Никогда она не смотрела на своего защитника и покровителя как на мужчину, не оценивала его привлекательность, не видела в нем возможного жениха. В мечтах, глупых и наивных, Алисия представляла милорда своим отцом, а не супругом. Мысль о том, чтобы лечь с ним в постель, показалась ей дикой и кощунственной, какой-то извращенно неправильной.

Но был ли у нее выбор?

Лорд Абракс терпеливо ждал ответа. Алисия украдкой разглядывала своего давнего знакомого из-под сени густых ресниц и пыталась мысленно примерить на него новую роль.

Пожалуй, достопочтенного маркиза можно было назвать красивым, но его хищная внешность скорее пугала Алисию, чем пробуждала в ней чувственные желания. Его глаза, желтые и светящиеся, как у всякого мага, казались ей жуткими. В них словно бесновалось настоящее пламя. Зрачки – воронки мрака внутри огненного вихря. Выдержать прямой взгляд этого человека не мог никто – и Алисия в том числе.

Низко опустив голову, она шепнула себе под нос:

– Можно мне… можно мне время, чтобы подумать?

– Можно, – кивнул милорд. – Но ваш отчим здесь. И полагаю, будет настойчиво требовать встречи с вами. Я, конечно, скажу ему, что вы спите, но, если барон захочет забрать вас домой, я, в своем нынешнем статусе, никак не смогу ему воспрепятствовать. У меня просто нет на это права. Кто я? Всего лишь друг вашего покойного отца. Вы целиком и полностью принадлежите барону Цвайну. Но одно ваше слово, милая моя Алисия, – и ситуация изменится. Если вы согласитесь стать моей женой прямо сейчас, я немедленно объявлю о нашей помолвке и выставлю барона за дверь. Вам больше не надо будет его бояться.

Алисия кусала губы. Рука под кружевной тканью сорочки чесалась все сильнее.

Пусть она не воспринимала маркиза Абракса как мужчину, но он всегда был добр к ней. В его лице Алисия получит заботливого супруга, который подарит ей душевное тепло и безопасность – то, в чем она всю жизнь отчаянно нуждается. К тому же предложение милорда – ее единственная возможность избавиться от отчима. И, скорее всего, единственный шанс выйти замуж.

– Он будет против, – шепнула Алисия, покраснев. – Барон Цвайн отваживает всех, кто сватается ко мне, потому что…

«…хочет оставить меня для себя», – последнюю часть фразы она произнесла внутри своей головы.

Говорить о таком вслух было стыдно. Особенно после той ночи, заставившей ее сбежать в лес.

– Дорогая моя прелестница, – жестко усмехнулся маркиз. – Уж об этом вам волноваться точно не стоит. Я не тот человек, которому можно отказать. Для меня главное – услышать ваше согласие.

– Я согласна, – выдохнула Алисия, опустив ресницы.

На каком-то глубинном уровне она чувствовала, что совершает ошибку, но отмахивалась от этого ощущения, ибо без защиты маркиза будущее виделось ей совсем уж в мрачных тонах. Ей нужен законный покровитель, иначе отчим когда-нибудь добьется своего, и даже матушка не спасет ее от позора.

Изо всех сил Алисия старалась не дрожать и не морщиться, когда обрадованный милорд принялся слюнявить ей руки. В порыве чувств он целовал ее длинные тонкие пальцы, тыльную и внутреннюю стороны изящной ладони, паутинку венок на запястье. Собираясь подняться губами выше, лорд Абракс задрал рукав ее ночной сорочки – и отпрянул с коротким вздохом.

– Что это у вас?

Алисия опустила взгляд на свое предплечье. На белой коже у сгиба локтя растеклось темное пятно, будто чернильная клякса на листе бумаги. Именно оно, это пятно, и порождало жгучий, нарастающий зуд, который не давал ей покоя во время разговора с целителем. Она думала, что зуд вызван укусом насекомого, но ее глазам открылось зрелище куда более пугающее.

– Что это? – повторила Алисия вслед за маркизом и попыталась стереть черную бляшку со своей кожи краем одеяла в надежде, что это – всего лишь засохшая грязь (она ведь ночевала в лесу и могла испачкаться), однако ее старания не увенчались успехом.

– Я уже видел нечто подобное, – лорд Абракс задумчиво повторил пальцем контуры пятна. – Похожие метки ставят ведьмы Подгорья, но в узорах этой конкретной метки угадываются эльфийские руны. Не удивлюсь, если это мерзкое ушастое отрепье вас прокляло.

– Что? Проклятье? – глаза Алисии округлились. Она взглянула на свою руку с таким ужасом, словно та была покрыта чумными язвами.

– Не волнуйтесь, моя девочка. У меня в библиотеке есть книга, в которой собрано все, что мы знаем об этом подлом народце. Я немедленно отправлюсь за ней и все выясню. Прошу вас, только не переживайте.

Алисия заторможенно кивнула и со всхлипом одернула рукав сорочки, а после и вовсе обернула руку одеялом, чтобы не видеть страшного черного знака на своей плоти.

– Скоро вернусь, – бросил лорд Абракс и скрылся в коридоре. Со скоростью штормового ветра маркиз дошел до его конца, сбежал по лестнице и оказался перед двойной дверью библиотеки. Там на верхней полке самого дальнего шкафа он отыскал тонкую книжицу в обложке из телячьей кожи. Все знания людей об эльфах уместились на ста двадцати страницах, но даже этим жалких крохам, собранным с таким огромным трудом, веры не было. Большая часть написанного могла быть выдумкой автора.

И тем не менее лорд Абракс торопливо листал засаленные страницы, ибо книга в его руках была единственным доступным ему источником сведений о самой древней и скрытной расе на земле.

До поры до времени маркиз не вчитывался в текст, а рассматривал черно-белые иллюстрации к нему. Но вот наконец он нашел то, что искал. На одной из картинок художник изобразил точно такой же символ, какой проступил на руке Алисии.

Под рисунком было описание.

Взгляд его сиятельства лихорадочно скользил по странице, сползал по ней все ниже и ниже, пока не достиг последней строчки, и, когда это случилось, лорд Абракс резко захлопнул книгу – аж поднялось облако пыли.

– Бездна тебя пожри, ушастый ублюдок! выругался он сквозь зубы.

Глава 3. Голова с плеч

Чтобы удержать опасного преступника в недрах тюремного подземелья одной только решетки недостаточно, поэтому горло Илриана стягивал железный ошейник. Этот артефакт человеческие колдуны изобрели специально для эльфов, чтобы лишать их голоса, а значит, и магии.

То, что их новый узник немой и не в силах воспользоваться своим даром, надзиратели Нортема не знали. Илриан не мог сказать им об этом, да они бы все равно не поверили. Подстраховались бы в любом случае. Слишком уж страшила людей эльфийская песня.

Ненавистный ошейник был тяжел, мешал дыханию, царапал неровными краями кожу, не давал забыть о себе ни на секунду. Илриан со всей страстью проклинал мерзкую вещицу на своем горле и в то же время прекрасно осознавал, насколько ему повезло, что она на нем есть. Его могли обезвредить и другим способом. Способом, к которому прибегали, когда нужного артефакта не было под рукой или хотелось поизмываться над пойманным врагом, а такое случалось частенько.

Чтобы лишить кого-то речи, необязательно использовать дорогие магические игрушки: достаточно отрезать пленнику язык – и вот он уже ничего не может сказать. Быстро, просто, удобно, дешево.

Если подумать, с Илрианом обошлись вполне милосердно. Его язык все еще был на месте.

Зазвенела цепь. Это Илриан пытался добраться до миски с едой, которую надзиратель оставил у самой двери, потому что боялся углубиться в камеру.

Помимо ошейника на узнике были еще и кандалы. Его правая рука была свободна, а левую сковывал массивный железный браслет с чешуйками ржавчины. От него к стене тянулась цепь. Слишком короткая, она не давала заключенному приблизиться к решетке, просунуть руку между ее прутьями и схватить стражника или посетителя за горло. Еще одна мера предосторожности.

Напрягая все силы, Илриан мычал от напряжения. На шее вздулись вены. Плечо, вывернутое под неестественным углом, взорвалось болью. Не хватало одного сантиметра, чтобы подцепить пальцами край тарелки. Всего ничего, но это жалкое расстояние было не преодолеть. Почувствовав, что кость вот-вот выйдет из сустава, Илриан в ярости стукнул кулаком по полу.

На вонючие тюремные объедки, которые здесь называли ужином, ему было плевать. Он хотел заполучить глиняную миску.

Вчера еду принесли в железной посудине. И позавчера. И два дня назад. А этим вечером такая удача! Только идиот не воспользуется. Ему нужна эта миска!

Отдохнув, пленник вернулся к своему занятию.

Поглощенный этим делом, он забыл о голоде, о боли в сломанных ребрах, о топоре, торчащем из плахи, который мог видеть из окошка своей прежней камеры. Маленькое зарешеченное окошко под потолком выходило на главную городскую площадь, и до того, как Илриана перевели сюда, под землю, где окон не было никаких, даже самых крошечных, он наблюдал за казнями каждый день. То есть прекрасно представлял, что его ждет.

Оборотней и ведьм Подгорья сжигали на костре, пиратов вешали, ворам отрубали руки, а убийцам и эльфам – головы. Три судьи – костер, виселица и плаха. В честь них площадь и получила свое название.

Но лучше было думать об остром топоре в руках палача, чем вспоминать страх и отвращение в глазах истинной, то, как она отворачивалась от Илриана и искала защиты у другого мужчины.

«Алисия», – шепнул он в своих мыслях и со вздохом привалился к стене, осознав всю тщетность своих стараний.

Грязные лохмотья на нем были влажными от пота. Он весь взмок, пока тянулся к проклятой миске.

Где-то в коридоре за решеткой мерцал факел. Илриан не видел его самого —только неровный оранжевый свет огня, долетавший до его камеры.

Один из заключенных Нортема постоянно кричал. Даже ночью, не давая никому спать. Наверное, сошел с ума. Однажды невидимый сосед Илриана за стеной не выдержал и заорал ему в ответ: «Когда же тебя уже казнят, паскуда? Скорее бы!»

Но этого человека, лохматого оборванца, едва стоящего на ногах, повели на эшафот первым.

Вопящий без устали безумец, похоже, переживет и Илриана.

«Ну уж нет», – подумал эльф, просунув палец между горлом и полосой ошейника, чтобы ослабить давление на кадык.

Блики тусклого света играли на боках вожделенной миски, и казалось, будто она скалится заключенному, насмехается над его потугами, злорадствует и хохочет. Вдохнув поглубже, Илриан уловил в воздухе запах кислой капусты. Не запах – вонь.

Собираясь с духом, он покрутил ржавый браслет на своем запястье.

Что ж, ему все равно пришлось бы это сделать. Если он хочет выбраться отсюда, проявлять малодушие нельзя. Для побега нужна не только проклятая глиняная черепка, но и возможность свободно передвигаться по камере.

От своей рубахи Илриан оторвал полосу ткани, смял в ком и затолкал в рот. На языке разлился тошнотворный вкус грязной тряпки. Зато он не откусит себе язык и не раскрошит зубы.

Покончив с этими нехитрыми приготовлениями, Илриан размахнулся и что есть мочи ударил ребром скованной руки о стену. Дикая боль заставила его зажмуриться и замычать в кляп. Он не стремился разбить железные кандалы, это было невозможно, – он ломал собственные кости, чтобы искалеченная кисть сжалась и, щедро смазанная кровью, выскользнула из тесного металлического кольца наручи.

Загремели цепи. Раздался омерзительный влажный хруст. Мокрая от слюны тряпка упала на пол, и мычание эльфа смешалось с воплями тюремного безумца, не замолкавшего ни на секунду.

Морщась, Илриан проталкивал сломанную ладонь через браслет. Наконец тот, пустой, с грохотом упал к его ногам.

Смаргивая слезы, Илриан исступленно замотал головой. Его окровавленная кисть мелко подрагивала.

«Я сделал это, Алисия. Я это сделал».

Прошло не меньше получаса, прежде чем к пленнику вернулось ощущение реальности и камера перестала раскачиваться перед глазами. Он кинулся к миске и выплеснул ее отвратительное содержимое на пол, а саму расколол на три кривых черепка. Самый крупный и острый из них Илриан забрал себе, а остальные спрятал среди гнилой соломы, которая служила ему постелью. Из-за того, что приходилось управляться одной рукой, эти манипуляции он проделал медленнее, чем хотел бы. Но успел вовремя.