Кампар соскочил со скамьи и подошел к ней. Тоннер застыл на месте. На его лице замелькали, сменяя друг друга, изумление, стыд, гнев. Дафид, сам охваченный волнением, беспокойством, смятением и благоговейным трепетом, краем сознания отметил, что власть в группе сменилась. Раньше Тоннер был для них верховным жрецом. Теперь фокус внимания сместился, и Тоннер был не в силах это изменить. Дафид отметил про себя эту точку уязвимости, отложил размышления на потом и снова стал рассеянным и испуганным.

– Как это – цензуру? – спросил Кампар, заглядывая через плечо Илси. – Что там цензурировать?

Она указала на экран:

– Уверяют, что идет прямая передача, но это картинки сорокаминутной давности. Смотри.

Она остановила кадр, открыла второе окно и совместила изображения. Дафид со своего места не видел их, но Кампар присвистнул:

– Может, нашим новым друзьям присуща периодичность?

– Или правящий совет хочет держать новости при себе, – сказала Илси.

Кампар издал слабый, тихий звук, похожий на кашель.

– Я удивляюсь, как долго они тянули, не вмешиваясь. Видимо, Джеллит знает, что происходит, но вряд ли ему позволят сообщить нам.

– Можно спросить у Джессин, – сказал Дафид. – Ей он выложит все, если сумеет что-нибудь узнать.

– Попробовать стоит, – согласилась Илси, хотя и без особого энтузиазма. – Пойдемте ко мне. На квартиру. Все. Сейчас же.

– Зачем? – огрызнулся Тоннер. – Какой смысл?

– У меня есть хороший оптический телескоп, – сказала Илси. – Пока что от него мало толку, но после захода солнца можно будет посмотреть. А если вдруг потребуется укрытие, там надежно, почти как под землей. – Илси бросила взгляд на Тоннера, сникла и понизила голос. – Прости. Не могу сосредоточиться. Просто я… Не могла не сказать.

– Ничего, – сказал Тоннер.

– Положение из ряда вон…

– Передо мной можешь не оправдываться. Поступай, как считаешь нужным.

Кампар опустил взгляд и осторожно отступил на шаг, точно по ошибке зашел не в ту комнату. Тоннер замер, слегка поджав губы, опустив жестко вытянутые руки: так ребенок старается показать, что вовсе не обижен. Дафид и прежде видел Тоннера таким, особенно после разочаровывающих опытов, но Илси всегда вытаскивала его.

– И все-таки пойдем со мной, – попросила она. – Поможешь мне с телескопом.

– Возьми Дафида.

Теперь уже напряглась Илси. Дафид не знал, что за безмолвный обмен репликами идет между ними, но не сомневался, что это неприятный разговор. Он бы предпочел не быть замешанным в это.

После недолгой внутренней борьбы Илси закрыла экраны своей системы.

– Хорошо. Мы вернемся.

Она послала Кампару ничего не значащую вежливую улыбку и направилась к двери. Дафид немного помедлил и пошел за ней.

Они молча прошествовали через научный комплекс. Илси ступала широко и уверенно, высоко держа голову. Дафид шел рядом, спрятав руки в карманы, внутри него бурлили невнятные эмоции. Все вокруг дышало тем же напряжением – плодом изумления и страха.

Им понадобилось четверть часа, чтобы добраться до старой экосферы. Грани купола отражали солнце, на протяжении нескольких шагов сверкали и снова гасли, оказываясь темными, ржавыми. Это здание, одно из немногих, не растили, а сооружали, и старело оно как механизм, а не как живое существо. Ступени, спускавшиеся в широкий центральный двор, потускнели по краям и блестели посередине, отполированные многочисленными подошвами. Воздух был прохладным и влажным. Илси замедлила шаг, сменив полувоенную походку на более свободную и менее уверенную. Встав у лифта, что вел на подвальный этаж, она прислонилась к стене.

Подвальный этаж мыслился как строго утилитарный, но во время приспособления под жилье его принарядили. Тянувшиеся вдоль стен трубы выкрасили в яркие цвета – красный, синий, желтый. Рабочие лампочки в гнездах прикрыли вырезанными из бумаги колпачками, смягчив свет так, что он не давал теней.

Попав в комнаты Илси, Дафид поразился скудости обстановки, но потом вспомнил, что она здесь больше не живет.

Наверное, прежде здесь помещался склад или закуток для разводки водопровода. Теперь на его месте была маленькая кухня, выходившая в столовую. Вдоль стен стояли аккуратно поставленные коробки и ящики. Раздвижная дверь, надо полагать, вела в спальню. На стенных полках стояли стеклянные вазы – без цветов. Попахивало пылью. Илси остановилась и огляделась едва ли не с недоумением, словно забыла, зачем пришла. Потом ее взгляд стал сосредоточенным, и она показалась Дафиду врачом на месте катастрофы. Или присутствующим при ее начале.

Он прокашлялся.

– Ты… в порядке?

Илси обернулась так резко, словно успела о нем забыть.

– Я думала, мы хотя бы сохраним группу.

– Да, – отозвался он, но это прозвучало неубедительно.

– Ты знаешь то, о чем мне нужно знать?

– Группу не сохранить.

В ее глазах мелькнула паника.

– Почему? Рикар?..

– Нет. Даянская академия промахнулась. Стреляли наудачу. Мы могли выдержать атаку, потому что выяснили все заранее и знали, от кого она исходит. Идея исходила от Самара Устада, и он почти протолкнул ее. На следующем заседании тем же самым займется дюжина новых группировок, только мы не будем знать о них. У нас есть в лучшем случае год. Не больше.

Илси привалилась к стене и скрестила руки на груди. Он не понял, что значил ее вздох.

– Любопытно.

– Это гонка за статусом. Везде и всюду идет гонка за статусом.

– Почему ты пошел в науку? У тебя не научный склад ума. Тебе бы работать в администрации.

Дафид пожал плечами.

– Отец. Всегда мечтал стать ученым, а места не получил. Я вроде как воплощаю его мечту.

– Его последнее желание?

– Не последнее. Он живет в Астинколе с мачехой. Я должен был на каникулах съездить к ним, да времени не хватило.

– Жаль.

– Съезжу в другой раз, – сказал Дафид. – Если будет другой раз.

– Если будет, – согласилась она. – Хочу извиниться за Тоннера. Попав в трудное положение, он становится мелочным. Не лучшая его черта.

– Патологическое избегание. Понятно.

– Не знаю такого термина.

– Это когда люди действуют, повинуясь инстинкту. Под давлением, не справляясь с обстоятельствами, они подчиняются рефлексам. Тоннер занимает себя мелочами, которые ему под силу. Кампар отшучивается. Джессин уходит в себя. Каждый поступает по-своему.

Ее улыбка. Эти несимметричные ямочки. Дафид вдруг остро осознал, что оказался с этой женщиной наедине.

– А я?

В ее голосе Дафиду послышалось неподдельное любопытство.

– Не знаю. Ты бывала под давлением в неподвластных тебе обстоятельствах?

– А как же, – ответила она. – Вот прямо сейчас.

– Это из-за?..

Он ткнул пальцем в потолок. В небо. Илси перестала улыбаться.

– Да, из-за этого.

– Может, там ничего такого. Мы же не знаем. Может, это окажется удивительным подарком.

– Или нет.

«Послушай, – думал он, – я знаю, это глупо. Я знаю, что это впустую. Но я не первый месяц мечтаю о тебе. Ты на миллион голов выше меня, но если бы ты была не ты, а я – не я? Если бы мы просто встретились в баре и разговорились, я бы не захотел тебя отпускать».

Он попытался придумать менее унизительную для себя речь.

– Слушай, может, сейчас не время и не место, но если дела плохи, было бы глупо ничего не сказать…

Она мотнула головой. Волосы упали ей на ключицу. Взгляд пришпилил его, как булавка – бабочку. Несколько ударов сердца, и уголок ее губ скривился в полуулыбке.

– Ты ничего не говорил.

– Да, понятно. Испортил такое хорошее начало. Забудь. Давай достанем твой телескоп.

Илси плечом оттолкнулась от стены. Дафид не стал отступать назад. Ее губы – имевшие вкус соли и дыма – прижались к его губам. Что-то зарокотало – гром или землетрясение. Мигнул свет.

Вдали завыла сирена.

Часть вторая. Катастрофа

«Мы не разработали логику вселенной, но действуем в соответствии с ней, как и те, кого мы подчинили своей воле. Добро и зло – понятия, используемые низшими созданиями там, где недостает строгого рассуждения. Они не имеют четкого определения и порождают ошибки. Карриксы приобрели все, что приобрели, не нуждаясь в подобных понятиях. Вселенная сообщает каждому существу одну и ту же безжалостную правду. Карриксы выслушивают ее и процветают там, где другие суетятся, высказывая тысячи мнений, а затем гибнут и уходят в забвение.

Истина такова: есть то, что есть. Рак-хунды исполняют нашу волю. Если и существует некое «потому что», то потому, что мы убили или обезвредили все то, что не исполняло ее, оставив лишь то, что исполняло. Гар Эстианский, Кирикишан, Ук, Семь Переменных Лека, Вихревой Призрак. Все это верно и для них. Если здесь встает этический вопрос, это тот же вопрос, которым задается вид, когда его звезда превращается в новую и обращает планету в стекло.

Когда предок вашего рода срезает с дерева ветку и делает из нее орудие – рукоять топора, жердь для палатки, все, что захочет, – вы не судите его с нравственной точки зрения и правильно делаете. Это было бы извращением. Дерево не способно остановить вас и потому становится вашим орудием.

Как вы поступали с веткой, так мы поступили с вами и бесчисленными видами до вас. На вопрос „За что со мной так?“ вселенная никогда не дает ответа».

Из последнего слова Экур-Ткалала, хранителя-библиотекаря людской доли Каррикса

7

Семнадцать кораблей-колоний Каррикса проходили сквозь ужасающе маловероятную пространственную асимметрию, с которой мог справиться лишь холодный алогичный полуразум-штурман. Они держали курс на маяки, установленные пустотными щупальцами в нужных местах. О системе, в которую они собирались вторгнуться, было известно уже довольно много. Их интересовала лишь одна планета, где всего один, самое большее, два вида обладали достаточной абстрактной сложностью и были пригодны для насаждения воли Совран в новых пространствах или для участия в войне. С одной стороны, находка выглядела не особенно интересной. С другой – она сулила одно из самых плодотворных открытий после начала великого противостояния. Ее значение станет ясно позднее, и притом другим существам.

Они вернулись в симметрию перед мембраной гелиосферы, оставив на время полета к солнцу лишь защитный пузырь наведенной гравитации. В плоскости эклиптики виднелось мерцание звезд галактического диска; полуразум колоний впивал свет местной звезды и тысяч других, сравнивал спектры и расположение, подтверждал, что переход вывел их в намеченную точку. Голубовато-зеленое пятнышко, двигавшееся по кривой постоянной орбиты сквозь искаженную пространственно-временную гравитацию, действительно было планетой, которую местные называли Анджиином.

Полуразум не умел радоваться, однако, выполняя задачу, получал холодное удовлетворение. Семнадцать кораблей начали ускоряться, стремясь к солнцу, – их пузырь и разгонял, и скрывал корабли.

Во всяком случае, так они считали.

Они не знали, что на поверхности далекой планеты человек по имени Лларен Морс увидел свою близкую гибель и не понял, в чем дело.

Пробуждались и готовились узлы. Они подрагивали, погруженные в маточную жидкость, и расправляли электромагнитные конечности, их медлительный разум разгорался, ожидая рождения. Рак-хунды пробуждались, чтобы есть, испражняться и требовать одобрения, в соответствии со своей природой. Синены собирали копательные орудия. Карриксы надзирали за подвластными им долями.

На подходе к планете потребовалась небольшая коррекция курса: несколько градусов, не более, согласно отклонениям в асимметрических взаимодействиях. Чего они не предусмотрели – и никто не предусмотрел, – так это сигнала с планеты. Имея широкий диапазон, он охватывал узкую область пространства. Вероятность случайного совпадения была исчезающе низкой, а одна из частот, пробив их защиту, ушла обратно на целевую планету. Семнадцать кораблей приготовились к силовому контакту.