что делать с Проливами после победы? Ещё незабвенный Фёдор Михайлович Достоевский писал: «И ещё раз о том, что Константинополь, рано ли, поздно ли, а должен быть наш».

В ноябре 1914 г. вице-директор МИДа Н.А. Базили составил секретную записку «О наших целях в Проливах». Там говорилось:

«Стратегическое значение Проливов – контроль за прохождением судов из Средиземного моря в Черное и обратно… Проливы – прекрасная оперативная база для действий флота в Средиземном и Черном море…

…Полное разрешение вопроса о Проливах возможно только путем непосредственного утверждения нашей власти на Босфоре и Дарданеллах с частью Эгейских островов и достаточным Hinterland՚ом [прилегающие районы. – А.Ш.], чтобы владение ими было прочным. Только такое решение… – одно соответствует нашей великодержавности, давая нам новое средство к расширению мирового значения нашего отечества».

Любопытно, что уже в ходе войны Англия и Франция пообещали России Константинополь, а сами заключили тайный сепаратный договор, по которому взаимно обещали никаким образом Проливы России не отдавать.

В феврале 1914 г. член Государственного совета П.Н. Дурново подал обширную записку императору Николаю II, где описывались последствия «Великой войны» для Российской империи. Петр Николаевич с 1884 по 1893 г. был директором департамента полиции, а с 22 сентября 1906 г. по 16 апреля 1908 г. – министром внутренних дел. Он лучше, чем кто-либо, представлял ситуацию в России и, наконец, с учётом отставки и возраста мог позволить себе независимые суждения.

Документ сей архиинтересен, и я позволю себе привести из него большие выдержки.

«БУДУЩАЯ АНГЛО-ГЕРМАНСКАЯ ВОЙНА ПРЕВРАТИТСЯ В ВООРУЖЕННОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ МЕЖДУ ДВУМЯ ГРУППАМИ ДЕРЖАВ.

Центральным фактором переживаемого нами периода мировой истории является соперничество Англии и Германии. Это соперничество неминуемо должно привести к вооружённой борьбе между ними, исход которой, по всей вероятности, будет смертельным для побежденной стороны. Слишком уж несовместимы интересы этих двух государств, и одновременное великодержавное их существование, рано или поздно, окажется невозможным».

Далее Дурново доказывает, что Англия для достижения своих целей будет вмешивать в войну Россию.

«Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии на морях, то есть там, где у России, по существу наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов. Заморских колоний у нас нет и, вероятно, никогда не будет, а сообщение между различными частями империи легче сухим путем, нежели морем. Избытка населения, требующего расширения территории, у нас не ощущается, но даже с точки зрения новых завоеваний, что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управляться. Зачем оживлять центробежные стремления, не заглохшие по сию пору в Привислинском крае, привлечением в состав Российского государства беспокойных познанских и восточно-прусских поляков, национальных требований которых не в силах заглушить и более твердая, нежели русская, германская власть?

Совершенно то же и в отношении Галиции. Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров. Очевидная цель, преследуемая нашей дипломатией при сближении с Англией – открытие проливов, но, думается, достижение этой цели едва ли требует войны с Германией. Ведь Англия, а совсем не Германия, закрывала нам выход из Черного моря. Не заручившись ли содействием этой последней, мы избавились в 1871 г. от унизительных ограничений, наложенных на нас Англией по Парижскому договору?

И есть полное основание рассчитывать, что немцы легче, чем англичане, пошли бы на предоставление нам проливов, в судьбе которых они мало заинтересованы и ценою которых охотно купили бы наш союз.

Не следует к тому же питать преувеличенных ожиданий от занятия нами проливов. Приобретение их для нас выгодно лишь постольку, поскольку ими закрывается вход в Черное море, которое становится с той поры для нас внутренним морем, безопасным от вражеских нападений.

Выхода же в открытое море проливы нам не дают, так как за ними идет море, почти сплошь состоящее из территориальных вод, море, усеянное множеством островов, где, например, английскому флоту ничего не стоит фактически закрыть для нас все входы и выходы, независимо от проливов.

‹…›

В Закавказье мы, в результате войны, могли бы территориально расшириться лишь за счёт населенных армянами областей, что, при революционности современных армянских настроений и мечтаниях о великой Армении, едва ли желательно, и в чем, конечно, Германия ещё меньше, чем Англия, стала бы нам препятствовать, будь мы с нею в союзе. Действительно же полезные для нас и территориальные, и экономические приобретения доступны лишь там, где наши стремления могут встретить препятствия со стороны Англии, а отнюдь не Германии. Персия, Памир, Кульджа, Кашгария, Джунгария, Монголия, Урянхайский край – все это местности, где интересы России и Германии не сталкиваются, а интересы России и Англии сталкивались неоднократно.

Совершенно в том же положении по отношению к России находится и Германия, которая, равным образом, могла бы отторгнуть от нас, в случае успешной войны, лишь малоценные для нее области, по своей населенности мало пригодные для колонизации: Привислинский край, с польско-литовским, и Остзейские губернии с латышско-эстонским, одинаково беспокойным и враждебным к немцам населением.

В ОБЛАСТИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНТЕРЕСОВ РУССКИЕ ПОЛЬЗЫ И НУЖДЫ НЕ ПРОТИВОРЕЧАТ ГЕРМАНСКИМ».

Точность предсказаний Дурново автоматически наводит на мысль, а не подделка ли сия записка?