Пабло Тринчия: Фантазии Дарио. Тру-крайм с поразительной развязкой

Посвящается Деборе, Ясмин и Себастиану

Pablo Trincia

VELENO

Copyright © 2019 Giulio Einaudi editore s.p.a., Torino

© Джангольская О., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Финале-Эмилия, 1 апреля 1995 года

В субботний полдень пятеро 13-летних детей отправились на поиски места для рыбалки. За пределами Финале-Эмилия, на левом берегу реки Панаро, как раз там, где она изгибается, устремляясь в сторону Модены, ребята наткнулись на красивые густые заросли.

Троих из ребят звали Андреа, еще одного – Давид, а пятого – Маттео. Недалеко от воды Маттео подобрал гладкий белый череп, сначала приняв его за покрытый грязью камень.

– О черт! – завопил он, роняя череп на землю.

Мальчики были в шоке и восторге одновременно. Аккуратно подцепив палочкой череп за носовое отверстие, они положили его в пластиковый пакет из местного магазина и бросились бежать. Ребята пересекли засаженную деревьями аллею, идущую вдоль кладбища, и направились в ратушу, чтобы отдать находку тем, кто мог провести расследование: им казалось, они набрели на место преступления.

По дороге мальчики наткнулись на двух полицейских на дежурстве и, задыхаясь, поделились новостью:

– Мы были у реки и нашли череп.

– Ну как же! Хватит шутить, – не поверили им офицеры.

Однако стоило полицейским заглянуть в пакет, они тотчас же уведомили коллег из Мирандолы и попросили детей показать место, где был найден череп. Офицер Марко Каталани проследовал за ними к месту находки и тщательно осмотрел окрестности, но не нашел там других улик. Догадок о происшествии и личности покойного не было.

Потрясенные мальчики дали слово не разглашать информацию, после чего их отпустили домой. Полиция приказала провести лабораторные анализы и уведомила о произошедшем Элеонору Де Марко, заместителя окружного прокурора Модены. Она, в свою очередь, позвонила Джованни Бедуски, профессору, судебно-медицинскому эксперту и патологоанатому больницы Модены. Вскоре после этого результаты экспертизы были у него на столе.

Вне всяческих сомнений, череп принадлежал человеку. Однако все пришли к выводу, что найти останки недалеко от церкви или старых массовых захоронений – дело вполне обычное.

В 1991 году, четырьмя годами ранее, пожилой мужчина из Кампаньола-Эмилии сообщил администрации мэра, что нашел останки жертв резни в Кавоне – одной из множества трагедий, произошедших в ходе итальянского сопротивления нацистам. Судебно-медицинский эксперт и его коллеги нередко получали найденные где-либо фрагменты костей вместе с остатками одежды и обуви погибшего.

Однако этот случай отличался от остальных. Почему череп был найден отдельно от тела? Где находились другие кости – бедренные, плечевые и берцовые, – которые, как правило, не отделены от черепа? Бедуски не мог поверить, что других костей не было поблизости. Словно кто-то отрезал человеку голову, выбросил ее в реку, а само тело спрятал где-то в другом месте. Ужасающие варианты произошедшего мелькали в голове у Бедуски, но без улик он ничего не мог сделать, а потому пожал плечами и приступил к отчету.

В отчете он указал, что череп был небольших размеров. Свод черепа разрушился вместе с естественными контурами кости. Не наблюдалось никаких признаков травм или чего-то, что свидетельствовало бы о применении огнестрельного оружия. Нижняя челюсть отсутствовала; она отделилась в процессе разложения. Передние зубы постигла та же участь: отсутствовали два резца и два клыка. Только кончики оставшихся зубов, острые и твердые, а также тщательно исследованные скулы позволили предположить, что череп принадлежал человеку молодому. Вероятно, женского пола. Вероятно, ребенку.

Так как органического материала – тканей или волос – на черепе не было, Бедуски предположил, что дата смерти – пятнадцать или более лет назад. Опираясь на исторические, а не на биологические данные, он предположил, что череп мог принадлежать девочке, которая погибла много лет назад, например во времена Второй мировой войны.

Возможно, именно поэтому, сообщив прокурору о результатах, Бедуски решил не проводить дорогостоящие радиоизотопные исследования и радиоуглеродное датирование, которые были обязательным элементом работы в случае более свежих происшествий или при подозрении на уголовный состав преступления.

Поразмыслив вместе с коллегами, доктор Бедуски попробовал подобрать наиболее достоверное объяснение тому, как же одинокий и беззубый череп оказался на берегу реки. В результате они пришли к выводу, что, вероятно, он принадлежал безалаберному студенту-медику, который решил избавиться от ненужного пособия самым простым способом, вместо того чтобы вернуть его на кладбище.

Бедуски сделал пару фотографий, рассекретил дело и добавил череп в список неопознанных останков, которые прошлое иногда в шутку подбрасывает живущим.

Дело черепа из реки Панаро было открыто и практически сразу же закрыто, а потому Бедуски долгое время не вспоминал об этом случае. Однако 3 года спустя о найденных у кладбища останках вспомнили снова. И на этот раз история принесла целые реки слез, массу страданий и легионы мертвых.

Часть I
Заражение

1

Для меня эта история началась в Монровии, столице Либерии. Я приехал туда в октябре 2014 года, чтобы снять для итальянского телеканала документальный фильм про лихорадку Эбола: эпидемия опустошала и без того малообеспеченный и бедный край Западной Африки. Несмотря на все усилия местных и международных гуманитарных организаций, которые изо всех сил старались остановить распространение болезни, за несколько месяцев вирус унес жизни тысяч людей. Вдоль дорог были развешаны плакаты, призывающие жителей избегать любых физических контактов, а в горячем влажном воздухе витал запах дезинфицирующих средств на основе эвхлорина.

Я следовал за машиной скорой помощи, что петляла между глинобитными и жестяными лачугами беднейших кварталов и останавливалась лишь для того, чтобы быстро забрать тела, – хоронить близких было строго запрещено. Накануне вечером мусульманская семья из прибрежного района позвонила по номеру экстренной помощи, сообщив о смерти одного из членов семьи. Когда я приехал, медики уже принялись за дело. В мешке на траве лежало тело восьмимесячного ребенка, что был мертв уже несколько часов. По белому пластику барабанил дождь. Атмосфера была ужасающей.

Соседи, наблюдавшие за тем, как медики выносят тело из спальни и грузят его в машину, собрались под деревом неподалеку. Врачи были одеты в белые защитные костюмы, маски, защитные очки и желтые перчатки и постоянно поливали себя дезинфицирующим средством. Один из них подошел к дедушке покойного и сказал: «Как только мы закончим, пожалуйста, сожгите матрас, на котором спал мальчик».

Мужчина кивнул.

Маленькое тело унесли под отчаянные крики его матери. Я снял эту сцену, а затем повернулся к Франческе, одной из членов нашей съемочной команды, и с улыбкой подмигнул ей: «Идеально. Прекрасный кадр. Ну что, обедать?»

Тем же вечером, вернувшись в свой номер, я понял, что что-то не так. Вспоминая представшую взору душераздирающую сцену, я ничего не чувствовал – лишь безразличие с налетом цинизма. И так было не впервые. Плачущая мать и мертвый мальчик казались мне нереальными, словно второстепенными персонажами в фильме, где я играл главную роль. Их трагедия ничуть меня не трогала.

После возвращения домой я не переставал об этом думать. Кем же я стал? Мне было всего тридцать семь лет, но каким-то образом я умудрился забыть о том, кем был. Забыл того двадцатилетнего парнишку с горящими глазами, который хотел стать журналистом, потому что его волновали судьбы людей. Мне надо было снова стать им, найти историю, в которую я смог бы погрузиться, которая увлекла бы меня, ту, что снова придала бы моей жизни смысл.

Однажды вечером я сидел со своим другом Лукой, продюсером радиопередач. «Взгляни на это», – сказал он, показав мне статью, которую читал. В ней рассказывалась история Лорены Морселли, воспитателя детского сада из Масса-Финалезе, небольшого городка около Модены. Ее жизнь разрушил затяжной судебный процесс, в котором она обвинялась в проведении сатанинских ритуалов и сексуальном насилии в отношении своих четырех детей, которых она не видела уже много лет, – с самого начала следствия.

Эта история была поистине пугающей. На рассвете 12 ноября 1998 года полиция постучалась к Лорене в двери с постановлением болонского суда по делам несовершеннолетних об изъятии детей. Восьмилетняя племянница Лорены рассказала социальным службам, что та, как и ее муж Дельфино Ковецци, была членом культа. По словам девочки, этот культ водил детей Массы на местные кладбища, где продавал их группе педофилов, позволял насиловать и приносил в жертву Сатане. Невероятная история ужасов для тихого места, в котором, казалось бы, не может случиться ничего подобного.

Из-за рассказанной девочкой истории психологи и социальные работники из Мирандолы, соседнего города, обратились в полицию с просьбой спасти детей Лорены и Дельфино. Веронику (11 лет), Пьетро (9 лет), Федерико (7 лет) и Аврору (3 года) забрали из их постелей, а затем они испарились. На тот момент Лорена была беременна пятым ребенком. Чтобы власти не забрали и его, она сбежала в небольшой городок в Провансе, Франция, где и прошли тайные роды. Когда я с ней связался, Лорена все еще жила там.

Она говорила с сильным басса-моденским акцентом. Когда Лорена увлекалась, в ее речи проскальзывали французские слова: oui, voilà, bon, donc, attendez, alors, d’accord, mais non! История, что она рассказывала, не всегда была последовательной – словно полет бабочки, стремительный и непостоянный. Иногда Лорена перескакивала с описания одной ситуации к той, о которой только что вспомнила, и отвлекалась на детали, которых, впрочем, все равно было недостаточно для составления полной картины. Кроме того, она часто сбивалась с мысли, нервно смеялась и возвращалась к истории со словами: «Donc, о чем это мы?» Рассказывая о своих детях, Лорена часто не заканчивала предложения из-за подавляемых рыданий.

Трое ее старших детей подтвердили свидетельство двоюродной сестры, обвинив Лорену в психологическом и сексуальном насилии, похищениях и визитах на кладбища, где они с мужем заставляли детей наблюдать за разнообразными преступлениями – в том числе убийствами – и принимать в них активное участие.

Дети начали новую жизнь в приемных семьях. Взрослея, они сходились во мнении, что их родители должны отправиться в тюрьму и понести наказание за содеянное. С момента их спасения тем утром 1998 года они не хотели иметь ничего общего ни с матерью, ни с отцом.

Изначально Лорену и Дельфино приговорили к двенадцати годам судебного заключения, но оправдали в 2014 году после длительного процесса апелляций. Впрочем, Дельфино так и не дождался окончания судебного процесса: он умер от сердечного приступа годом ранее.

У Лорены остался лишь ее пятый ребенок – Стефано. Годами она давала интервью всевозможным изданиям, рассказывая, как социальные службы Мирандолы разрушили ее жизнь, заставив бросить работу, церковь и семью, а также сбежать в соседнюю страну словно преступницу. За эти 16 лет она потеряла все, кроме последнего ребенка, – это чудо с темными волосами и голубыми глазами было единственным, благодаря чему она не сошла с ума. Если не считать, как она утверждала, непоколебимой веры в Христа.