– Значит мы будем единственными! – радостно воскликнул Бельфегор. – И нас точно запомнят!

– Астарот, ты чего? – насупился Бегемот. – Хорошая же идея с масками…

– Выделяться надо творчеством, а не вот этим вот… – наш фронтмен гордо вздернул подбородок. – У нас есть миссия – создавать музыку и доносить ее до людей. А вы только и обсуждаете, что какие-то ужимки.

– Если внешний вид неважен, зачем ты тогда волосы красишь? – усмехнулся я. – И отрастил их еще. Ходил бы в костюме, делал стрижку, как все нормальные люди. И выделялся бы только музыкой.

Астарот бросил на меня испепеляющий взгляд. Было видно, что он гнет свою линию из чистого упрямства. Ему было обидно, что это не он придумал идею с масками, так что вот так просто согласиться он не мог. Интересно, почему он вообще считается главным? На чем-то же должен его авторитет держаться. Не на ночных же сменах своей мамы. Пока из всей нашей команды он выглядел наиболее конфликтным и бесполезным.

– Да ладно тебе, Астарот, – я шагнул к нему и дружески хлопнул по плечу. Эти трое понятно что петушатся и спорят. Они подростки. В голове сплошной «играй-гормон», да еще и сквозняк свободы изо всех щелей в бывшем железном занавесе дует. Хочется самоутверждаться, и все такое. А мне-то что? Я уже самоутвердился, где хотел. – Группа – это же наше общее дело. И будет неплохо, если каждый будет вкладывать свою часть творчества. Ты пишешь песни, а за внешний вид Бельфегор отвечает…

Астарот посмотрел на меня… странно.

– Ладно, – пробурчал он, уже без особого надрыва. – Подумаем про маски. А сейчас давайте репетировать.

Бегемот подхватил со стола басуху, Бельфегор встал к синтезатору. И все трое посмотрели на меня. А потом на одиноко лежащую гитару.

Глава 4

– Пойду отолью, – сказал я и вышел за дверь. – Через минуту вернусь.

На гитаре я играть не умел, это точно. Есть, конечно, призрачный шанс, что когда я возьму ее в руки, пальцы сами вспомнят и что-то там протренькают, но я что-то не готов на это рассчитывать. Но не сбегать же от своих говнарей, право слово.

Я поднялся из подвала на первый этаж и двинул по коридору. В таких зданиях туалеты есть на каждом этаже, так что если долго идти по коридору, то в какой-то момент обязательно увидишь вожделенные буквы «М/Ж».

Я остановился у зеркала и прислонился лбом к холодному стеклу. В голове крутились обрывки разных мыслей. «Ни черта я не знаю про девяностые…» «…и как мне узнать, где я живу?» «Интересно, если спасти, кого убили, как я узнаю, поменялась ли история?»

Что делать с гитарой, я придумал еще до того, как вышел из нашей берлоги. Сейчас я пытался скорее собрать в кучу остальные мысли, но получалось так себе. Волновали меня какие-то совсем уж незначительные вещи. И в кучу они собираться отказывались.

Ладно, будет день – будет пища. Я покрутил барашек с красной пимпочкой. Кран издал обиженное шипение, но вода из него не полилась. Окей, проверим холодную. Фу, ржавая. Значит не получится у меня почувствовать себя как Киану Ривз во всех фильмах. Стоять с мокрым лицом и многозначительно смотреть в зеркало.

Я хохотнул, закрыл оба крана и потопал обратно к своим «сатанистам».

– Я вернулся! – объявил я, хлопнул дверью и тут же громко показательно взвыл. Согнулся пополам, удерживая левую руку. Больно, черт… Но вроде не сломал ничего. – Твою мать… Рука…

– Велиал, ты что? – тут же подскочил Бельфегор. – Что случилось?

– Да руку прищемил… – я, шипя, разогнулся и показал всем дрожащую руку. На тыльной стороне ладони начала вспухать багрово-синяя полоса. – Ох ты ж… Больно-то как… Кажется, перелом…

– У нас же концерт сегодня! – взвился Астарот.

– Надо лед приложить… – пробубнил Бегемот.

– В травмпункт надо! – Бельфегор сделал круглые глаза.

– Осторожнее же надо быть, ты же знал, что нам играть… – продолжал возмущаться Астарот. – И концерт очень важный!

– Ты думаешь, я специально себе руку дверью прищемил? – огрызнулся я, мысленно прыснув. Так-то да, идея была именно в этом. Гитариста очень легко привести в негодность, нужна всего лишь травма пальцев. Причем именно левой руки, что удобно. В школе перед контрольной приходилось правую ломать… Но все-таки, надеюсь, что там только ушиб.

– Пойдем до медпункта, – Бельфегор потащил меня к двери. – Врачи же вроде работают на заводе, да?

– Вот и проверим, – кивнул я, не забывая изображать страдальческое лицо и держать руку перед собой.

Бельфегор явно знал, куда идти, очень уж уверенно он перемещался. Мы поднялись по пустой гулкой лестнице на третий этаж. От первого и второго он отличался тем, что широкий коридор был перегорожен стеной с двойными дверями, над которыми красным по белому было написано «ПОЛИКЛИНИКА».

А сбоку была табличка с часами работы и пожелтевшая бумажка, на которой от руки было написано «На флюорографию записываться в кабинете номер 3».

– Открыто, – Бельфегор засунул голову в дверь. – Эй, есть кто живой?

Отозвалось только эхо. Мы вошли внутрь. Справа от двери – стеклянная стена с окошечками. Регистратура. За ней – стеллажи с личными делами, но суровые тетеньки отсутствовали. Где-то звонко капала вода. И еще было слышно тихое бормотание телевизора.

– Кто-то здесь есть, – я оттер мелкого Бельфегора плечом и зашагал вперед. Двери, двери. А между ними – обитые дермантином кушетки. И дермантин этот на своем веку явно повидал… эээ… всякого. Окулист, невропатолог, процедурный кабинет, заведующий… Это как играть в горячо-холодно. Звук телевизора становится громче – значит правильно идешь, а если вдруг начал удаляться, то пора поворачивать назад. Ага, вот за этой дверью.

«Ай эм маззи! Ай лов клокс» – раздалось из-за двери. Я постучал. А потом открыл дверь, не дожидаясь ответа.

– Здравствуйте! – сказал я. – А врачи в этой поликлинике еще существуют?

– Ох, батюшки! – нервно дернулась женщина средних лет в белом халате. Она сидела на диванчике, а на столике перед ней бормотал тот самый телевизор, который нас на это место и навел. Красненький такой, маленький, с рожками антенны. На черно-белом экране можно было различить странные мультяшные фигуры, которые болтали всякое на английском. – Нельзя же так пугать-то! Вам чего, девушка?

– На самом деле я парень, – ответил я, усмехнувшись. – Это просто прическа такая.

– Фу ты, вот ведь мода дурацкая, ни черта не разберешь, – фыркнула дамочка.

– Боря, подождешь меня, ладно? – сказал я, вошел в кабинет и плотно прикрыл дверь. Теперь дамочка полностью отвлеклась от просмотра уроков английского и стала разглядывать меня. А я, соответственно, ее. Лет сорок, невысокого роста, волосы цвета ржавчины, скорее всего, крашеные. Уложены в уродскую какую-то прическу с пышным начесом. Перламутровая розовая помада.

– Вы врач? – спросил я.

– А тебе чего надо-то? – вместо ответа сказала она.

– Мне нужна первая медицинская помощь, – я продемонстрировал ей опухшую руку. – Дверью прищемил.

– Так это рентген надо делать, – взгляд женщины стал заботливым. – Вдруг перелом…

– А вы не могли бы наложить повязку с шиной или что-то подобное? – сказал я вполголоса.

– Бинт где-то был, – сказала женщина и двинулась к белому шкафу.

Вообще эта комната мало была похожа на медицинский кабинет. Скорее на комнату отдыха. Как и женщина на врача. Фельдшер в лучшем случае. Или вообще сантитарка. Какой смысл держать на работе врачей, когда завод стоит?

– Но в травмпункт лучше все-таки сходить, – сказала она, шурша чем-то в ящике.

– У меня нет перелома, – сказал я доверительно. – Я сам себя стукнул, чтобы вечером на гитаре не играть. Но ушиб есть, так что повязка не помешает.

– Ишь ты, что придумал! – возмутилась фельдшерица. – И я, получается, должна обман твой покрывать? Может тебе еще справку выписать?!

– Справку не нужно, – я помотал головой. – Только повязку.

– А с чего ты взял, что я вообще буду тебе помогать? – фельдшерица, или кто она там, уперла кулак в крутое бедро и смерила меня взглядом с ног до головы. Оценивающим таким. Так незамужние дамочки, двинутые на гнездовании смотрят на всех лиц противоположного пола. В рейтинге в ее голове я занял явно какое-то из последних мест.

– Вам скучно, – я пожал плечами и кивнул на белый рулончик у нее в руках. – У вас есть бесплатный бинт. И руку я и в самом деле ударил.

– Ха, вот ведь фрукт, посмотрите на него! – она всплеснула руками, как будто обращаясь к некоей почтеннейшей публике.

– Между прочим, мне даже больно, – сказал я и подмигнул. – Так что никаких правил вам нарушать не придется. Просто оказать первую медицинскую помощь.

– Погоди-ка… – она прищурилась и внимательно посмотрела на меня. – А ты что ли Вальки Корнеевой сын?

– Ну… – неопределенно буркнул я.

– Ну точно! – она хлопнула себя по бедрам. – Патлы отрастил, так и не признать. Как дела у матери-то?

– А как сейчас могут быть дела? – криво усмехнулся я.

– Вот уж точно… – фельдшерица горько вздохнула. Недоуменно посмотрела на бинт в своей руке. Потом снова на меня. – Давай руку сюда, посмотрю, что там у тебя за ушиб. Сюда вот иди, на диван.

«Валентина Корнеева», – мысленно повторил я и снова попытался как-нибудь так напрячь мозги, чтобы из них всплыла хоть какая-то информация. Хрен там. Но вряд ли она обозналась. Во-первых, мы на этом заводе явно свои. Особенно я, у которого ключ. Сам я вряд ли заработал себе такой авторитет, что меня с друзьями-говнарями пустили сюда репетировать, значит есть поддержка с воздуха. Самый простой вариант – кто-то из родни. Например, мама. Хороший знак, кстати. Раз она мне помогает, значит у нас неплохие отношения.

Тем временем фельдшерица умело и уверенно ощупала ушибленную руку.

– Перелома, похоже, и правда нет, – сказала она и принялась накручивать повязку, приспособив вместо шины деревянную школьную линейку. – Но в травмпукт ты лучше все равно зайди, он же у тебя в соседнем доме. Лучше снимок сделать, вдруг трещинка есть все-таки.

– Спасибо за помощь, – совершенно искренне сказал я, когда фельдшерица резким движением надорвала бинт и завязала на узелок. – Разбогатею, обязательно занесу шоколадку. Или еще чего-нибудь вкусного.

– Ой, да ладно! – смущенно улыбнулась дамочка. – Разбогатеет он… Ты лучше вот что… Спроси у матери своей, может к ней как-то можно устроиться, а? Шить я умею, а тут зарплата копеечная, и тут уже три месяца не платят…

– Хорошо, спрошу, – серьезно кивнул я. – Но ничего не обещаю, вы же понимаете?

– Понимаю, – вздохнула она.

– Ладно, я пойду, – я поднялся с дивана и шагнул к двери. – Меня ребята ждут.

– До свиданья, Володя, – фельдшерица потрепала меня по плечу. Имя назвала верное, значит и правда не ошиблась. Это хорошо. Надо будет, что ли, тетрадку завести, чтобы записывать информацию о своих знакомых. А то у меня голова так лопнет.

Кстати, вот интересно… Допустим, я облажаюсь и продемонстрирую незнание того, что должен был бы знать. Что обо мне люди подумают? Что я шпион, которым заменили настоящего Вовку Корнеева по прозвищу Велиал? Что я потек кукушечкой, и по мне плачет дурка? Или что я наркоман?

Я открыл дверь, и Бельфегор вскочил с кушетки. Посмотрел на мою забинтованную руку и печально вздохнул.

– Сломана? – спросил он.

– Не знаю, рентген же здесь не работает, – ответил я.

– В травмпункт обязательно зайдите, молодой человек! – громко прокричала вслед мне фельдшерица. – И не тяните, с переломами не шутят!

Судя по тому, что Бельфегор по дороге обратно жизнерадостно трещал что-то про сегодняшний концерт и свои идеи для масок, он у двери не подслушивал, а честно просто сидел и ждал. Потому что лицемерить его конопатая рожа явно плохо умеет. Слышал бы, что я говорил фельдшерице, наверняка не удержался и начал бы докапываться ко мне с вопросами.