Они мгновенно наполняются слезами, а я бешусь. Что плакать-то теперь, актриса недоделанная. Пусть вон с Моникой пойдет поплачет, которая без мужа осталась по ее вине. Или с Брандо, который родного брата лишился.

– Я в слезы твои не верю, тварь, так что не старайся. Кто твой заказчик, кто тебе платил, кому ты сдавала информацию? – гремлю рядом, и ноль просто реакции. Снова тишина, ни звука не говорит. Трясется как заяц, поглядывает на дверь через мое плечо.

Какая умница, жертва, блядь, страдалица.

– Не смотри на выход, сопля, тебе никто не поможет. Ты будешь отвечать на мои вопросы, не то, клянусь, я тебя по стене размажу.

Нет, я не ору, я ее предупреждаю. Ощущение такое, что внутри кипит кровь.

Говорит ли она что-то в ответ? Нет. Воробей просто смотрит на меня своими этими глазищами, хлопает мокрыми ресницами, и все. Ни единого звука, как будто онемела.

Бешусь, хватаю ее одеяло, сметаю на пол, а ведьма руку поднимает, зачем-то прикрывая голову.

Стискиваю зубы, когда вижу ее теперь без одеяла. Перебинтованное плечо, вся в этих капельницах, а я ведь любить ее мог. Я хотел, сука, ее любить, думал, не такая. Баран.

– Что ты молчишь, лярва, язык проглотила? Я задал вопрос: говори, кто тебя нанял, кто-о?!

Подхожу ближе, но Воробей не дает себя тронуть. Она тупо падает с кровати, сваливается с нее, выдергивает капельницу из руки и забивается в угол.

И воздух тяжелеет, давят стены, потолки. Я в страшном сне такого представить не мог, чтобы на девку руку поднять, но перед глазами то и дело Фари в гробу, и клянусь, я мечтаю задавить ее голыми руками прямо здесь.

Тишина давит на нервы, мы теряем драгоценное время, которого у меня нет, и в игрушки играть с ней я не собираюсь.

Вот что бывает, когда крысу прижмешь. Как лохов нас все время разводила, потешалась, а после танцевала на костях.

Не пожалела Фари, а ведь я должен был на его месте быть, это меня она хотела кончить.

Я не дам ей уйти, и она это прекрасно понимает. Я выбью из нее правду любым способом, и мы это оба тоже прекрасно знаем.

Достаю из кармана нож. Щелчок, и острое лезвие открывает нам новые горизонты. Воробей сильнее вжимается в стену и глухо дышит. Ее грудная клетка быстро вздымается, она держится за перебинтованное плечо. Смотрит на меня, распахнув сухие губы.

***

– Что здесь происходит? Даша!

Игорь. Приперся так не вовремя и сразу к этой кукле продажной подходит, осматривает всю. Только сейчас вижу, что у Воробья кровь потекла на руке от выдернутой капельницы. Я этого не заметил, у меня и так все красное перед глазами.

– Выйди отсюда, Савелий Романович! Даша, вставай, осторожно.

– Игорь, не мешай. Мы разговариваем.Поднимает ее, а она за его спиной тут же прячется. Нашла защитника, тоже мне, смешно даже.

– Как, позволь спросить? Ты видишь, что Даша не в состоянии тебе ответить? Выйди за дверь, говорю! Пожалуйста.

Усаживает ведьму на кровать, подает ей одеяло, а я даже смотреть спокойно на нее не могу. Мне просто больно.

Вылетаю за дверь, хлопаю ею так, что петли едва не слетают.

Не сказала, ни хуя она мне не сказала, тогда как Прайд ждет возмездия. За Фари мы всем глотки перегрызем, и месть наша будет страшной.

Я тогда еще должен был ее прикончить, я был обязан.

“За семью расстрел в упор” – это наш девиз, но я был настолько охуевший, что даже пулю ей в голову пустить не смог. Я хотел задавить ее голыми руками, мечтал порвать на куски, впрочем, не так и далеко ушел от этой правды.

Если бы не Валерка, парни после меня не оставили бы от нее и мокрого места.

– Зачем ты пришел, Савелий Романович? Мало поиздевался над девочкой? Убери нож, здесь тебе не твои криминальные джунгли!

Игорь. Вышел в коридор, прикрыл дверь палаты. В глазах упрек, но это Погосов. Он только в больнице король, и это его царство.

Прячу бабочку, сам не заметил, как все это время сжимал ее в ладони.

– Вот на хуя ты лезешь не в свое дело, Игорь, кто тебя просил?

– Я врач, я лечу людей, и мне все равно, что у вас там за разборки, но устраивать их здесь я не позволю.

– Отдай ее мне. Сейчас же.

– Нет, исключено. Даша под капельницами лежит, если ты не заметил! Знаешь, мне с вами уже надбавку за вредность положено.

– Мне нужна информация, которой эта тварь владеет. Почему она молчит, почему из нее ни звука?!

– Скажи спасибо, что Даша вообще в себя пришла. Она первые сутки ни на что не реагировала, в шоке полнейшем была, в истериках. Между прочим, после тебя, Савелий Романович. Удивительное совпадение, правда? Зацеловали в своем Прайде, до выбитых суставов просто залюбили девочку на хрен!

– Что с ней такое, что-о-о?!

– Испуг, стресс, истерика.

– Почему она ни хуя на вопросы не отвечает?

– Думаю, она не может. Даша вообще ни слова не произнесла с момента поступления. Вероятно, в вашем Прайде ее ударили чем-то увесистым. Наверное, кулаком, дядя Савва, потому я даже не удивляюсь, почему Даша первые сутки вообще ни на кого не реагировала.

Камень в мой огород, я помню все, и мне от этого ничуть не легче. Тошно просто, ненавижу, тварь.

– Не смешно! Не смей мне тут ерничать, Игорь, я только с похорон! Эта крыса была засланной и только притворялась овечкой. Она меня предала, ПРЕДАЛА! На меня дважды покушались, наш Фари погиб!

– Сожалею, правда, но мне зачем мне эта информация? У вас там свои волчьи законы, а мне потом лечить тех, в кого летят осколки.

– Послушай, Игорь…

– Нет, ты послушай: Дашу привезли сюда едва живую, в критическом состоянии, с болевым шоком, изнасилованную, с выбитым плечом, которое нам еще и вправлять пришлось. По-хорошему, я должен был в первую же минуту вызвать ментов, но я этого не сделал, так какой иной реакции ты от меня ждешь, Савелий Романович?

Глубокий вдох, это ничем не помогает.

– Почему она не говорит ни хуя?

– Потому что ты ее чуть не задушил. Даше больно глотать и говорить, плюс стресс. Девочку лечить теперь надо, это не шутки.

– Блядь, так лечи ее! Лечи, мне нужно, чтоб она заговорила!

– Не кричи, это уже ничем не поможет, и так… наделали делов.

– Когда она заговорит, когда?!

– Я не знаю. Неделя… может, месяц, а может, никогда.

Игорь любит нагнетать, но у меня на это уже реально нет никакого терпения.

– Что? Что ты сейчас сказал?

– Что слышал. Восстановление речи от многих факторов зависит. Я не знаю, когда Даша отойдет и отойдет ли вообще хоть когда-то. Мне жаль Фари, но знаешь, я лично не думаю, что она способна на все это дерьмо, что вы на нее навешали. Просто быть не может, бред какой-то. Вы ее в свои разборки криминальные втянули, всех собак на девочку повесили, а мне разгребать, и знаешь что: если Даша реально крыса, то лучше бы ты убил ее, чем так покалечил.

– Блядь!

Сцепляю руки в кулаки. Игорь, может, и прав, вот только от этого не легче.

– Лечи ее. Она мне живой нужна.

– Как раз этим и занимаюсь. Уходи, Савелий Романович, сейчас ты сделаешь только хуже.

– Мне нужно узнать, кто нас заказал. Игорь, в память о Фари. Не отворачивайся от меня в такой момент, у тебя ведь тоже беда может случиться, и ты ко мне первому придешь за помощью. На. На медикаменты. Сделай так, чтобы она начала говорить.

Кладу ему в карман аванс. Игорь берет деньги. Он всегда берет.

Глава 6

Прошли еще сутки, я не помню уже, когда спал, когда жрал нормально. Дни и ночи слились воедино, и только теперь понимаю, как много делал Фари. Это он держал все под контролем, я мог расслабляться, я полностью доверял ему все дела, мог рассчитывать на него в любой ситуации.

Теперь же все на мне, и нас качает, как чертову шлюпку в океане. Ганс поднимает документы, Соловей в офисе, а Брандо где-то бухает, бросив все. Я его не виню. Самому хочется забыться, вот только я понимаю, что мы пойдем на дно, как Титаник, если сейчас я срочно не буду выруливать дела.

Мы остались без казино, этот доход нам уже перекрыли, и мы пока толком не понимаем, что за тварь забрала это заведение у меня так официально.

Кэш тоже проебали. Фари уже давно говорил не хранить общак в клубе, но там мой кабинет. Блядь, туда под страхом сноса башки никто не смел входить без разрешения, а тем более вскрывать сейф, забирать подчистую просто деньги.

Это годы нашей работы, я бы за эту сумму мог запросто купить еще одно казино. Потери огромные, и мы стали уязвимы, словно откатились на много лет назад.

Разница только в том, что тогда я был с Фари и мы реально ничего не боялись, он всегда меня страховал, а теперь его нет. Нет его, нет, блядь, на этом свете больше.

Мои люди не могут так быстро хотя бы на треть взять дела Эдика. Сука, Фари вообще для меня был незаменимым.

Одна надежда на Брандо, они похожи и думают примерно одинаково, вот только Саня к чертям сорвался, и я понятия не имею, где теперь его носит. Он еще молод, Фари должен был больше натаскать своего брата, натренировать его на разные ситуации, а теперь что? Блядство.

***

Я чувствую себя мышкой, которая попалась в мышеловку. Она не может спастись, но ее никто не добивает. Пока.

Я знаю, что Крутой мечтает теперь о моей смерти, я видела эту ненависть в нем к себе, и это ожидание расправы уже само по себе меня убивает.

Он ведь отдал меня тогда своим браткам, и это было чистое везение, что зашел Валера и забрал меня оттуда. Он мог и не зайти или прийти позже. Не думаю, что я тогда бы была все еще… живая.

Эти голодные волки меня бы там на части порвали, я нисколько в этом не сомневаюсь, и Савелию было плевать на это абсолютно.

Я помню, что он тогда ушел и даже не обернулся. Он бросил меня, точно объедки, отдал своим шестеркам из Прайда, и никто за меня не вступился. Никто, и было так глупо надеяться на другое.

Я горю. С каждой секундой от осознания, что как раньше уже никогда не будет и я больше никогда не буду прежней. Не назовусь девушкой Крутого, его любимой или хотя бы танцовщицей.

Я изгой, и мне так стыдно за то, что я все это делала. Я не думала… не знала, что это приведет к таким последствиям.

Записки казались чем-то простым, неважным, это же просто буквы, но, как оказалось, они тоже способны убивать. Когда же я поняла, что мой слив информации причиняет боль, остановить эту машину я уже не могла.

Фари. Он меня невзлюбил с первого дня, но я его уважала все равно, ведь он был, конечно, прав насчет меня. А его жена Моника, их прекрасный маленький сын…

Они лишились отца и мужа, и ведь я тоже в этом виновата.

Если бы не я, у них все было бы как раньше. Брандо бы не ранили, не было бы покушений.

Я так виновата, и мне дышать от этого тяжело. Кажется, словно мои руки испачкались в грязи, и сколько теперь ни мой, они все равно грязные.

Савелий меня теперь даже по имени не называет. Сука, тварь, как еще там говорил? Много говорил, и это было больно слышать в свой адрес от того, кто еще совсем недавно шептал мне слова любви и с кем мы засыпали в обнимку.

Утром приходил следователь. Не знаю, откуда он узнал обо мне, похоже, кто-то в отделении все же вызвал милицию. Этот мент спрашивал имена, как и кто меня изнасиловал, просил написать все, угрожал даже, а я слушать все это не могла, мне было просто больно.

Потом Игорь зашел, выпроводил следователя, но легче от этого не стало.

– Если хочешь, можешь написать заяву на Крутого. Ее примут, и нет, это не я вызвал ментов. Медсестры проболтались. У нас такие пациенты, как ты, нечасто, сама понимаешь.

Смотрю на Погосова. Игорь – хороший врач и человек нормальный, почему он мне помогает? Не знаю, вот только смысл мне писать заявление на Крутого, если я уже практически труп?

От этого ничего не изменится, кроме того, что он еще сильнее обозлится на меня, да и толку? С его влиянием это будет просто бумажка на ветру.

***

– Даша, тебе больно глотать?

Игорь подходит ближе, осматривает шею.