– Я думаю, что и Кристине Владимировне, и Василию Юрьевичу было просто больно смотреть на фотографии умершей дочери. Поэтому, чтобы каждый раз не бередить старую рану, они и отвезли все альбомы, где находились фото с Клементиной, на дачу. Правда, это только мое мнение, потому что я с хозяевами этот вопрос никогда не обсуждала, – объяснила Рахматуллина.

– Значит, все фотографии с Клементиной, за исключением вот этой, находятся только на даче? – уточнила я.

– Да, кроме этой. Ну, может быть, у Людмилы Анатольевны еще остались, – добавила Рахматуллина.

«Но в дом к Людмиле Анатольевне Екатерина едва ли вхожа», – подумала я.

– Случай с котенком ведь произошел несколько лет назад, так? – спросила я.

– Да, тогда еще был жив Василий Юрьевич, – подтвердила Алевтина Александровна.

– И что же, после этого у Екатерины и Кристины Владимировны никаких стычек больше не было? Вот в ближайшие несколько месяцев, я имею в виду, – уточнила я.

– Ох, была одна стычка, – со вздохом проговорила Рахматуллина. – Да еще какая! В общем, началась она не как обычно. Как правило, если Екатерина ссорилась с Кристиной Владимировной, то она могла сутками сидеть в своей комнате, закрывшись на ключ.

– Получается, что она и есть отказывалась? Голодовку объявляла? – уточнила я.

– Нет, она просто забирала с кухни еду и приносила в свою комнату, там и ела в одиночестве. А в тот раз, о котором я рассказываю, Екатерина просто с резким хлопком закрыла дверь в свою комнату. И по всей видимости, снова закрылась на ключ, потому что я услышала, как Кристина Владимировна громко просила Екатерину, чтобы она открыла дверь. Екатерина открыла дверь, но это произошло не сразу, Кристине Владимировне пришлось долго уговаривать девчонку. Когда Екатерина все-таки впустила хозяйку в свою комнату, то прежде всего накричала на свою приемную мать.

– Вот как? А что она говорила? – спросила я.

– Слова я не разобрала, потому что находилась на первом этаже, а дверь в комнату Екатерины, как я поняла, была закрыта или же она находилась в глубине комнаты. Я только уловила интонации Екатерины, она на что-то жаловалась, в ее голосе звучала обида. Но потом, наверное, дверь в комнате открылась, потому что голос Кристины Владимировны я слышала. Хозяйка начала убеждать Екатерину, что поскольку ей еще нет восемнадцати лет, то она должна слушаться мать, которая ее кормит, одевает и обувает и вообще заботится о ней и несет за нее ответственность, – передала Рахматуллина слова приемной матери Екатерины.

– Ну, в принципе, все правильно говорила Кристина Владимировна.

– Да я тоже была с ней полностью согласна, – поддержала Алевтина Александровна. – Вот только эта «талантливая девочка», очевидно, была другого мнения. На слова Кристины Владимировны о том, что ей все-таки следует понять, что взрослые плохого не посоветуют, Екатерина выкрикнула, что нечего тогда было ее удочерять, тем более что она об этом никого не просила. Представляете? Более того, девчонка, как пуля, выбежала из своей комнаты, промчалась по лестнице на первый этаж и покинула коттедж. При этом она не преминула демонстративно хлопнуть входной дверью.

– А куда Екатерина отправилась? – спросила я.

– Ну, откуда же я знаю? – Алевтина Александровна развела руками. – Я вообще никогда не вмешивалась в их разборки, зачем мне это? Просто после этой выходки приемной дочери Кристина Владимировна вышла из комнаты Екатерины и пошла в свою спальню. Дверь в ее спальню оставалась открытой; наверное, после стресса Кристина Владимировна не обратила на это внимания. И я услышала, как хозяйка кому-то позвонила и сказала, что Екатерина устроила сцену, уйдя из дома, что она и слышать ничего не хочет про запрет на дружбу и общение с ее новой знакомой.

– А что это за новая знакомая? – спросила я.

– Я толком ничего об этом не знаю. Слышала только, что якобы Екатерина где-то познакомилась с девушкой старше себя, а Кристина Владимировна сочла такое знакомство подозрительным и была против их общения. Татьяна Александровна, вы поймите, я никогда не обсуждала с Кристиной Владимировной дела, которые имели отношения к ее семье. Да и сама хозяйка тоже не имела обыкновения высказываться на тему своих семейных отношений. Я понимаю, что есть личные вещи, которые не очень удобно и не хочется обсуждать с посторонними, – сказала Рахматуллина.

– Да, я согласна с вами, Алевтина Александровна. Но все-таки чем закончился тот побег Екатерины из дома? – спросила я.

– Через какое-то время Екатерина вернулась домой. Молча прошла к себе в комнату.

– И все?

– Ну нет, кажется, они все-таки поговорили, Кристина Владимировна и Екатерина. И даже пришли к какому-то консенсусу, как теперь принято говорить. Опять же, подробности их общения мне неизвестны, но я думаю, что Екатерина попросила прощения у своей приемной матери. Потому что потом их отношения вроде бы как-то наладились. Во всяком случае, подобных стычек больше между ними не происходило, – объяснила Алевтина Александровна.

– И что же, Екатерина перестала встречаться со своей новой подругой? – поинтересовалась я.

– Вот чего не знаю, того не знаю. По крайней мере, разговоров на эту тему между ними больше не возникало. Или если они и были, то не в моем присутствии.

– То есть в течение этих двух недель после такого принципиального ухода Екатерины из дома все было более или менее нормально? – уточнила я.

– Да, все так и было, – кивнула Рахматуллина.

– Ладно, с инцидентами между Кристиной Владимировной и Екатериной все понятно. Из вашего рассказа ясно, что ваша хозяйка принимала довольно активное участие в воспитании приемной дочери. А как относился к Екатерине Василий Юрьевич? – спросила я.

– Вы знаете, Татьяна Александровна, в отличие от Кристины Владимировны, Василий Юрьевич относился к приемной дочери не то чтобы плохо или хорошо, но…

Рахматуллина задумалась.

– В общем, насколько я могла оценить сложившуюся ситуацию, хозяин был против самой идеи привести в дом чужого ребенка, – продолжила Алевтина Александровна.

– Вот оно что, – удивленно проговорила я.

– Да. Понимаете, Татьяна Александровна, ведь я пришла в этот дом давно, успела узнать все нюансы взаимоотношений в этой семье. Поэтому даже то, что вслух не проговаривалось, все равно считывалось либо по выражению лиц, либо даже по молчанию. Так вот, по моему личному мнению, Василий Юрьевич сначала был полностью против удочерения кого бы то ни было. А вот Кристина Владимировна уже была настроена взять из детского дома именно Екатерину. Уж и не знаю, чем она ей приглянулась. Но факт остается фактом: в конечном итоге Кристина Владимировна «победила» супруга. И Василию Юрьевичу ничего не оставалось, как смириться с тем, что Екатерина поселилась в их доме.

– Все-таки как он относился к ней? Игнорировал, третировал, обижал, избегал? – Я продолжала допытываться.

– Нет, ничего этого не было. Василий Юрьевич был внешне приветлив с девушкой, но в его отношении к ней чувствовалась прохлада. Да, именно прохлада. Не было даже намека на ту любовь, которую хозяин проявлял к Клементине. Ну, что тут можно сказать? Чужая кровь! Правда, Василий Юрьевич покупал и дарил Екатерине дорогие вещи. Но на самом деле ему была, по большому счету, безразлична жизнь Екатерины. А уж в ее воспитание он и вовсе не вмешивался, – высказалась Рахматуллина.

– То есть воспитание он переложил на плечи Кристины Владимировны, – дополнила я.

– В принципе, я считаю, что это было правильным. Если на удочерении девочки настояла супруга, то кому, как не ей, заниматься ее воспитанием, – пожала плечами Рахматуллина.

– Тогда у меня к вам, Алевтина Александровна, будет еще один такой… хм… несколько необычный вопрос. Скажите, а Василий Юрьевич никогда не проявлял к Екатерине интереса как мужчина? Вы только не подумайте, пожалуйста, что я интересуюсь этим из праздного любопытства. Просто известны такие случаи, когда удочеренные или усыновленные дети становились предметом таких вот поползновений к ним со стороны приемных родителей. Поэтому мне необходимо прояснить и этот вопрос, – объяснила я.

– Да, я тоже об этом и слышала, и читала, Татьяна Александровна. Так что я совсем не считаю ваш вопрос праздным. Но уверяю вас, что со стороны Василия Юрьевича ничего такого даже близко не было. Повторяю: хозяин видел в Екатерине только чужого ребенка, попавшего к нему в дом исключительно по желанию его супруги, которую он очень любил и исполнял все ее, скажем так, прихоти, – сказала Рахматуллина.

– Понятно, – кивнула я. – Вот вы сказали, что Людмила Анатольевна попросила вас какое-то время пожить в коттедже, а потом вы отправитесь в свою городскую квартиру. А коттедж достанется Людмиле Анатольевне? – спросила я.

– Нет. Еще при жизни Василия Юрьевича было составлено завещание. Согласно этому документу, все имущество, и движимое, и недвижимое, переходит Екатерине, стало быть, и коттедж тоже, – сказала Рахматуллина.

– Почему так? – удивилась я. – Ладно, я понимаю, что Василий Юрьевич был старше своей жены и, уж наверное, мог озаботиться завещанием. Но логично было бы оставить все свое имущество Кристине, ведь так? И уж никак не чужой девочке, к которой он к тому же и относился не особенно хорошо?

– Не знаю, – пожала плечами моя собеседница. – Вроде как чтобы, если вдруг что случится, Екатерина не осталась ни с чем. Все-таки не родная дочь, приемная.

– А откуда у вас такие сведения? Ну, по поводу того, что Веретенниковы составили завещание на свою приемную дочь? – спросила я.

– Так ведь я тоже была вместе с ними в нотариальной конторе, – сказала Алевтина Александровна и пояснила: – Веретенниковы думали, что при составлении завещания нотариусу потребуется свидетель. Но поскольку завещание было открытого типа, то свидетель оказался ненужным.

– Ясно, – сказала я, вставая. – Кто-нибудь еще был в нотариальной конторе? Как вообще все проходило? Кто-то о завещании знал? Та же Екатерина?

– Нет, никого больше не было, только мы втроем. Ну и нотариус. Мы в отдельном кабинетике бумажки подписывали. Кто знал о завещании – не могу сказать. При мне они и дочери своей приемной ничего не говорили.

– Тогда на этом мы с вами, пожалуй, разговор закончим. Не исключено, что мне, возможно, потребуется еще раз с вами встретиться, Алевтина Александровна, если возникнет такая необходимость. Напишите мне ваш номер телефона, чтобы я могла заранее с вами созвониться, – попросила я.

Рахматуллина взяла из комода небольшой блокнот, вырвала оттуда листок и написала на нем свой номер телефона.

– Вот, пожалуйста, возьмите, – протянула она мне листок.

Я распрощалась с женщиной и вышла с территории коттеджа. Затем я осмотрелась и увидела небольшую группу людей, стоящих поодаль около небольшого магазина. Судя по вывеске, это был продуктовый мини-маркет. Я подошла к ним и поздоровалась:

– Здравствуйте, уважаемые соседи. Я являюсь частным детективом и провожу расследование убийства Кристины Владимировны Веретенниковой.

– Да, такая трагедия, – вздохнула пожилая женщина в летнем цветастом костюме.

– Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, мне необходимо поговорить с вами, – продолжила я.

– А о чем говорить-то? Нас уже вчера полицейские опрашивали, – с некоторым неудовольствием ответил молодой мужчина спортивного телосложения, в синих джинсах и серой футболке.

– Я провожу независимое от полиции расследование, – объяснила я. – Я тоже выясняю, как преступник мог проникнуть в коттедж. Может быть, кто-то из вас что-то видел или слышал?

Молодой мужчина, который сообщил про дознание полиции, пожал плечами:

– Лично я ничего не слышал. Сначала мы с женой смотрели фильм, а потом я уснул и спал всю ночь. Так что даже если что-то и происходило, то мы ничего не слышали.

– Я, кстати, тоже ничего не слышала, – сказала женщина среднего возраста, в шортах и шелковой блузке без рукавов. – Да у нас тут вообще-то тихий район, по ночам все спят как убитые… ой… что-то я не то сказала, простите. – Женщина смутилась.