– Да, ваше высочество? – я повернулась.

Он склонил голову набок. В глазах, переливающихся золотом, плескалась тьма.

– Когда мой предок король Надим двести лет назад завоевал Сенавию, он решил сохранить ваш обычай, по которому женщинам давалось гораздо больше свободы и прав, чем у нас на родине. Возможно, вы не слышали, но там ни одна женщина, кроме дракониц, не может стать главой рода. В Сенавии привыкли считать, что Надим не хотел допустить возмущений аристократии и потонуть в дрязгах, которые обязательно возникли бы из-за раздела земель. Знаете, в чем правда?

– В чем? – покорно спросила я, понимая, что от меня ждут этого вопроса.

– В том, – сказал Элай, пристально глядя на меня, – что такие женщины возбуждают.

Ничего не ответив, я еще раз поклонилась и вышла из библиотеки.

Глава 6

Домой я вернулась поздно и сразу легла спать, а на следующий день рано утром уехала на одну из плантаций.

Кофе в Сенавии рос только в Тайезе – нашей провинции – благодаря одновременной близости моря и гор. Хотя мои плантации занимали не так много места, зерна расходились по всей стране и попадали даже на королевскую кухню. Доход они приносили существенный, причем не только в золоте. В городе было всего три кофейни, и две из них принадлежали мне. Чтобы выпить чашку горького ароматного напитка, который придавал бодрости весь день, туда захаживал весь цвет местной аристократии, зачастую при этом обсуждая между собой личные дела. Все, что требовалось, это держать уши раскрытыми, и жизнь становилась значительно легче, а деловые партнеры – гораздо сговорчивее.

Поэтому запускать плантации было никак нельзя, но и возвращалась я оттуда вымотанная до предела. Солнце уже садилось, когда я устроилась в садике внутреннего двора с большим кубком холодного шербета, чтобы немного отдохнуть перед сном и полистать книгу.

Это был тот самый поэт, которого так увлеченно читал Элай в нашу встречу. Я запомнила название книги и отправила слуг поискать ее в городе. Поэт, как выяснилось, имел некоторую популярность, и уже сегодня томик лежал у меня.

Чтиво оказалось своеобразным, по крайней мере в этом сборнике. Может быть, он написал что-то еще, более достойное, но я видела перед собой лишь груду посредственной любовной лирики. Еще и в основном на одну тему – герой потерял возлюбленную и теперь страдал на все лады, мечтая о том, как уйдет следом за ней, как это будет красиво и так далее, и тому подобное.

Не долистав до середины, я с раздражением отбросила книжку.

Чушь. В смерти нет ничего красивого, философского и прочего, о чем так любят живописать поэты. Наверное, у них это и получается настолько притягательно, потому что они, не видевшие смерти, пишут для тех, кто тоже ее не видел.

Я в их число не входила. И мне казалось странным, что Элая могла заинтересовать подобная дребедень. В былые времена он ходил вместе со старшим братом в военные походы. Да и написал бы он даже лучше, хоть и не особенно талантлив. Может, заметил популярность стишков и захотел проверить, что же в них такого?

Убрав книжку, я обнаружила, что рядом мнется управляющий.

– Еще шербета? – голосом слаще самого напитка спросил он.

– Лучше сразу говори, в чем дело, – посоветовала я, чувствуя себя слишком уставшей, чтобы играть в обычные игры.

– Новый раб, госпожа… Его помыли, одели и выделили ему комнату еще вчера.

– Комнату? – переспросила я.

Вроде бы я ни о чем таком не распоряжалась. Аштар – необычный раб, но личная комната – это чересчур хорошо для кого-то, кто носит ошейник. Как бы не поползли ненужные слухи.

– Простите, госпожа. Это не то чтобы нарочно вышло. Никто из других слуг не захотел, чтобы к ним подселили дроу. Они… они боятся спать, когда он рядом, – промямлил Кидат.

Пальцы сами выстукали ритм по подлокотнику широкого кресла. Тук-тук, тук, тук-тук… Где же я его слышала? Вспомнить не получалось.

– Ладно, пусть будет комната, – неохотно согласилась я. Тревожить весь дом из-за одного дроу тоже плохо. – Что-то еще?

– Вы не распорядились насчет того, чем ему заниматься, пока он не в мастерской.

– И что? – не поняла я. – Ты не смог найти ему дело? В доме еще десяток рабов. Ты же как-то управляешься с другими.

– Они люди, госпожа! – Кидат виновато склонился. – Они совсем иначе себя ведут, с ними и говорить проще. А этот… Он опять сел, сидит второй день на одном месте и даже не шевелится. Повторяет, как попугай, что он ваш раб, что никаких приказов вы ему не отдавали и что он не сдвинется, пока вы что-нибудь не прикажете.

Я в изумлении наблюдала за управляющим. Уж кем-кем, а дураком или слабаком он не был и всегда сам решал такие проблемы. Более того, первые полгода после смерти моих родителей, пока я возвращалась домой из Хелсаррета и пыталась разобраться в ведении хозяйства, им управлял, по сути, один Кидат. И делал это замечательно, поэтому я никогда не боялась оставить все на него.

– Последний раб, которого мы купили… Забыла, как его, – я рассеянно помахала рукой, – который сейчас на дальней плантации. Он тоже был упрямцем, и ты его быстро построил. Что сейчас не так?

– Тому, предыдущему, было достаточно пригрозить. А этому… – Кидат поднял на меня страдальческий взгляд. – Госпожа, ну какой из генерала темных эльфов раб? Он так смотрит в ответ, что сердце в пятки ухает. Его все боятся. Даже стражники.

– Днем темные эльфы слабы.

– А ночью-то нет, – резонно возразил он.

Я вздохнула. Ланона Чудотворица, ну почему только одно то, что перед ними не человек, приводит этих лоботрясов в ступор? В Сенавии не только люди живут, пусть нас и больше всего! На кой тогда в поместье вообще нужна стража?

Надо будет разогнать всех к демонам. Правда, как бы потом не выяснилось, что новые стражники еще хуже.

– Приведи раба ко мне.

Через минуту Аштар стоял передо мной.

Ему подобрали приличную одежду: свободные темные штаны, светлую тунику, подпоясанную кушаком. Рукава Аштар закатал, оставив открытыми по-мужски крепкие предплечья. Их покрывала целая сеть старых шрамов. Следы от порезов так тесно ложились друг к другу, словно загадочные иероглифы, вычерченные прямо на коже.

Просторный наряд на деле лишь подчеркивал узкие бедра и широкие плечи дроу. Он расставил ноги и сцепил ладони на животе, по-прежнему держа взгляд устремленным в землю. Это была поза не раба, а воина, который пытается убедить себя в том, что он раб, но еще не забыл, что способен за пару мгновений изрубить всех вокруг на куски.

Мне опять стало не по себе. Я вернулась к мыслям о стражниках и решила, что ну их, пусть остаются.

– Вы звали, госпожа, – Аштар почтительно поклонился.

Как интересно – склонялся он, а крохотной и слабой себя чувствовала я.

– Говорят, ты выказываешь неповиновение.

– Простите, – в его голосе зазвучало недоумение. – Как я могу не повиноваться приказам, если мне их не отдавали?

– Кидат – управляющий в этом доме. Не сомневаюсь, что тебе прекрасно известно, что это значит. Пока меня нет, ты должен подчиняться ему.

– А если он отдаст приказы, которые будут противоречить вашим? Или я пойму, что они могут вам навредить?

Я поджала губы.

– Ты насмехаешься надо мной?

– Прошу прощения, госпожа, – он низко склонился, в голосе появились виноватые интонации. – Быть рабом для меня в новинку. Я не вполне понимаю, как это устроено у сенавийцев.

– Ты уже целый год раб, – напомнила я.

– Полгода я был пленником и содержался в темнице. И всего полгода назад стал рабом его высочества принца Элая вей-Амрана.

Аштар поправил меня так вежливо, будто говорил мне: «У вас опечатка в этом слове, перепишите, пожалуйста», и будто его не пытали в это время всеми мыслимыми способами.

– И что, ты не подчинялся управляющему принца?

– Его высочество Элай имел на это твердое мнение: я обязан исполнять только его приказы, чтобы никто другой не мог использовать меня в своих интересах. Так он и сказал, – по-прежнему очень вежливо произнес дроу.

Хм. Вообще-то в этом был смысл.

– У меня другие правила, – отмахнулась я, решив не углубляться в споры. – Отныне ты будешь подчиняться мне и Кидату, если его требования не противоречат моим. Размышлять о том, кому и как они могут навредить, не твоя задача.

– Да, госпожа. Теперь мне все понятно.

Идеальнейшая покорность.

«Все-таки насмехается», – подумала я.

Он молчал, все еще склонив голову. Следовало бы отправить его в комнату и предоставить разбираться с ним Кидату, но чем дольше я смотрела на мужчину, чей вид и слова категорически не сочетались друг с другом, тем яснее понимала, что мне придется им заняться самой. Управляющий прав – передо мной кто угодно, но точно не обычный раб.

– Почему ты выбрал книжную мастерскую? – наконец заговорила я. – Мы далеко от Берзана, но легенды о тебе долетали даже сюда. Ты великий воин. Почему не попросил дать тебе оружие?

– Зачем, госпожа?

Гад.

– Чтобы охранять плантацию, например, – мрачно ответила я.

– Мне для этого не нужно оружие. Меня и так все боятся, – спокойно, без капли превосходства сказал он.

Этого не отнимешь…

– Сядь.

Я указала ему на место напротив своего кресла и, поколебавшись, кинула туда одну из мягких подушек, на которых сидела сама. Я сделала это даже не столько из-за просьбы Хведера, сколько потому, что мне самой претило усаживать кого-то на холодный камень, раб передо мной или нет.

– Принесите письменные принадлежности для Аштара, – приказала я слугам, затем обратилась к нему: – Прежде чем отправить тебя работать в книжную мастерскую, я должна понимать, что и насколько хорошо ты умеешь. Моя мастерская очень скромна по сравнению с другими в городе, но любого, кто работает в таком месте, все равно окружающие начинают уважать.

– Даже раба? – спросил дроу.

По его тону было невозможно понять, насмехается ли он снова или нет. Я решила, что лучше буду выглядеть дурой, втолковывая взрослому мужчине элементарные вещи, чем истеричной злыдней, которая ищет в каждом слове попытку ее оскорбить.

– Не знаю, как с этим обстоят дела в Берзане, а у нас даже раб может стать уважаемым человеком и в конце концов получить свободу, – пояснила я. – Особенно те, кто умеет читать и писать. Хорошее образование получают только аристократы, жрецы и те, у кого хватает заплатить за обучение в одной из школ. А это, как ты наверняка уже сам догадался, зачастую дети либо аристократов, либо жрецов. Соответственно, если в книжной мастерской будет работать грубый, необразованный человек, это плохо скажется на ее репутации. Даже если он всего лишь подносит иллюстратору краски или подметает пол.

Аштар молчал, опустив голову. Внезапно я поняла, отчего мне с ним так не по себе. Не только из-за его явной физической силы, но и из-за того что он не хочет смотреть в глаза. Прячет их. Оттого и создается впечатление, что эльф либо лжет, либо издевается.

– Вы хотите понять, достоин ли я такой милости, как работа в мастерской, – утвердительно произнес он.

– Да. Ты будешь привлекать внимание, Аштар. А следовательно, и я, как твоя хозяйка. Все, что ты сделаешь, отразится на мне.

Он опять помолчал, затем повернул голову, посмотрел на книгу, которую я положила рядом с собой на сиденье, и вдруг продекламировал:

– В том не любовь, кто буйством не томим,

В том хворостинок отсырелых дым.

Любовь – костер, пылающий, бессонный…

Влюбленный ранен. Он – неисцелим!¹

Голос у него был поставлен очень хорошо, мог звучать громко и твердо, когда требовалось. Я поймала себя на том, что одобрительно киваю, хотя от полководца сложно было бы ожидать невнятной тихой речи.

Скорпионий хвост! Оказалось легко забыть о том, кто перед тобой, когда Аштар так покорно себя ведет. Может, на то он и рассчитывает?